И не зря я не хотела выходить из машины Артура, ой не зря… А главное — хоть бы кто написал, предупредил! Не-е-ет, они даже не подумали. Точнее, подумали, но не о том. Звоня в дверь, я ожидала, что откроет мне Ника или Галина Ивановна, но увы — на пороге возник Стас. Причём в одних спортивных штанах — моих старых! — взъерошенный и сонный. — Ты что здесь делаешь? — искренне возмутилась я. Приплыли! — И тебе доброе утро, Кать, — кашлянул бывший муж. Сон с него сдуло будто тайфуном. Особенно когда он хорошенько изучил и моё лицо, и не слишком аккуратную причёску — думаю, по мне сразу было заметно, чем я занималась недавно. Да и не только недавно, ночью тоже. — Я здесь нахожусь с дочерью. Маме вчера вечером стало нехорошо, она позвонила мне. Я не собирался приезжать, просто так получилось. — Что с Галиной Ивановной? — тут же забеспокоилась я, проходя в прихожую. Начала снимать куртку и не стала возражать, когда Стас помог мне её стащить, а затем повесил на плечики. — Давление скакнуло. Ничего страшного, мама таблетку выпила и легла спать, да и мы с Никой тоже. Я кивнула, понимая, что Стас не врёт — всё же, какими бы заговорщиками ни была эта троица, «шутить» здоровьем Галины Ивановны никто не станет. — Тебя решили не беспокоить… — продолжал между тем бывший муж, и тут из ванной выскочила полуголая Ника и вихрем налетела на меня, чуть с ног не сшибла. Обняла и затараторила: — Ой, мама, ты наконец пришла! А бабушке плохо было, у неё голова кружилась! Но она уже встала и на кухне печёт блинчики! Скажи ей, что нельзя, пусть ляжет, а то она меня не слушается! — Конечно, нельзя, — согласилась я. — Сейчас я помою руки и сама займусь блинчиками. А ты, Ник, иди-ка оденься, а то замёрзнешь. — В школу через сорок минут, — заметил Стас слегка нервно. — Успеем позавтракать? — Конечно, успеем, — ответили мы хором с Никой, и она захихикала. Чуть позже я усадила Галину Ивановну на табуретку, а сама допекла блины — теста оставалось совсем немного, буквально на пару штук. И все сели завтракать, в том числе и Стас. — Как в старые добрые времена, — мечтательно вздохнула Ника, и бывший муж со свекровью заулыбались. Да уж, в устах восьмилетнего ребёнка такие фразочки звучат, конечно, безумно забавно. Но мне смешно не было — от этой ситуации я находилась в лёгком ужасе. Потому что сразу показалось, будто теперь это начнёт происходить каждый день. — Все тут: и мама, и папа, и бабушка! Мне на миг захотелось напомнить Нике, что её папа сам ушёл от нас, решив создать новую семью с другой женщиной, и вернулся только потому, что у него там ничего не получилось. Будь Регина такой же заботливой клушей, как я, может, и не вернулся бы. Особенно если бы она сообразила быстренько родить Стасу ребёнка. Но я, конечно, промолчала. Я была уверена, что Ника и сама всё поймёт, когда вырастет, но взращивать в ней обиды я не желала. Главное, чтобы и Стас придерживался той же политики, а то с него станется… Это ведь так удобно: использовать дочку для того, чтобы прогнуть меня. Я действительно не хочу ссориться с Никой, но и сходиться из-за этого со Стасом — плохая идея. Чтобы ребёнок был счастлив, мама тоже должна быть счастливой, а основа для счастья — доверие и безопасность. Какое может быть доверие рядом с бывшим мужем? И уж тем более безопасность. — Сегодня — исключение из правил, Ник, — заметила я, садясь на свободный табурет. Дочь тут же слегка погрустнела и надулась. Да, легко мне не будет… — Я вчера сделала то, о чём ты просила, — поговорила с папой, выслушала его. Но решение своё не изменила. — Ладно тебе, Кать, — вздохнула Галина Ивановна, посмотрев на меня осуждающе. — Не порть ребёнку аппетит. Я замолчала, но вовсе не потому, что считала свекровь правой, — тем более что с утра пораньше аппетит у Ники всегда был так себе. Просто я уже всё сказала, больше мне было нечего добавить. 