Появлявшиеся было мысли уже начали путаться. Полигон. Часть. Страшная тварь. Андрей. Опыты? Изучение? Полковник не знал, что и думать. Не знал, надо ли говорить об этом Сергею. Что его товарищ знает о новой должности сына? Что сам сын ему сказал? Насколько оба честны друг перед другом? И знал ли сам Андрей доподлинно, над чем и где он будет работать? И если знал, почему согласился, почему не отказался? Ох, как всё страшно, непросто и страшно непросто… - Ковалев, ты совсем… того! – Михайлов не покрутил у виска пальцем, но выражение его лица говорило, что он это уже делал в своих мыслях. - Так Валентин Георгич!.. – просительно и возмущенно начал Ковалев, наклоняясь над столом и даже привстав со стула, но Михайлов остановил его рукой, указав обратно на место: - Я. Ничего. Не хочу. Слышать. Ты не можешь ничего предъявить! У тебя нет доказательств. Нет фото, видео! Лишь твое зрительное свидетельство. А его медицинская экспертиза может исковеркать как вздумается, вплоть до того, что у тебя найдут шизофрению и глюки! – жестко сказал Михайлов, постучав пальцем о столешницу. - Какая еще экспертиза? – искренне удивился Ковалев. - А ты не понимаешь? Если мы раструбим о том, что ты видел, непременно начнется следствие о законности и незаконности того, что происходит – и происходит ли вообще – на территории части. Нет, это страшные и большие риски! Арсений, это – не наше дело. Над полигоном другая голова, мы же исполняем свое, так что не ввязывайся. Если дадут указку проверить часть, приедем, и только тогда, но сами инициировать ничего не будем! Я был бы готов поверить, но… - Но ты не веришь, – сухо произнес Ковалев. - Я просто не хочу, потому что это… представляешь, что будет, что начнется? До Москвы дойдет. А если этим всем и сама Москва занимается, то понимаешь, что нас всех прикроют, всех повыгоняют с мест, мы лишимся должностей! - Конечно, поэтому лучше сидеть и заботиться о собственной заднице и не думать, что когда-нибудь это чудовище вырвется за пределы территории и нападет на мирных граждан или искромсает тех, на полигоне... - Так, что-то ты много себе позволяешь, Ковалев! – прогремел Михайлов, резко поднимаясь. – Я приказываю: закрыть тему и не поднимать ее, ни с кем, не общаться, не сметь думать! Ты понял меня? Иди. - Ухожу, – буркнул Ковалев и, не поднимая глаз, вышел из кабинета. Не заручиться поддержкой друга и начальства и действовать одному – непросто и сложно, рискованно. Но и рискованно приплетать сюда генералов, а так, если «частное следствие» провалится, можно беззастенчиво заверять, что действовал ты без санкции руководства, потому что оно вообще ничего не знало и понятия не имело. Тебя за это, конечно, уволить могут, но хотя бы тебя одного, а не сослуживцев и вышестоящих. Но им в некоторой степени тоже несдобровать, а это будет мелочь по сравнению с тем, что ждет тебя. Так рассуждал Ковалев, на следующий день решившись всеми силами, способами и средствами раздобыть информацию об увиденном на территории полигона чудище. Связываться с Сергеем и говорить о том, где он видел его сына, полковник не стал: решил, не стоит. Встречаться с Андреем пока рано: полковник сам сейчас не знает, как и о чем вести разговор, верно выстроить его. Сперва нужно овладеть хотя бы первичными, пусть малыми, данными, чтобы понять, верны твои мысли или совершенно нет. А способов их сбора было несколько и все из разных источников, что хорошо: военные архивы и активная база данных ведомства; интернет-статьи и репортажи официальных информационных изданий о странном существе, что, может быть, видели за пределами леса вдоль Костромского шоссе; наблюдения возможных очевидцев – обычных граждан, которыми они поделились на просторах сети; в конце концов, стоило бы попробовать личные встречи с жителями села: вдруг кто-то из выборочного опроса и наблюдал присутствие страшилища близ домов (что исключать полковник всё равно не хотел). Ведь вдруг это чудовище, откуда оно ни появилось, изначально разгуливало у дорог и городов, причиняя всеразличный вред, уже позже его отследили, схватили и до