— Артур… — Катя попыталась возразить, но он перебил её: — Подожди, дай я объясню, это непросто… Кать, дело в том, что я ощущаю — твои чувства к Стасу не перегорели до конца. — Неправда! — обиженно протянула Катя, и Артур грустно улыбнулся. — Правда, Кать. Ты можешь отрицать это, но — увы. Я не говорю, что ты до сих пор его безумно любишь — нет. Это маленькая искорка, хотя в твоём случае скорее крошечная льдинка, как у Кая в сказке про Снежную королеву. И пока эта льдинка не выйдет из твоего сердца, ты всё время будешь мысленно возвращаться к бывшему мужу, вот как сейчас, когда рассуждала о счастье для Ники. Если бы ты не любила Стаса… — Нет, Артур, ты не прав! — возразила Катя дрожащим голосом. — Я люблю свою дочь, поэтому и думаю о том, что моё возвращение к нему стало бы для неё радостью. Но я совсем не люблю Стаса, поэтому до сих пор к нему не вернулась! — Кать… Если это так, почему ты не сказала, что любишь меня? Она молчала — обескураженно, будто не до конца понимая, о чём говорит Артур. — Сегодня, когда я признался тебе в любви, — продолжил он с трудом — говорить об этом всё же было больно. — Ты не сказала: «Я тоже люблю тебя». Ты вроде бы обрадовалась, да. Даже плакала. Но не ответила, что любишь. — Катя по-прежнему молчала, и Артур продолжил: — Я знаю, почему ты не сказала этого — ты ещё не поняла, не решила, любишь или нет. Поэтому я и считаю, что нам нужен перерыв в общении. Тебе необходимо разобраться в себе, Кать. Если бы ещё и Стас на время оставил тебя в покое, было бы идеально, но над ним я не властен. Зато я сам могу пока отойти в сторону и дать тебе возможность подумать. Действительно ли я нужен тебе? Или я для тебя — всего лишь способ развлечься и отвлечься от влияния Стаса? Подумай, Катя… — Ты — не способ отвлечься, — горячо выпалила она. — И я не хочу возвращаться к Стасу! Тут ты не прав, Артур. — Я буду рад, если не прав. Но всё-таки тебе нужно подумать. Иначе через пару лет ты можешь пожалеть, что пошла на поводу у своей обиды на бывшего мужа и сошлась со мной, травмировав Нику, вместо того чтобы вернуться к нему. Катя вновь молчала — и это молчание резало Артура, как нож. Он в принципе знал, что его утверждения правдивы хотя бы частично и Катя на самом деле не разлюбила бывшего мужа, но слышать подтверждение своим мыслям даже в этом молчании было безмерно неприятно. — Ладно, — в конце концов буркнула она раздражённо. — Хорошо, я подумаю. Сколько думать-то? Неделю, месяц, год? — Пока не будешь готова сказать: «Я тоже люблю тебя, Артур», — ответил он, ощущая, как внутри всё полыхает от яростной боли. — Ты ведь и сейчас этого не сказала, Кать… 62 Катя После разговора с Артуром я несколько часов не могла уснуть. Всё прокручивала в голове его слова, как мантру какую-то… И сама не могла понять, прав он или нет. Точнее, я отлично понимала, что во мне почти не осталось любви к Стасу, но — ключевое слово: «почти». Артур и не утверждал, что её много — так, льдинка, как он сказал. И вот… Я не могла сказать, что это неверное утверждение. Но и в том, что оно правдиво, я не была уверена. Почему я не сказала: «Я тоже люблю тебя»? Что ж, если бы Артур дал мне нормально объясниться, я бы ответила, что банально боюсь. Да, я трусиха. Но я уже признавалась в любви Стасу. И чем всё кончилось? К чему вообще эти дурацкие слова? Гораздо важнее — тот факт, что я действительно хочу быть с Артуром. Попытаться построить что-то серьёзнее, чем просто встречи и секс пару раз в неделю. Почему этого недостаточно? Зачем обязательно признаваться в любви?.. И в то же время… Это ужасно, но я действительно