Викинг сделал пару шагов в их сторону, улыбнулся маме с ножом. – Точно, – сказал он. – Булочки. Мама стояла неподвижно, на молочно-белой коже темнели соски, сморщившиеся от утреннего холода. Она никогда не подставляла тело солнцу. – Я не хочу, – проговорила она. – Не хочу, чтобы меня сожгли на костре. – Только один противень подгорел, – крикнула Агнета. – Мы должны проветрить. Викинг встретился с ней глазами, вопросительно поднял бровь. Она осторожно приблизилась к нему. – В психиатрическую, – проговорила она тихо, подойдя вплотную. – К-как мы запихнем ее в машину? Викинг указал на свой задний карман. – Я стырил у папаши наручники. – Дай мне. Он передал ей за спиной наручники, она засунула их в карман джинсов. – Мама, – начала она, приближаясь к маме. – Как хорошо, что ты взяла с собой нож. Булочки такие большие, я больше половинки не съем. Ты можешь разрезать ее пополам? Мама слегка попятилась. – Нет, – проговорила она, – ни за что… – Ну тогда я сама, – ответила Агнета. – Дай мне нож, я сама разрежу булочку. Поначалу мама заколебалась, но потом протянула Агнете нож. Агнета взяла его, кинула далеко за спину и повалила маму на землю. Тут уж ничего не поделаешь. Мама была в шоке, дико закричала – она довольно сильно ударилась о гравий. Агнета вытащила наручники, ей удалось защелкнуть один на запястье у мамы, и тут подскочил Викинг и защелкнул второй. Затем ловко повернулся и надел такие же маме на лодыжки. Кричать мама перестала. Теперь она лежала в полной апатии, щекой прямо на гравии, тяжело дыша. Из разбитой губы у нее сочилась кровь. – О’кей, – сказал Викинг. – Я подгоню машину. Агнета держала маму, пока Викинг подогнал «гольф». Они запихнули маму на заднее сиденье, Агнета села рядом. Викинг рванул с места, машина понеслась в сторону центра, мимо Кварндаммской школы, полицейского участка, церкви, вверх по склону Кулосен. Соню Мякитало немедленно положили в закрытое отделение. Собственно говоря, она больше оттуда не вышла. Два года спустя она умерла в психиатрической больнице Фюрунэса возле Питео. На ее похороны приехал один человек – дочь Агнета. Но тут мы слишком далеко забегаем вперед. В тот день в июле 1980-го года, когда небо было ясным, но в воздухе повис запах гари, врач отделения скорой помощи Гунилла Ланде́н сидела с Агнетой в кабинете после того, как маму положили в отделение психиатрии. Так они сидели далеко не впервые. – Мне очень жаль, что тебе пришлось все это пережить, – сказала врач, ставя перед Агнетой чашку кофе. – Ты могла позвонить нам раньше, когда поняла, к чему идет дело. – Но м-мне обычно удается это остановить, – ответила Агнета. – Если только она перестает пить и п-поспит, приступ проходит. Гунилла Ланде́н кивнула. – Я знаю, что ты так думаешь, но ты не обязана нести на себе такую ответственность. Ты можешь сразу нам позвонить. Ты знаешь, что она может представлять опасность – для себя и для других. Агнета опустила глаза, глядя на свои руки. Ей уже исполнилось восемнадцать – в марте, так что теперь опасность миновала. Теперь ее не могут отправить в приемную семью, как тогда, когда их с трудом нашли, прочесав лес. Гунилла Ланде́н откинулась на стуле, изучая ее с дружелюбным вниманием. Она знала, что Агнета ходит в «Полярный круг» – в тот же читательский клуб, что и ее падчерица. – Ты закончила гимназию, не так ли? Агнета кивнула. – Экономическую п-программу. Двухлетнюю. Этот последний факт говорит не в ее пользу. Все, у кого хорошие отметки, учатся на трехлетней программе. – Ты нашла себе работу? Снова кивок головой. – Я работаю на муниципалитет. И еще пишу. Она не стала пояснять, что работает на полставки, убирая строительные бытовки. – Пишешь? Как здорово. Тебе удалось что-нибудь опубликовать? Агнета снова посмотрела на свои руки, почувствовала, как запылали щеки. – Несколько рассказов, – ответила она. – Замечательно! Очень рада за тебя. Врач посмотрела на наручные часы. – На некоторое время твоей маме понадобится уход. Сейчас она довольно спокойна, но я запросила помощь полиции, чтобы отвезти ее в Фурунэс. Посмотрим, когда у них найдется время отвезти ее туда. Обещай сообщить, если тебе понадобится помощь – в чем бы то ни было. Она поднялась. – У нас сегодня очень много дел, – проговорила она извиняющимся тоном. – Лесной пожар… Агнета тоже встала. Они пожали друг другу руки, это было так по-взрослому. Из отделения скорой помощи она вышла на парковку. Викинг стоял, прислонясь к зеленому «гольфу», ветер развевал его волосы. – Ну как она там? – Они ее п-положат. Это хорошо. – Черт, как ты ловко справилась! Сперва выманила у нее нож, а потом завалила ее. Впечатляюще! Агнета опустила глаза. – Спасибо за помощь, – сказала она. – П-полиция и скорая были заняты. Мне больше н-некому было позвонить… – Все нормально, – ответил он. – Подвезти тебя домой? Поколебавшись, она все же кивнула. Села на переднее сиденье рядом с ним. Для такой маленькой машины он был великоват, упирался головой в потолок. И снова они ехали по городу, но гораздо медленнее, чем по дороге туда. Солнце стояло на юго-востоке – стало быть, около девяти утра. Оно никогда не поднималось высоко, но и не заходило за горизонт. – Она всегда была такая? – спросил Викинг. Агнета кивнула. – Более или менее. – Как же ты все это выдержала, черт побери? Она посмотрела наружу через стекло машины. Он и представить себе не может, какова была альтернатива. – Послушай, – сказал он, – извини за бестактность, но где твой папаша? Подняв на него глаза, Агнета впервые в жизни рассказала все, как есть. – Мама не з-знает, к-кто он. Их было несколько. И она снова разрыдалась. Это случилось в один из первых маниакальных периодов. Мама отправилась автостопом в Стокгольм, где ее подобрала компания молодых парней, ехавших на ралли. После того, как она – более или менее добровольно – позанималась сексом с ними со всеми, мания отступила, и мама, пристыженная, вернулась домой, получив изрядную дозу спермы. Викинг подъехал к дому и остановился у ее подъезда. Повисла тишина – заряженная, тяжелая от запаха гари. – Может быть, зайдешь? – спросила Агнета. – Я в-ведь испекла булочки… Он глубоко вдохнул задымленный воздух. Улыбнулся.