сих пор удерживают на полигоне, не зная, что с ним делать, кроме как подвергать опытам и исследованиям? Действовать приходилось в одиночку и так, чтобы не попасться под подозрение начальства. Поэтому Ковалев уже на следующий день будто бы забыл о разговоре с Михайловым и что в комендатуре, что в военном училище, что в кругу семьи вел себя как всегда, никому не давая повода заподозрить себя в том, что в его голове происходит построение плана о раскрытии правды полигона, где один из пунктов был чуть ли не проникновение на его территорию. Один раз он всё же прокололся и страшился, что Михайлов узнает о его попытке попасть в часть, после чего предпримет в его, Ковалева, отношении невесть что: смелая и почти отчаянная попытка сорвалась, едва начавшись – пытаясь получить специальный пропуск на территорию части, полковник был развернут с мотивировкой отсутствия метки руководства иуказания весомых, документально подтвержденных причин посещения. Об этом никто никуда не доложил, как позже стало понятно, поскольку дни шли, а Ковалев еще сидел на своей должности и к нему не подходили с приглашением секретно и серьезно пошептаться насчет того, что «мы кое-что о тебе узнали». «Старый дуралей, ну вот что тебе неймется!», – думал про себя полковник. Ведь столько лет тихо и мирно прожил-прослужил, отношения с начальниками и коллегами складывались прекрасно, друзья хорошие, семья чудесная, хобби и увлечения занимают свободные минуты – а вот раз и на тебе: видишь инопланетянина какого-то и пытаешься выяснить, откуда он на Земле и что с ним делают на полигоне недалеко от Ярославля! Все мысли заняты этим существом, хочется понять, что оно такое есть, аж до дрожи, до лихорадки! Последние дни превратились в опасную игру с самим собой и окружающими: действовать, искать и работать так, чтобы самому не сойти с ума и чтобы никто ни о чем не догадался. Роковой для полковника день настал в начале апреля. Он осознал, что никогда не сможет смириться с не отпускающим его, гипнотическим образом устрашающей твари до тех пор, пока не будет твердо знать, что это и откуда взялось. Он твердо решил, что настало время идти на жертвы: прямой путь узнать о существе больше, но при этом лишиться звания и стать преступником, – это самому несанкционированно оказаться в части для обнаружения доказательств присутствия существа. В тот вечер темнота подкралась быстро, почти незаметно. Полковник пережидал время недалеко от того места, где днями ранее из-за деревьев наблюдал зверя. Супруге он сказал, что его ждет срочная и незамедлительная встреча в Костроме, поэтому надо отправиться прямо сейчас, да, ну и что, что в вечер, такая служба. Под ногами – глубокие грязные проталины, легкие ледяные корки на травинках, а над головой – будто скрестившиеся в поддержке, как руки борцов за правду, лапники и сучья. На полигоне тишина. Никакого движения. Ни звука. Освещение отсутствует. Подождав до полуночи, полковник выступил между деревьями, рискнув ненамного приблизиться к ограждениям. Территория полигона огромна, обойти ее потребуется время, но Ковалев надеялся заприметить удобное место с широким обзором на бункеры, чтобы примечать подозрительное и планировать, каким именно образом быстрее оказаться за забором: подкоп? высокое дерево рядом? Минуты мучительно тянулись. Слух напряжен и реагирует даже на упавший с малой высоты стаявший, размягченный снежок с низкорослого куста. От страха знобит. Нужно держать себя в руках. Полковник в очередной раз приложил руку к карману верхней одежды, нащупывая в ней цифровую камеру. Тишина резала уши сильнее артобстрела. Не может же так случиться, что сегодня, когда он, Ковалев, пришел на разведку, объявили «ночь тишины»: чудовище не расхаживало бы по территории, а солдаты не применяли бы в отношении него силу. Веря, что его органы чувств максимально остро воспринимают звуки и запахи вокруг и он не сможет не заметить даже самую малость, полковник тем не менее не видел того, что творится над его головой. Над входом в один бункер внезапно зажглась лампа, ворота распахнулись, и из строения