не знала, люблю ли Артура. Ещё совсем недавно я рассуждала о том, что не люблю — потому что моё чувство к нему казалось абсолютно «земным», я не летала на крыльях по небу, как в случае со Стасом. Но, может, это нормально? Может, в тридцать лет любишь не так, как в двадцать? Наверняка. Но всё равно — чувство к Артуру настолько отличалось, что я никак не могла сообразить, любовь ли это. Более спокойное и основательное. Приземлённое, без витания в облаках и фантазий о будущем. И настороженное. Всё-таки я, наученная горьким опытом, теперь знала: ничто не вечно. И человек, которого ты любишь безгранично, доверяешь ему, может ударить в спину. Поэтому я не собиралась доверять Артуру на все сто процентов. Хватит, больше никаких розовых очков. Надо жить в реальном мире, Катя! Но в реальном мире Артур решил самоустраниться. Да, он сказал, что временно, однако… Кто знает? Вдруг он сейчас быстренько найдёт себе другую девушку? С его-то внешностью и прочими достоинствами это не то чтобы безумно сложно. Только свистни — прибежит десяток кандидаток, на любой вкус и гораздо менее проблемных, чем я. И мне по идее надо бы уже завтра уговаривать Артура передумать, но… я не хотела. Мы пока решили дать нам две недели. Всего две недели! Если он за это время действительно найдёт себе новую любовь, значит, не стоит и начинать что-то более серьёзное. Но если нет… А ты, Катя? Ты-то сама не передумаешь, не захочешь возвратиться к Стасу? При мысли о подобном мне, честно говоря, становилось одновременно смешно и страшно. Смешно — потому что я не представляла, что должно случиться, чтобы я захотела вернуться к Стасу. А страшно — потому что я понимала: хотеть не обязательно. В жизни далеко не всё происходит по нашему желанию. И однажды у меня может просто не остаться выбора. 63 Стас Весь оставшийся день — точнее, вечер — Стас промучился угрызениями совести, которые на этот раз напоминали ему несварение желудка. Когда вроде бы не отравление и рвоты пока нет, но уже мутит, дурно и хочется поскорее что-нибудь выпить, чтобы стало легче. Выпить — верное слово. И точно не таблетки. Стасу безумно хотелось пойти в бар и запить всю эту горькую муть, поднявшуюся в душе в последнее время, но он старательно сдерживался. Какой бар, если завтра — встреча с Катей и Никой? Не хватает ещё на неё с похмелья явиться. Минус пара баллов в Катином рейтинге ему тогда будет обеспечено. Хотя какие пара баллов? Вряд ли у Стаса есть хоть один балл в этом самом «рейтинге». Особенно после сегодняшней выходки. Если Ника завела с Катей разговор про Артура — а она наверняка завела, — то бывшая жена точно догадалась: не могла дочь дойти до подобных рассуждений своим умом. Значит, Стас ей помог, вновь не сдержал слово. Оттого ему и было не по себе… Что бы ни думала Катя, Стас не считал себя мерзавцем, нечестным человеком и предателем. Он всегда старался поступать по совести — даже тогда, влюбившись в Регину, решил, что будет лучше сразу уйти, чем обманывать жену. Он считал себя виноватым не в том, что ушёл, а в том, что сделал это тут же, не попытался сохранить брак, о чём теперь очень жалел. Лучше было бы поговорить с Катей откровенно — она бы наверняка поняла и пошла навстречу, постаралась бы преодолеть этот кризис вместе со Стасом. И у Ники был бы папа каждый день, а не изредка и в основном по телефону… От досады и горечи было настолько плохо, что Стасу даже захотелось позвонить и, как в детстве, пожаловаться маме. На собственную глупость, граничащую с подлостью. На то, как он, сам того не желая, травмирует Нику своими манипуляциями. Но Стас не стал этого