32 Стас После завтрака Стас вызвался проводить Нику до школы. Дочь, естественно, обрадовалась, и только по этой причине Катя, скорее всего, не стала выставлять наружу свои колючки, которые с утра были даже ещё более колючими, чем накануне. Но Стас её понимал — когда тебя загоняют в угол, это неприятно. Однако играть не по правилам он не собирался, что бы Катя о нём ни думала. Да, его бесило, что у неё есть другой мужик, от которого она приезжает растрёпанная и зацелованная настолько, что губы алеют и глаза светятся. Но использовать Нику и её нервное отношение к возможным ухажёрам матери… Это не просто низко и подло, это — путь в никуда. Стас был уверен, что Катя, как хорошая мать и умный человек, выкрутится, если он начнёт применять подобную тактику. А вот он в дальнейшем может потерять Нику. Сейчас-то она маленькая, мало что понимает в происходящем. Но так будет не всегда. — Пап, я тебя уже спрашивала, но ты не ответил, — сказала дочь, прыгая по дорожке к школе. Ярко-малиновый портфель висел за спиной и подпрыгивал в такт Никиным движениям. — У тебя есть план? Стас еле слышно вздохнул. План… — Можно сказать, что нет. — Зря, — Ника укоризненно покачала головой, совсем как взрослая. — Надо обязательно придумать план, иначе ничего не получится! Тем более что ты знаешь — у мамы кто-то есть. А вдруг уведёт? Ну, насчёт «уведёт» Стас серьёзно сомневался. Да и для того, чтобы кого-то уводить, нужно, чтобы этот «кто-то» был твоим. А Катя уже не была его — ни женой, ни любовницей, ни даже другом. — Ник… я как раз об этом и хотел поговорить с тобой. — О плане? — Нет. О маме. И о её новых отношениях. Ника тут же ощетинилась, как ёжик: — Это всё ерунда, пап, не переживай! Я ведь его не видела. Значит, несерьёзно. Было бы серьёзно — мама познакомила бы меня с ним! — Может, мама ещё не готова к таким шагам. В общем, не факт, что несерьёзно. Но я не об этом хотел сказать. Ника… Если мама не захочет больше жить со мной, ты не должна на неё сердиться. Понимаешь? Да, я попросил прощения и хочу вернуться, но мама имеет право не прощать. — Почему? Она же любит тебя. Сердце кольнуло и заныло. Стас вспомнил вчерашний разговор и Катины искренние слова: «Я тебя больше не люблю». Он слишком хорошо знал Катю — она не стала бы врать. Значит, действительно считает именно так. И его единственный шанс — сделать так, чтобы она полюбила его заново. — Я очень обидел нашу маму, я уже говорил тебе, Ник. Так бывает — любовь умирает из-за обиды. Ты ведь знаешь, что люди умирают от болезней или несчастных случаев, правда? Ну вот. И любовь тоже может умереть, она — словно живой человек. Погибает, если её обидеть. Ника задумалась на несколько секунд, а потом уточнила: — Значит, мама тогда словно заболела? И её любовь умерла? — Да. Поэтому я и прошу: если она не захочет больше быть со мной, не сердись на неё. Мама ни в чём не виновата. Просто я действительно очень сильно её обидел. Ника молчала, и в её глазах, опущенных вниз, к земле, блестели слёзы. Если бы кто-то показал Стасу эту картину с расстроенной до слёз дочерью три года назад — передумал бы он уходить к Регине? Да или нет? Стасу очень хотелось верить, что да, передумал бы. Тем более что он понимал — Катя никогда в жизни не стала бы жертвовать дочерью ради собственного блага, как сделал он. Но… — Пап… — сказала Ника тихо и печально. — А можно опять полюбить? Ну, тогда мама тебя разлюбила, а сейчас опять полюбит. Можно? — Не знаю. Наверное, можно. Дочь вновь воодушевилась и даже улыбнулась, засверкав мелкими белыми зубами: — Значит, надо составить план! 33 Катя Когда Стас наконец ушёл, я вздохнула с облегчением, несмотря на то, что отлично осознавала — это ненадолго, он теперь будет мозолить мне глаза постоянно. Надо приготовиться к долгому изматыванию «врага» — иной тактики у меня не предусмотрено. Авось Стасу когда-нибудь