быстро и молчаливо выбежали несколько вооруженных солдат. Всё-таки что-то стряслось! Наверное, тварь опять разгуливает по территории. (Интересно, как за ней следят, как вообще выпускают такую страхолюдину, не боясь, что она рано или поздно может удрать и нападать на людей?) Полковник присел за деревом, наблюдая за рассредотачивающимися по приказу военными. Никто из них не суетился. Солдаты и сержанты разбежались по территории за считанные секунды. В сторону Ковалева тоже направились быстрые шаги, фонарный луч разрезал темноту перед идущим к сетчатому ограждению, еще не появившимся солдатом. Полковник, чтобы не попасть в фонарный луч, спешно отбежал на несколько метров, пристроившись у широкой и высокоствольной сосны. Он прижался к стволу. Сверху на плечо упали несколько веток. Ковалев резко вскинул голову. Последние полчаса он обращал внимание на любую птицу, любой шорох ветвей от даже слабого дуновения ветра. Обратился и теперь. В ту же секунду полковник задохнулся. В ствол дерева несколькими метрами выше вцепилось огромное уродливое существо. Толстая, не покрытая шерстью темная кожа зверя будто поглощала свет, и существо было сложно заметить. На узкой морде скалились грязные, будто акульи, зубы. Неправильной формы череп насажен на мощную шею. Существо пожирало убийственным взглядом, вытянув опущенную голову. Крошечные зрачки – кроваво-красные точки-бусинки упирались в насмерть перепуганного полковника. Здоровое до поры сердце, совсем недавно начавшее сильно сдавать, не вынесло удара адреналина. Короткий, но сильнейший приступ. Последнее сокращение. Разрыв. С маской панического страха и вселенского ужаса, не успев схватиться за остановившееся сердце, Ковалев рухнул на землю. Последнее, что он запомнил в этой жизни – как в него впиваются два налитых кровью зрачка пары больших белесых глаз. День 4 О полигоне стало известно достаточно, чтобы решить для себя не просто то, веришь ты или нет во всю чушь про пришельца, а сто́ит ли продолжать свое частное расследование и выйти на действительность, зная об уже услышанном от Яркова. Страшно, опасно и страшно опасно. Но он ведь, Сезонов, уже дал зарок самому себе, поручился своим офицерским погоном перед колумнистом, что не отступит ни перед чем и добудет правду. Как, как так случилось, что скоропостижная смерть одного обычного военнослужащего вскрыла охраняемую тайну ярославской части? Почему такое стало возможным – существование инопланетянина и обитание его в нашей стране? Из разряда несбыточной фантастики! Разве что на страницах книг и на киноэкране, но ведь не в реальной жизни! Верится с трудом. Даже почти не верится. Может, попытаться прокрасться к полигону и посмотреть на чудовище? Самому лично убедиться, что оно живое и существует? Да что за идея! Сумасшествие! Непросто, ой не просто уйти от мыслей, завладевших разумом. Полигон, чудовищный зверь, Ковалев – и так снова и снова по кругу. Сил нет думать об этой невероятной, неправдоподобной (но кажется, действительной, существующей) цепочке... Что если попробовать начать поиск того офицера, с кем хотел увидеться Ковалев? Добиться встречи и – прижать? Пусть выложит всё, что ему известно, свидетелем и участником чего он был на полигоне. А после сообщить куда следует. А вот куда это – «куда следует»? Кому Ковалев – если он реально видел эту внеземную тварь еще до того, как скончался – успел рассказать о страшилище? Кому из комендатуры, из училища? Да и успел ли вообще? (И закономерный вопрос: врали ли тогда в лицо ему, Сезонову, все те, с кем он встретился и общался об Арсении?) Да и видел ли Ковалев зверя более одного раза, сумел ли узнать о нем что-то до случившейся трагедии? Может быть, если предположить, что он успел встретиться с этим своим знакомым, который заступил на службу в области, и хоть что-то сумел выбить из того. Конечно, если тот ответил. Что, собственно, вряд ли. Даже скорее нет. Вот, всё опять сводится к этому человеку. Пора приняться за его поиски и надеяться, что они будут успешными. Как там говорил Звягинец? Ковалев упоминал о приехавшем недавно