– Потому что брат у неё умер два года назад. Родители по синьке пожар устроили, про ребёнка не вспомнили. Задохнулся в дыму, – Полянский глянул сверху вниз на психиатра и звякнул о его стакан своим. – Будь здоров! Друг, уставившись на него и приоткрыв рот, несколько секунд только сосредоточенно моргал, потом тоже нервно хлопнул минералки. – Вот умеешь ты, Тима, настроение поднять! – наконец выдохнул он, бросил взгляд на худенькую блондинку. – Она знает? – Конечно, знает. Отрицание, подавленные воспоминания, вытесненные психотравмы, придуманная реальность. В общем, всё, как ты любишь. – Подожди, а деньги? Она что, этих алкоголиков кормит? После того, что случилось? – Нет. Я ей счёт открыл. Сама себе откладывает. Будет подушка безопасности к заслуженной пенсии. А брату она иногда открытки и подарки посылает. – Как ты живёшь с этим?! – ошеломлённо покачал головой Шубин. – Уж кому, как не тебе знать, как я с этим живу! – грустно улыбнулся Полянский. 3. София рассматривала посетителей, пока мать и дочь заполняли опросники. Галина Александровна Хромова, ухоженная приятная женщина, неделю назад приходила на первую консультацию одна. Запрос «вы же специалист, сделайте мне ребёнка удобным и управляемым» читался бегущей строкой на лбу. София не сразу убедила её привести дочку с собой в следующий раз. Так странно объяснять взрослому человеку, что психолог не ставит диагнозов и не выдаёт рецептов на волшебные таблетки, решающие все проблемы. Да, у Юли сложный возраст. Пятнадцать лет. Но эмоционального контакта между ними не хватает, и подросток не виноват в этом. Разрешение на общение ребёнка с психологом от официального представителя получено, подписано матерью, лежит в папке. Можно работать. Так. Перепады настроения, конфликтность, агрессия, лживость. Вполне ожидаемо: суицидные наклонности, проблемы с учёбой, самоповреждение. Немного из ряда выбивается фобия: девочка постоянно включает свет, не спит в темноте. Вообще наблюдаются проблемы со сном: учителя не раз сообщали родителям, что ребёнок засыпает на уроках. София делала отметки на полях анкет, выделяя противоречия и акценты. – Юля! Расскажи всё, доктор тебе поможет справиться! – нажимала мать. – Галина Александровна… – Пусть она про своё враньё бесконечное расскажет! Пусть покажет, что со своими руками сделала! Мне в школе уже предлагают на домашнее обучение её перевести!.. – Галина Александровна! Мы переговорим с Юлей. А вы пока подождите в холле, там автомат с кофе есть, – максимально вежливо прервала её София. – Но вы же мне потом всё расскажете? – Только когда у меня будут рекомендации для вас, как родителя. Остальное остаётся здесь. Девочка в чёрном худи впервые подняла на неё глаза и взглянула с интересом. София ободряюще улыбнулась ей. Светло-русые волосы подростка тонированы оттеночным шампунем, бирюзовый оттенок уже побледнел. Она ищет себя и пытается выстроить границы своей реальности. Всё нормально! И протест – это тоже нормально! София положила на стол между ними телефон. – Ты не против записи нашего разговора? – Вы ничего не будете ей передавать? Правда? – спросила Юля, когда за матерью закрылась дверь. – Конечно же. Это часть профессиональной этики. Только если будет необходима помощь для тебя от другого специалиста, – София внимательно смотрела на неё. – Мама очень переживает за тебя, хочет помочь… – Зачем? – глаза спрятались за свесившимися прядями. – Потому что она тебя любит. Юля скептически хмыкнула и покачала головой. – Не. Она, такая, вообще-то ты мне по фигу, но я отвечаю за тебя перед обществом, поэтому должна изображать идеальную мать. – Разве твоя мама так говорит? – Нет. Но я же вижу, как она ко мне относится… – Как? – Ей нужно, чтобы я была идеальным ребёнком, как Лёля. Чтоб можно было фоточки постить и хвастаться доченькой. София мельком бросила взгляд в листы, лежащие на столе. Да, Галина Александровна отметила, «двое детей», «ревность к сестре». Уже теплее. – Ты думаешь, что мама любит тебя меньше? – Я думаю, она на самом деле никого не любит. Только свою