Он думал, что София заговорит раньше, но она молчала почти сорок минут в дороге. Сегодня она надела яркую красную куртку, и длинные чёрные волосы с алыми прядями эффектно рассыпались поверх откинутого капюшона. – Почему вы упомянули золото? Как поняли, что он без копейки? – всё-таки не выдержала она паузы, и чуть повернулась к нему. – Я говорил вам тогда, что часто вижу прошлое людей, – вздохнул Тимофей. – Молодой человек живёт не по средствам, несколько раз брал взаймы у вас небольшие суммы, вернул лишь три тысячи. Его до сих пор содержат родители. Он помедлил. Женщина имеет право на иллюзии, но это не тот случай, когда стоило бы промолчать: – И ещё три девушки, которых так же подкупили внешность и постельные таланты… – Три девушки!? – у Софии приподнявшиеся брови наморщили лоб. – Сочувствую! – без тени жалости кивнул он. Когда притормаживал на светофоре или в пробке на перекрёстке, поглядывал на свою спутницу. Девушка, сжав губы, несколько раз доставала и убирала обратно в сумку смартфон, начинала набирать сообщение и бросала. Они через час свернули с трассы к маленькому посёлку. Долго пробирались по расчищенным от снега улочкам частного сектора. Припарковались в сугробе у кирпичного здания. В нём с одной стороны размещалась почта, а с другой – опорный пункт полиции. Полянский не очень хотел выбираться из тёплого автомобиля, сначала позвонил участковому. – Константин Фёдорович! Вы на месте? Да, подъехал. Да, рядом с участком. Ага. Выходите! Не стал глушить мотор, чтобы машина не остывала. Дождался, пока подошёл невысокий полицейский в форменной тёплой куртке. Вышел и крепко пожал протянутую руку. – Здравствуйте, Тимофей Дмитриевич! Спасибо, что откликнулись. С чего начнёте? – Переговорим с матерью пропавшей девушки, может быть? – Сомнительно. Сто лет её трезвой не видал. – Кто ж заявил в полицию? – Бабушка. Светка у неё под опекой чуть ли не с годика. А мать прав лишили за пьянку. Они сели в машину, участковый снял фуражку и, чуть смутившись, кивнул Софии: – Здравствуйте. Панов. – Доктор Данкевич психолог. Всегда нужен взгляд специалиста со стороны, верно? Покажите, куда ехать? – невозмутимо стал выруливать из сугроба Тимофей. По узкой тропинке они прошли к старому, но крепкому домику в облупившейся зелёной краске. У крыльца с широкой лопатой возилась худая старая женщина в пальто и цветастом платке. – Здрасьте, Ксения Петровна! Вот, это из Москвы, по вашему делу, – окликнул полицейский, потом обернулся к Полянскому. – Вы проходите, пообщайтесь. А я подружку Светки какую-нибудь пригоню для собеседования. Участковый ушёл, неловко оскальзываясь на кривой тропинке в сугробе. Тимофей поздоровался с хозяйкой. Видел нелёгкую судьбу старухи, и тяжкий крест в виде пьющей дочери, и вечную головную боль – внучку, вошедшую в сочный девичий возраст. Ни сна, ни отдыха Ксения не видала, один тупой беспросветный труд и борьба за выживание. Невнятный брак с бьющим и гулящим, но работящим. Муж угорел в бане почти пятнадцать лет назад, тогда Ксении Петровне чуть легче стало, как раз в это время внучку чуть в приют не забрали. Оформила опеку, думала, радость и помощь будут на старости лет. Да наследственность своё взяла. Девчонка следом за матерью к лёгкой и весёлой жизни потянулась. Сейчас, когда Светка пропала, бабка переживала, тревожилась, но больше по привычке. Ей хотелось покоя и свободы от них всех. Так устала от жизни, пригибающей к земле. – Чаю предлагать не буду, нечего на стол поставить. Не ждала гостей сегодня, – проворчала Ксения Петровна. Они прошли внутрь, где была затоплена печь с раннего утра. София расстегнула и сняла пуховик. Занавески, половичок. Полянский, с любопытством оглядываясь, не удивился бы и вязаной салфетке, накрывающей телевизор, но никакой техники в доме не было. Неделю назад бабка с внучкой снова поссорились, старый телик был разбит летающей тарелкой с голубым ободком. – Знаю, не вернётся Светлана моя, – вдруг глухо проговорила Ксения Петровна. Она села на табурет у окна, сложила на коленях руки в старческой пятнистой коже и узлах вен. – Почему? – тихо спросил Полянский. – Да третья она уже, я ж слышала, ещё детей ищут. Знаю, это Дядченко в лесу ходит. Урод, душегуб. Ох, грехи наши тяжкие! Как схоронили его, так и начали дети пропадать! Ох, давление подскочило! Сынок, ты уколы делать умеешь? – старуха заохала и подняла на Полянского выцветшие глаза. Тимофей молча кивнул и помог ей подняться с места, чтоб проводить в соседнюю комнату, оглянулся на Софию: – Осмотрите, пожалуйста, спальню девочки, это там. Панов вернётся, переговорите. 