сыне своего друга. Сказал он это после новогодних праздников, решил поделиться радостной для него новостью и разделить ее. Значит, новость была свежая, не старше самого́ наступившего года. Значит, надо искать среди военных, заступивших на службу на территории области с конца декабря в связи с переводом, переездом, да хоть с чем. Хоть бы их было мало, а лучше – всего один, тот самый, нужный, который им и окажется – «сыном хорошего знакомого». У Ковалева и Сезонова совсем немного общих друзей и приятелей, да только вот подполковник не помнит, у кого кто из детей также пошел в военные, а кто связал жизнь с другой профессией. Пока Сезонов думал, как сократить выборку среди семей военнослужащих для поиска нужного человека, его запрос, который он направил в военные части гарнизона о предоставлении информации об офицерах, с начала года поступивших на службу в регионе, уже обработался, и теперь на руках подполковника на официальном бланке с подписью территориального замначальника оказался список из тринадцати фамилий. Но лишь одна вошла в период новогодних праздников. Капитан Андрей Сергеевич Багров. Сергей Багров, друг Арсения с юности. Его Сезонов знал и помнил. Не то чтобы оба офицера приятельствовали, просто хорошо общались при встречах. Про сына Сезонов ничего сказать не мог: ни разу того не видел, но, кажется, да, слышал, что тот тоже пошел по стопам отца, стал служить. Что ж, удачное начало! Теперь надо добыть контакты Багрова-младшего и пригласить того на встречу. Подполковник шестым чувством был уверен, что выбрал верное направление, что Багров – тот, кто ему нужен. Чтобы заполучить телефонный номер капитана, вновь пришлось сослаться на несуществующее важное и неотложное. Получивший заветный номер Сезонов, остановившись на театральной площади у ТЮЗа, набрал контакт и нажал кнопку вызова. Долгие гудки, не отвечают. Подполковник сбросил вызов и написал сообщение с просьбой перезвонить по надуманному поводу. Хотелось бы верить, что Багров не проигнорирует звонок и сообщение и ответит. Сезонову это так важно. Он разучился делать перерывы и забыл о покое, будто окунулся в кипучую работу у себя в Москве: уже почти неделю, когда услышал по телефону срывающийся тихий голос Дарьи Ковалевой, его преследовала до сих пор не проходящая горечь утраты хорошего друга, а выясняемые в последние дни неожиданные обстоятельства и чудовищные открытия подстегивали всё его существо на поиск истины. Никто и ничто не может быть оправдано. Гибель человека, военного офицера – это совсем не шутки. Смерть Арсения – такая внезапная – событие крайне удручающее, если к тому же подумать о том, при каких обстоятельствах его не стало. Но вслед за этой скоропостижной смертью могут последовать и иные такие же! Некие любопытные, любым образом узнавшие о чудовище, решат взглянуть на него одним глазком, но всё может обернуться для них совершенно не в лучшую сторону. Неведомый зверь на ярославском полигоне, близ Туношны – кто и что о нем знает, как долго скрывает, кто ответственен за его содержание на закрытой охраняемой территории? Что с ним делают – проводят какие-то опыты? Кто в ответе за всё это? А главное – кто ответит за гибель Ковалева? Кого судить? Что разыскала военно-следственная группа? Или она вся подкупная: ей велели не говорить о реально обнаруженных следах присутствия существа, его нахождения на полигоне? Что пойдет в материалы дела? А сколько всего туда не попадет, не будет зафиксировано… Если попробовать наведаться в следственное управление, укажут ли ему, Сезонову, на дверь? Пока лучше не сто́ит. Сейчас задача немного иная. В кармане завибрировал мобильный, оповещая короткой трелью о пришедшем сообщении. «Освобожусь после семи. Могли бы увидеться в восемь» – пришел ответ от Багрова. Удача! Сезонов набирал новое сообщение, договариваясь о месте встречи. Багров оказался высоким и крепким, будто боец спецназа. Молодая темно-русая щетина, светлые короткие волосы и выразительный, сосредоточенный взгляд, которому, однако, оказалось не чуждо выражение мягкости. В целом – русский парень с