выдуманную семью. Чтоб как на картинке: «папа работает, мама красивая». – Ваш отец… – Мы его и не видим. В делах. Бизнес, поездки, командировки, встречи. Кажется, он дома почти не бывает. – Думаю, он старается обеспечить вам хорошую жизнь, чтобы вы ни в чём не нуждались… – София говорила, осторожничая. – Не. Я уверена, его просто за*бал дурдом, который у нас дома творится. Только в отличие от меня, ему есть, куда сваливать! – Вы часто ссоритесь? – С кем? – С мамой. Сестрой. – Когда мама на работе, мне нормально. Иногда мы с ней вместе ужинаем, можем кино посмотреть. А сестра… Она меня достаёт. Устраивает разные подлянки, за которые потом огребаю я. Бесит! – В школе обратили внимание, что ты засыпаешь на уроках? – Я ночью дома почти не могу спать, сестра достаёт, заманала уже! – И ты режешь себя, чтобы переключиться на другую боль? – Я не резалась, – бирюзовые волосы отрицательно качнулись. – Твоя мама упоминала самоповреждение, поэтому я… – Меня покусала Лёля. И не один раз. Я жаловалась. Мама не поверила, сказала, что я сама себя уродую, лишь бы только доводить её… –Тут есть выписка от вашего педагога. – Да им там тоже всем по фигу. И я длинный рукав ношу, чтоб не до*бывались… – Жарко же. – Так, а чё делать… – Покажешь? – тихо спросила София. Совсем чуть поколебавшись, Юля закатала трикотажные рукава, открыв руки, сначала левую, потом правую. Отметины были на предплечье и выше локтя тоже виднелись. Небольшие полукруги, следы зубов. Мелких, молочных. Но шрамы глубокие, отчётливые. Раз, два, три… С первого взгляда София насчитала семь укусов. Она с трудом проглотила ком в горле. – Как… Как это?… – Они плохо заживали. Воспалились. Я антибиотик покупала, в аптеке, мазала… – Юля. Давай позовём твою маму, и попросим её… – София перевела дыхание. – Я думаю, что твою сестру тоже нужно показать специалисту, ей нужна диагностика.… Я не работаю с малышами, и… – Вы не поняли, – Юля подняла голову, и от её жёсткого взгляда Софии стало не по себе. – Моя сестра умерла до моего рождения. София почувствовала озноб, будто бы по спине провели куском льда. Она подвинула по столу к девочке бумагу и ручку. – Нарисуй! 4. Москва встретила гулом, солнцем, свежей майской зеленью, ещё не уставшей от городской пыли. Полянский заметил, что Белякова навела чистоту и нажарила котлет к его возвращению. Из графика не выбивалась, значит, у них со Светланой Геннадьевной не получилось уехать в дом отдыха на две недели, как планировали. Он завтракал. Сложно было отследить самый важный момент: когда свежий ванильный сухарь с изюмом, наполовину погружённый в чашку, наберёт идеальное количество сладкого чая с молоком. Чтоб был и не твёрдым в серединке, и не расползался в кашу. Лакомство обещало настоящее удовольствие. Предвкушение испортил резкий стук в дверь, звук громкий, решительный и настойчивый. С досадой цыкнув, Тимофей переложил сухарь из чая на блюдце, и вздохнув, пошёл открывать. София уверенно шагнула в прихожую. Он только набрал воздуха для приветствия, но она остановила его жестом: – Так! Полянский! Чтобы я не передумала, сейчас ничего не говорите десять секунд! Она приподняла обе руки, сжала пальцы в кулаки, затем стала разгибать по одному, отсчитывая время. Ошарашенный внезапным вторжением, Тимофей следил за этим необычным таймером, одновременно разглядывая неожиданную гостью. Он не видел Софию всего две недели, а в ней столько перемен. Волосы ровно отрезаны, но всё ещё ниже плеч. Теперь от концов растянулся жёлто-золотистый градиент. Красный нравился ему больше. Прошлый раз она была в куртке, джинсах и ботинках (под которыми погибли его очки). А сейчас на ней надето светло-серое платье с бледным лимонным принтом мелких листьев. Треугольный вырез красиво подчёркивает шею. Прямой силуэт, мягкие складки струящегося трикотажа, подол закрывает колени. Талию резко рисует серый пояс. Ноги в туфлях: носки закрыты, крепкие каблуки и тонкий изящный ремешок с пряжкой на щиколотке. И на ней наверняка чулки, а не колготки. Восхитительная женщина! Особенно, когда молчит!