надоест, ну или попадётся на пути другая яркая девушка, что он напрочь забудет обо мне. Работала я с девяти до шести по будням — хотя наш книжный магазин был открыт до девяти вечера в любой день недели. Магазин находился близко от дома: всего две остановки на автобусе. Мне там нравилось. Хотя Стас, когда я начала работать в «Домовёнке» после окончания института, ворчал, что я могла бы выбрать что-нибудь более амбициозное — с моими, мол, мозгами. Не знаю, что там не так с моими мозгами, но к карьерному росту я никогда не стремилась. Мне были важнее уют и комфорт. Хотя зарплата, конечно, тоже важна, но не на первом месте. Меня устраивал мой оклад старшего продавца, как и обязанности. Больше зарплата — больше обязанностей, потеря комфорта… Нет, такое уже не по мне. Я знаю, подобные черты моего характера Стаса всегда раздражали: он-то был человеком деятельным и амбициозным, авантюрным, желал и карьерного роста, и признания собственных заслуг, и зарплату как минимум с пятью нулями. Но я только плечами пожимала, говоря, что не всем же стремиться к высотам, кто-то должен и у подножия сидеть, траву сажать, булки печь, книжками торговать. Почему бы и не я? Я бежала на работу и вновь вспоминала, с чего всё начиналось. Видимо, я обречена на это — пока не прокручу в голове то, что связано со Стасом и нашим совместным прошлым, не успокоюсь. Впрочем, я и после не успокоюсь… Но хотя бы перестану вспоминать. После того как Стас подошёл ко мне в коридоре и пригласил на прогулку, я весь день летала. Уже тогда я сообразила, что это неспроста и не стала бы я летать, если бы не была влюблена, — но очень не хотелось признаваться в подобной глупости даже самой себе. Что может быть более идиотическим, чем заучка-простушка, влюблённая в красавца-мажора? Поэтому я решила вести себя по-дружески, не желая, чтобы Стас сообразил, насколько я от него тащусь и выпадаю в осадок. Со мной это было впервые, несмотря на возраст, — до Стаса я как-то не влюблялась настолько сильно. В школе нравился один мальчик из параллельного класса, пару раз заглядывалась на парней, когда мы с родителями ездили куда-нибудь отдыхать, но чтобы вот так растекаться… Нет, не было подобного. И я даже немного опасалась своих чувств — они мне казались какими-то бесконечными. У меня в душе словно произошёл Большой Взрыв и возникла новая Вселенная, не иначе. Вселенная имени Стаса Радова. «Ох, попала ты, Каланча», — думала я во время нашего первого «свидания». Мы со Стасом отправились гулять в один из парков, потому что с утра обещали солнышко и хорошую погоду — но где обещания метеорологов, а где реальность? В общем, практически сразу мы попали под дождь. Мокрые, но хохочущие, добежали до «Астры» — и решили, что будем гулять в торговом центре. Благо он большой, и крыша есть — не промокнем. Глядя на широкую улыбку Стаса, слушая его весёлый смех, я и поняла, что всё — на Кате Калашниковой можно ставить крест. Я шла за ним, как тёлочка на верёвочке, соглашалась на любое его предложение, самозабвенно слушала все его рассказы и поддерживала каждую идею, даже самую нелепую. Бросить монетку в фонтан посреди торгового центра? Давай! Купить огромное ведро солёного попкорна? Пожалуйста! Соревноваться в книжном магазине, кто быстрее найдёт ту или иную книжку? Запросто! Гадать на «Мастере и Маргарите», что нас ждёт в будущем? Легко! — Я и так знаю, что нас ждёт в будущем, — хмыкала я, глядя на то, как Стас с энтузиазмом листает роман Булгакова с закрытыми глазами. — Сессия! — Вот и давай посмотрим, как она пройдёт! — Стас резко остановился, открыл глаза, опустил голову вниз и прочитал строчку, на которую указывал его палец: — «Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже разлила. Так что заседание не состоится». Хм… И что это значит? — Понятия не имею. Может, сессию отменят? — Да ну, не может быть!