внешностью героя приключенческого киноромана. Очень напоминает обидчика колумниста Яркова по его же описанию. Потому что это он и был. Тот самый офицер, который избил журналиста неделями ранее, приехав в редколлегию народной туношенской газеты. Сезонов сумел не выдать эмоций, поразивших его при первом взгляде на Багрова, когда узнал его. Едва войдя в кафе, капитан быстро обвел глазами гостевой зал и спустя секунду увидел подполковника, занявшего стол на две персоны между стеной и барной стойкой, уверенным и широким шагом направился к нему. Интересное дело получается, подумал Сезонов. Совершенно случайное – или нет – совпадение, что Багров – тот, кто имеет отношение к полигону и кто угрожал журналисту. А по словам последнего он, капитан, пришел тогда в редакцию в составе людей якобы из следственного. Что-то не сходится. Либо Ярков что-то напутал, не разобравшись в военных структурах, либо Багров не тот, за кого себя выдает. Сезонов поднялся из-за стола навстречу подошедшему. - Здравия желаю, товарищ подполковник. - Добрый вечер. Можно просто Валерий. - Тогда тоже можете просто – Андрей. Обменявшись рукопожатием, офицеры сели. Сезонов был в замшевом пальто и светлых брюках: свою военную униформу он оставил в Москве, гуляя по Ярославлю в гражданском и имея при себе для подтверждения принадлежности к вооруженным силам служебное удостоверение. Багров пришел на встречу в демисезонном оливковом костюме. Снятую на входе в кафе кепку-фуражку он положил на край стола рядом с собой. За считанные дни, что Сезонов провел в городе, погода стремительно преображалась: снега, можно сказать, уже не стало; солнце растапливало последние льдинки и сушило проталины; горожане переобулись в весенние полуботинки и туфли, а многие уже сменили пальто на куртки – погода была по-настоящему весенняя. - Я вас надолго не задержу, мне самому надо спешить, – сказал подполковник, глядя Багрову в глаза и читая его эмоции. Капитан не был расслаблен, но не напряжен, скорее собран, заинтересован – и готовый уйти от провокационных вопросов, перенаправив беседу в иное русло. С таким играть в игры следует осторожно, чтобы не обмануться самому. К ним подошел молодой официант с гнусавым голосом. Оба офицера заказали по бокалу пива и гренки. - Итак. Чем мог бы помочь вам, подполковнику московского управления, я, обычный областной капитан? – Багров развел ладони на столе и распрямил спину, удобнее сев на стуле. - У нас с вами был один общий знакомый. Мы оба его знали, но друг о друге через него нам не известно. Полковник Арсений Ковалев. Который – вы знаете? – на прошлой неделе скончался. - Да. – Багров на несколько мгновений опустил взгляд в стол и покивал. При этом в его глазах пронеслась какая-то тень, будто внутри кольнуло нечто вроде волнения, которое он хотел скрыть. – Это был удар и для моего отца, они крепко дружили все почти сорок лет. Я сам неоднократно встречался с Арсением Павловичем. Мы хорошо ладили. А где вы с ним познакомились? - Кажется, что целую вечность назад: ощущение, что я знаю его очень давно. В начале нулевых пересеклись на учениях, как-то сразу задружились… Я был на его похоронах. - Отец не смог приехать и сокрушался, – произнес Багров, взглянув на улицу в окно. – Он сейчас в командировке на Дальнем Востоке. - Понимаю. Так вот. – Сезонов, начиная следовать прописанному в своей голове речевому сценарию, приготовился ловить в каждом движении, взгляде и подергивании лицевых мышц капитана то, что может его выдать. – Я слышал, что Арсений в начале года, кажется, хотел увидеться с мужчиной – офицером, который, как он узнал, приехал на службу в Ярославль. - Да, это был я, если всё верно и мы оба не ошибаемся. Жаль, что так и не увиделись. Он меня не нашел. И я его. Мне потом, позже передали, что он искал меня, хотел внезапно появиться, удивить, так сказать. Последние фразы Багров произнес как-то сбивчиво, будто потерял уверенность. Изменение можно было не заметить и посчитать за вполне естественное, но Сезонов взял это на заметку. - Да. Печально. - Ну, что теперь делать… Как его семья?