А тот длинно и непонятно похмыкал, сплюнул еще раз и двинулся к подкатившему самосвалу Тимки Грача стрельнуть все же сигарету. Закурили они оба. — Плывет наша дорожка,— озабоченно повел длинным носом Тимка.— На сколько же эта прор­ва вниз идет? — А леший ее знает,— откликнулся Антоха.— Го­ворят, до шести метров местами доходит, гвозди ее в бабушку! Дай-ка вторую, про запас. Утопил я свои... Сзади загудел третий самосвал, закричали: — Эй, не задерживайтесь, не курорт! — И де каторга, подождешь! •— рявкнул Антоха. Нетерпеливый шофер, видать, рисковый парень, двинул свою машину в объезд и, может, ухитрился бы объехать, но тут случилось нехорошее. Трактор, шедший навстречу, вдруг, словно испугал­ся, вильнул в сторону и скользнул с бревенчатого на­стила. С отчаянием тракторист рванул рычаги, засу­етился, но было поздно: цепляясь гусеницами за ош­куренные траками бревна, тяжелая машина сползала носом в топь. — Назад, наза-ад! — заорали все, но тракторист с перекошенным лицом уже выбирался из кабины. Тяжко всхлюпывала под оседающими в трясину траками вода... Весь в грязи, тяжело дыша, прибежал прораб уча­стка, энергичный и видный, только коротконогий, Ша­кир Бурзалов, распорядился:.. — Тросы сюда, быстро! Распоряжение было ненужным, запоздалым: тро­сы и без того тащили уже отовсюду, благо этого добра у шоферни было припасено по здешним местам всег­да с запасом. — Не поможет,— сказал Антоха.— Хоть парово­зом тащи — не выволочешь. Уткнется в стлань — и все. — А если разобрать ее? — Какой-то край-то все равно останется. Тракторист-неудачник, сидя на крыше кабины, чуть не рыдая, вопрошал громко и безнадежно; — Что же делать-то, ребята? Что делать те­перь?! — Приподнять его как-то надо,— задумчиво мол­вил Бурзалов. Тут Лешку осенило. Он тронул прораба за плечо: — Товарищ Бурзалов, вон пустой булит.— Лешка указал на цистерну из-под горючего, возвышавшуюся у края лежневки метрах в пятидесяти от них.— Если его как поплавок?.. — Булит?—Прораб начал часто моргать: сооб­ражал.— Хорошая у тебя голова! Превосходный попла­вок.— Это, надо надеяться, относилось уже не к голо­ве.— Блоки... вытаскиваем вверх. Толковая идея. Бурзалов тут же начал действовать. Через каких-то десять минут перехваченный им болотный трактор «Беларусь» тянул булит к месту аварии. Под упав­шую машину заводили тросы. Самосвалы прораб разо­гнал: тяга понадобится не сразу. И все уже стало спо­койно, несуетливо, когда подъехал на амфибии Маныгин. Он привык к тому, что машины чуть не каждый день топли, и потому не удивился, не рассерчал, толь­ко спросил у Бурзалова: — Справишься? — А чего не справиться? — Сам придумал? — Маныгин кивнул на булит. — Один парень тут подсказал, видать, башкови­тый. Вот этот,— ткнул он в Лешку. — Ну ладно, справляйтесь.— Маныгин пошел к своей амфибии и, дойдя до нее, крикнул: — Новожи­лов, давай со мной! Лешка опешил: откуда начальник управления зна­ет его фамилию и зачем это он, Лешка, ему понадо­бился? «Не в прорабы же назначать. Вот был бы смех. Вместо Бурзалова. Покурил бы у меня тогда товарищ Пьянков!» Машину Маныгин вел сам. Склонив лобастую го­лову, он внимательно смотрел вперед, ловко покручи­вая руль. Лешка начальника стеснялся, сидел, боясь пошевелиться. — Вот видишь, и шофера из меня сделали,— ус­мехнулся Маныгин и объяснил про своего водителя: — Забрали у меня тезку, у Ситникова в мастерской ав­рал, а Толя, видишь ли, отличный слесарь. Так и пля­шем: шофер за слесаря, начальник управления за шофера. Ну, это еще не страшно. Страшно, что я ведь и снабженец, и архитектор, и психолог, и социолог, и толкач, и черт те знает кто еще! «Чего это он мне исповедуется?» — подумал Леш­ка, не зная, как реагировать на тираду начальства. — У тебя десятилетка? — неожиданно повернулся к нему Маныгин. — Десятилетка. — А на машинке где научился печатать? — Кто это вам сказал? — Неважно кто. Новиков сказал. Хорошо печата­ешь? — Да не... так, самоуком. — Ну, посмотрим.