делать, и не только потому, что считал: негоже в его возрасте жаловаться матери. Просто он отлично понимал, что та скажет, желая его утешить, и не хотел это слушать. Галина Ивановна наверняка будет утверждать, что Катя отчасти сама виновата. Не хочет прощать, противится, не желает пускать Стаса обратно в свою жизнь. Делает Нику несчастной… Стас не был согласен с этими рассуждениями, несмотря на то, что ему малодушно хотелось согласиться. Он отлично понимал Катю и её нежелание вновь довериться человеку, который однажды уже обесценил свою семью, в том числе любимую дочь, и ушёл к почти незнакомой женщине. Отчего Стас тогда решил, что будет счастлив с Региной больше, чем с Катей, он сейчас и сам не мог вспомнить. И его рассуждения трёхгодичной давности казались ему теперь какими-то особенно нелепыми. Словно заблуждения ребёнка, который думает, что воскресный папа, с его многочисленными подарками и отсутствием постоянных «нельзя», гораздо лучше уставшей ежедневной мамы с её нравоучениями и требованиями. Но Стас ведь не был ребёнком. Однако отчего-то не разобрался, что любой праздник рано или поздно заканчивается, наступают будни. И жить в вечном празднике нельзя — так же, как невозможно каждый день в большом количестве есть красную икру: заработаешь белковое отравление. Вот Стас и заработал. Но это всё был его путь. И фиг бы с ним — заслужил. Но теперь решения Стаса отражались на Нике… и от этого было больнее всего. Он ещё и подбрасывал дрова в огонь, говоря дочери то, что выгодно. То, что могло помочь вернуться к Кате. И не знал, как остановиться, — потому что получалось всё непроизвольно. А если и намеренно, то чаще всего на диких эмоциях — например, из ревности к Артуру. Может, попробовать всё-таки действовать иначе? Да, вновь не слишком честно, но хотя бы не трогать больше Нику. Стас и так сказал ей уже достаточно. Попробовать вывести из игры Артура?.. 64 Катя Утром следующего дня я вставала с постели как на казнь. Даже малодушно подумала — может, налопаться грифеля от карандаша, как в детстве, нарисовать себе пудрой красный нос и сказаться больной? Пусть Стас и Ника сами идут куда хотят. А я останусь дома и буду отдыхать от них. Но я понимала, что подобное поведение чревато Никиной обидой, а ей и так после вчерашнего непросто. Я ведь ясно дала понять, что совсем-совсем не хочу жить вместе с папой, мне нравится встречаться с Артуром и я не намерена уступать и заключать сделки. Нике было сложно, конечно. Если бы Стас не настроил её предварительно на своё возвращение, ей было бы проще, но он сделал всё, чтобы возродить в Нике мечту, которую я три года старательно хоронила, — мечту о папином возвращении в семью. В наш дом. В нашу жизнь, чтобы вновь стать её частью полноценно. А детская мечта — это, естественно, сильнейшая вещь. Которую если уж возродил, то похоронить вновь будет вдвойне сложно. И ведь главное, что не Стас будет эту мечту закапывать, а родная мать! И за что мне всё это… Ника, наоборот, с утра выглядела повеселевшей, предвкушая встречу с любимым папочкой. Требовала от меня погладить её самое красивое платье — я насилу уговорила надеть другое, менее маркое, — накрутить ей «вавилоны» на голове, найти другие ботинки, ибо кроссовки к платью не подходят… В общем, Ника вела себя как настоящая женщина перед свиданием с любимым мужчиной. И это было бы смешно, если бы не было так грустно. Сама я вновь особо не прихорашивалась, чтобы Стас не подумал, будто я стараюсь выглядеть на «отлично» из-за него. Но и старый свитер надевать не стала — предпочла платье, как и Ника, только простое — вязаное