4. Комнатка была отгорожена от кухни дощатой стенкой, оклеенной обоями. Узкая кушетка в углу, на покрывале сверху валяются три плюшевых медведя и розовый кот. На гвоздях вешалки с одеждой. Яркие кофточки на контрасте с заштопанным ватником. Маленький стол пошатнулся, когда София коснулась его. Поцарапанный ноутбук в наклейках, монитор в уголке треснул. На полках несколько романов в мягких обложках, всё о неземной любви в счастливом браке, и журналы с инструкциями, как стать «той самой-самой!?». София перелистнула несколько блокнотов, в надежде обнаружить дневник, но нашла только обрывочные записи «в потоке». Девочка мечтала о жизни, которую заманчиво рисовала реклама в интернете: «будь вот такой и такой, тогда будет у тебя всё-всё! Веди себя так, одевайся вот этак, и тогда тебя будут любить!». Над столом стена исчёркана ручкой, часть записей затем вымарана маркером. Суицидальные стишки из упаднических пабликов. Суть одна – мать ненавижу, жизнь – боль, меня никто не любит. «Бедное дитё, ей ведь даже семнадцати ещё нет!», – с грустью думала София. В сенях раздался шум. С участковым в комнату вошли девушка в сиреневом пуховике, и молодой человек в кожаной скрипящей куртке. – Вот, доктор, пожалуйста. Ребята дружили с пропавшей девчонкой, может, помогут. Я пока во дворе покурю, – неловко пояснил Панов. – Спасибо, Константин Фёдорович, – кивнула она, про себя порадовалась, что запомнила имя полицейского. – Меня зовут София Николаевна. Я хотела расспросить вас о вашей подруге, вы же знаете, что она пропала? Девушка с золотистыми волосами назвалась Таней. Сказала, что подружку встретила неделю назад в магазине, потом посидели дома, а после только обменялись сообщениями. И больше подруги не виделись. – Она не упоминала кого-то, с кем хочет сбежать, например? – спросила София. – Нет, я не знаю. Да куда б она отсюда делась? – Света жаловалась на бабушку? Маму? – Да, ей денег надо было, а не давали. Как бабка пенсию или опекунские получит, Светка к ней. Потом поссорятся, к матери уходит, шалман там, компании собирались. С мамкой они подрались месяц назад. Та к ней хахаля приревновала. Больше не знаю ничего. «Бедное дитё, ни учёбы, ни работы, ни семьи. Самооценка на нуле. С кем угодно могла искать любовь и тепло, раз дома не доставалось». – А как насчёт тебя? София перевела взгляд на парня. Ему лет двадцать максимум. Смотрел свысока, нагло пялился на её ноги в узких джинсах и грудь под обтягивающим свитером. «Тоже мне, мачо деревенский, женилка выросла одновременно с самомнением, а вот мозги не успели!» – Меня Глеб зовут, я ничё не знаю. Светку не видел. Она за мной сама бегала, как все. Мы в прошлом году с ней только общались. Светка таскалась за мной, хотела, чтоб мы дальше общались. – А в вечер, когда она пропала, вы разве не встречались? – прищурилась София, блефуя. – Я ничё не знаю, куда она делась! Вечно мозг выносила, – хмыкнув, поднял подбородок Глеб. – Вы все бабы одинаковые, всем одно подавай! Я-то в любой момент готов, но не жениться же мне на ней теперь! А она сама нарывалась. – Ты что, бил её? – Ну, поучил пару раз. А чё? Слов-то не понимает, шалава! Как все бабы! София стиснула зубы, сдерживая негодование. «Да что ж сегодня за день тупых юных кобелей!?». Она хотела спросить о других знакомых пропавшей девушки. Но тут за спиной Глеба тихо вышел из комнаты Полянский. Легко и бесшумно двигаясь, он незаметно приблизился к парню. Крепко ухватил его за ухо и чуть подтянул к себе. Таня ахнула, а София услышала, как хрустнули хрящики. Парень, извиваясь, зашипел от боли. – Ты чё, пацан, список потерял, кого бояться надо? – ласково спросил детектив. – Пустите! – пискнул Глеб, мгновенно растеряв тонкий налёт брутальности. – Ты последний, кто её живой видел! Покажи, где из машины выкинул, а то посажу с гарантией! Знаешь, что с тобой на зоне будет, с мягким, да гладким? Пожалеешь, что вообще родился! – тихо прорычал Полянский. Он велел онемевшей Тане посидеть ещё с Ксенией Петровной. И так же, за ухо, потащил за собой на улицу хнычущего и скулящего Глеба. София накинула пуховик и, выходя из домика, поймала себя на мысли, что толстяк не такой уж и зефирный студень, и возможно, первое впечатление всё же обманчиво. Полянский толкнул парня на заднее сиденье к Панову, сам сел за руль. София пристёгивалась, когда он повернулся к ней. – Ваше мнение? – Полный набор усвоенных норм виктимного поведения. Дисфункциональная семья. Страх перед одиночеством удерживает в травмирующей ситуации, женщины верят, что не справятся без обидчика. – Согласен. Она вряд ли сбежала. Сейчас проедем от города, этот опарыш нам дорогу покажет. Возможно, обнаружим место преступления, Константин Фёдорович. София поёжилась, спрятала ладони в рукава, чтоб согреться. «Это нервное. А вдруг и правда, что-то случилось с девочкой, вдруг мы найдём её?». Обледенелая тропа шла через безжизненное поле, а потом через короткий лесок. Глеб, всё ещё держась за опухшее ухо, промычал что-то невнятное. Его в бок толкнул Панов. – Чего? – Тут где-то, говорю. Она мозг выносила, я ей говорил, чтоб завалила, а она всё не затыкалась. Довела! Я остановился, и втащил ей, потом бросил на дороге. До посёлка-то рукой подать, думал, и так дойдёт. Довела просто! – гундел с заднего сиденья парень. – Вот мало тебя отец порол, свинятину! – полицейский отвесил ему звонкий подзатыльник. Тут водитель резко затормозил, Софию сильно качнуло вперёд. Она только повернулась к Полянскому с вопросом, но замерла. Снова этот взгляд кота, разглядывающего домового в тёмном коридоре. – Что? – выдохнула она. – Это там, – ровным голосом ответил он, глядя сквозь деревья. – Константин Фёдорович, этого ушлёпка можешь из машины выкинуть. – Как же я до дома-то? – заныл Глеб.