— Маныгин затормозил у жи­лых вагончиков.— Переоденешься и приходи в палат­ку управления. Лешка, ничего не сказав, вышел из машины. «Вот оно что. Славка наболтал. Видно, что-то перепечатать надо. Ну что ж, это можно». Он решил заглянуть к Новикову в радиорубку. Так именовалось отделение вагончика, где размещалась рация. Специальная табличка извещала, что «посто­ронним вход воспрещен». Но никто на табличку вни­мания не обращал. В рубке было довольно просторно, тут стояли раскладушка, два стола и стулья. Слава сидел за рабочим столом и паял. Вид у него был занятой и важный. С таким видом он держался уже несколько дней: вот-вот должен был прилететь второй радист,, и было неясно, кого из двух назначат старшим. Слава метил в старшие и потому был осо­бенно старателен, расшибался, чтобы поскорее радио­фицировать поселочек строителей, и как можно чаще лез начальству на глаза. — Ты зачем трепанул Маныгину, что я печатаю на машинке? — не очень почтительно поинтересовал­ся Лешка, подсев к столу. — Что значит «трепанул»? Он спрашивал, кто уме­ет печатать, я и сказал. Ты же сам мне говорил. — Зачем ему надо? — Откуда я знаю! Любовные письма стучать... Он, когда я тебя назвал, спрашивает: «Это тот самый Но­вожилов, что тогда в полынью нырнул?» Тот самый, говорю. Понял? Лешка хмыкнул. Слава покосился на него и ска­зал: — Ну ладно, брат, давай топай, мне некогда, ра­боты по горло. — Ну и работай,— пожал плечами Лешка и нароч­но посидел еще, хотя делать ему тут было уже нечего. То, что Маныгин, оказывается, знал о его «подви­ге», Лешке было неприятно. В своих собственных гла­зах он выглядел тогда выскочкой, несерьезным, не­умелым человеком, и ему не хотелось, чтобы так ду­мал о нем и Анатолий Васильевич. — Ладно, не рыдай, пока,— сказал Лешка и по­шел. «Не рыдай» — это у них стало вроде поговорки. А все Дим Димыч — он учудил. Однажды, день на второй или третий после памятного первого собрания, прилетел в управление жданный представитель райко­ма комсомола. Он. со всеми здоровался за руку и всех угощал «Беломором». Но ударная стройка ему, видать, не очень понравилась, разочаровала его. Может, пока­залось; мало сделано, может, слишком хлипкими вы­глядели сарайчики-времянки, малолюдным — строи­тельство кафе, непохожей на дорогу — трасса жизни. В палатке управления, сев за стол начальника, представитель заметил рядом с сейфом какие-то ящи­ки. Заглянул в них — водка. — Как понимать? — Он даже растерялся. — НЗ управления,— пояснил Карданов.— Выдает­ся в особых случаях по моему разрешению. — Да? — Парень не знал, как реагировать.— Ну и .часто эти случаи... случаются? — Пока еще не было. Однако и это представителя, видимо, взвинтило. Когда он разговаривал с активом (так Карданов назвал подвернувшихся под руку ребят), то довольно резко высказал мысль, что плохо поставлена на строй­ке наглядная агитация. — Понаписано тут у вас много чего, а вот ни од­ного серьезного призыва, все шуточки. — Зато настроение поднимают,— сказал Дим Димыч. — Какое уж тут настроение! — И без того розо­вые, щеки представителя запунцовели.— На мастер­ских что-то про бога понаписано, на палатке, где раз­местилось руководство, вообще хулиганская надпись. Рыдать хочется — вот какое настроение! Никто не обратил внимания на то, что Дим Димыч куда-то исчез. А когда через часик повели предста­вителя отведать таежных харчей, на вагончике-столо­вой красовалось кумачовое полотнище: К чертям рыдальные настрои: Поселок все равно построим! — Вот, учли вашу критику, призыв написали,— не пряча нахально-радостной усмешки, сообщил Дим Димыч. Представитель с гневной растерянностью оглянулся на комиссара — тот улыбался спокойно и благожела­тельно. С тех пор и пошло: «Не рыдай...» ...Когда Лешка зашел в палатку начальства, Маныгина — редкость — застал с одним лишь Кардановым. Что сидели там еще бухгалтер Родион Гаврилович и главинж Гулявый — не в счет: те заняты были своими делами.