шерстяное платье изумрудного цвета, до колен, оно облегало меня как вторая кожа. Ничего особенного, но красиво. А рядом с Никой, платье у которой было мятного оттенка, смотрелось и вовсе эффектно. Правда, когда я увидела взгляд Стаса, которым он смерил меня с ног до головы, остановившись сначала в районе бёдер, а затем и на груди — и то, и другое у меня особым объёмом не обладало, — подумала, что стоило всё же предпочесть, как в прошлый раз, старые джинсы и свитер. Захотела, называется, побыть девочкой… Может, это и есть та самая крошечка — точнее, льдинка — любви, о которой говорил Артур? Желание всё же хотя бы немного, но быть красивой в глазах Стаса? Ну, это как минимум. Ещё мне бы не хотелось с ним ссориться. Разочаровывать его в чём-либо, в том числе в себе. И обижать. Я воспринимала это всё как обычное своё состояние, но, может, я ошибаюсь? . В Сити мы поехали на метро — я наотрез отказалась добираться туда в выходной день по пробкам, общественным транспортом быстрее. И всю дорогу наблюдала за тем, как счастливые Стас с Никой что-то оживлённо обсуждают друг с другом. Что, я не слышала — сидела от Ники с другой стороны, — но видела, что им вместе комфортно и интересно. И в очередной раз подумала: имею ли я право лишать дочку этого счастья? Беззаботного детства, регулярного и полноценного общения с отцом? Может, мне и правда стоит попробовать дать Стасу шанс? Ага, после такого количества откровенных манипуляций? Чёрт, даже думать об этом больно! С одной стороны — радостная Ника, с другой — моё собственное здоровье, личная жизнь и нежелание пускать обратно человека, который имеет наглость манипулировать дочерью. И что перевесит? Да, Артур прав — нам с ним необходим перерыв. Слишком уж меня колбасит из стороны в сторону… . Полноценно расслабиться в обществе бывшего мужа я в этот день так и не смогла. Хотя видела, что Стас изо всех сил старался быть идеальным папой, и за мной ухаживал так, что я даже ловила завистливые взгляды других женщин. И не только завистливые, но и недоумевающие — и чего ты, мол, козочка, бодаешься? Шикарный же мужик. Красивый. На тебя запал. Да, именно так — запал, ибо «любовь» для Стаса слишком громкое слово. Дочку обожает. Чего тебе ещё надо, дура? После смотровой площадки, видами на Москву с которой всю дорогу восторгалась Ника, мы отправились в ресторан. Он находился чуть ниже, но всё равно высоко. И цены там были, естественно, не менее высокие. Проголодавшаяся Ника тут же заказала себе всякого, Стас тоже, я была более скромной в своих желаниях, отказавшись и от вина, и от десерта. Бывший муж тогда заявил, что за компанию со мной пить не станет, но на десерте настоял. Соблазнял меня тортом «Три шоколада» — моим любимым, — пока я наконец не сдалась. Ника была откровенно довольна. А уж когда Стас вытащил из сумки очередной подарок — ну, мы же якобы второй раз праздновали её день рождения, — и вовсе засветилась, как лампочка. Потому что это был дорогущий современный планшет. И даже со стилусом, чтобы рисовать. А рисовать Ника любила… — Ну у тебя и подарки, — хмыкнула я, когда дочь погрузилась в изучение содержимого планшета, а мы со Стасом ждали заказ. — Дай бог, чтобы она его не разбила через неделю. — Ничего страшного, — отмахнулся Стас. — Разобьёт — будет уроком. Научится быть более бережливой. Жадиной бывший муж никогда не был — хотя бы за это честь ему и хвала. Я, будучи и сама человеком со спокойным отношением к деньгам, не любила скряг. — И я не пытаюсь её купить, Кать, — продолжал Стас, чуть понизив голос. — Не думай. Я просто хотел сделать Нике приятное.