– Тысячелетний Источник, – дрогнувшим голосом ответила я. – В моём мире это Тысячелетний Источник На моих глазах радужка и зрачки ведьмы начали медленно светлеть, пока полностью не побелели, слившись с белком. – Вижу подземное озеро, – резко изменившимся, каким-то замогильным голосом заговорила Одал. – Ничто не питает его – ничто не питает оно. Давно заброшенное, одинокое. Вокруг – лишь тёмные твари, пожирающие друг друга и всех, кто попадётся им на пути. Я судорожно сглотнула и крепко стиснула пальцы, ощущая, как магия внутри бурлит, вступая в конфронтацию с силой ведьмы, бурным потоком разливающейся вокруг. – Одинокий ребёнок в непроглядной темноте, – между тем бормотала ведьма, очевидно, погрузившись в некое состояние транса, не видя ничего и никого вокруг себя, лишь далёкий мир видений и образов. – Любимый и тщательно выпестованный, с чистой душой и горячим сердцем. Яркое солнце, что светит и греет всех страждущих. Внезапно ведьма замолчала, и её глаза за считанные мгновения вернули себе первоначальный вид. А затем Одал вдруг резко перегнулась через стол, и её тонкие узловатые пальцы вцепились мне в предплечье, с силой сжав его. Я даже не успела испугаться – в полутьме комнаты сверкнула сталь меча, и его кончик упёрся в горло ведьмы. – Отпусти её, – велел Орсэй, и ещё ни разу я не слышала у него таких интонаций. У меня не было сомнений: он отрубит Одал голову, стоит той сделать хотя бы одно неосторожное движение. Ведьма даже не взглянула на принца. Не волновал её и меч, приставленный к горлу – всё её внимание было сосредоточенно исключительно на мне. – Солнце, а солнце, что светит всем, – практически пропела она обманчиво ласковым голосом. – Посвети немного старухе, заплутавшей во тьме. Я подняла свободную руку и поднесла её к лезвию меча, как бы отстраняя его от шеи ведьмы – естественно, у меня ничего не получилось, и ладонь прошла насквозь, однако намерение я своё обозначила чётко. – Не нужно, – я перевела взгляд на Орсэя и ободряюще улыбнулась. – Убери меч, мне ничего не угрожает. Принц несколько мгновений буравил меня хмурым взглядом, а затем вернул меч в ножны. Я же вновь повернулась к Одал и спросила: – Чего вы хотите? На лице ведьмы расцвела безумная улыбка. – Действительно, солнце, – рассмеялась она жутким, просто-таки дьявольским смехом. – И правда, светит всем. И даже древней проклятой старухе готова помочь. – Внезапно смех оборвался, и на лице ведьмы отразилось какое-то зверское выражение. Наклонившись ещё сильнее, едва ли не ложась грудью на столешницу, она спросила: – Возьмёшь мой дар? – Нет, – не раздумывая ни секунды, ответила я. – Дар каждому дан от Бога. А Бог не даёт человеку ношу, что ему не по плечу. Ведьма вновь рассмеялась, на этот раз каким-то совсем странным, булькающим смехом, в котором, впрочем, не было ни капли веселья, а сплошная горечь. – Запомни свои слова, девочка, – резко став серьёзной, сказала Одал. – Ещё не раз ты вспомнишь о них. Эти слова прозвучали как угроза, и я нахмурилась. А ведьма вдруг ни с того ни с сего повернулась к Орсэю. – Нить, что связала вас, прочней каната, – заявила она. – Не разорвать её, не разрубить. Но принесёт она счастье или горе – решать тебе. – Мне? – лицо Орсэя изумлённо вытянулось. – Но почему? – Потому что солнце светит всем, – понизив голос до шёпота, доверительно сообщила Одал. – Ему некогда заботится о себе – оно думает о других. Кто же позаботится о солнце? – Кто? – Тот, кто не боится сгореть. Я дёрнула руку, которую держала ведьма, на себя, заставив ту вновь переключить своё внимание на меня. – Не смотри на него, – строго сказала я. – Ты говоришь со мной – на меня смотри. Ведьма в очередной раз рассмеялась. – Ничего я не сделаю твоему принцу, – заметила она весело. – И никому не сделаю. Я – всего лишь безумица, променявшая счастье на взор, не ведающий границ. Так себе сделка. – Взгляд ведьмы заострился, а её ногти впились мне в кожу, доставляя ощутимый дискомфорт. – Не повторяй моей ошибки. Я рассеянно кивнула. – Твоя магия сильна, – вдруг заметила Одал, нежно огладив большим пальцем моё запястье. – Очень сильна, но не непобедима. Слушай и запоминай. – Ведьма внезапно удлинившимся ногтем на указательном пальце прочертила короткую алую полосу поперёк запястья, заставив меня зашипеть от боли. – Камень из мёртвой долины, – тут же под первой царапиной появилась вторая. – Дерево без души, – третья алая полоса легла точно под второй – Меч, закалённый дыханьем смерти. Все они смогут тебя убить. Сказав это, Одал наконец-то выпустила мою руку. Я тут же вскочила из-за стола и отошла на несколько шагов, прижимая пострадавшую конечность к груди. – Уходите, – старуха откинулась на спинку стула и прикрыла глаза. – Я всё сказала. Повторять дважды не было нужды: подгоняемая собственным страхом, я поспешно выскочила наружу, без затей пройдя насквозь и обоих рыцарей, и дверь. Сердце заполошно билось в груди, точно крохотная пташка, угодившая в силки. – Дэйрэ, – взволнованно позвал меня Орсэй. – С тобой всё в порядке? – Не совсем, – неожиданно даже для самой себя честно ответила я. – Но это ничего. Сейчас мне станет легче. Я взглянула в искажённое беспокойством лицо принца и нервно улыбнулась. – Что ж, ты оказался прав, – неохотно признала я отвратительно дрожащим голосом. – Видимо, мы действительно две половины одной души. Орсэй ничего на это не сказал, лишь продолжил внимательно на меня смотреть. – Вы узнали всё, что хотели? – между тем вклинился в наш разговор Кэнхэй. – Быть может, уже уберёмся отсюда? Поговорить сможете и дома. – Да, конечно, – охотно согласилась я. – Вернёмся в замок – здесь нам делать больше нечего. Навстречу друг другу После визита к провидице я понятия не имела, как вести себя с Орсэем. Старая ведьма признала, что мы с ним навечно связаны неразрывными узами – и это пугало меня. Я этой связи не ощущала (регулярные перемещения во сне не в счёт). Не было ничего, что описывалось в книгах, когда речь шла о двух половинах одной души: ни потребности постоянно находиться рядом, ни головокружительной любви. Да, Орсэй мне нравился, но то же самое я могла сказать, например, о мастере Труаре или Блямсе. В отличие от меня Орсэй был настроен крайне решительно. А ещё отличался поразительным упрямством. Поэтому когда на следующую ночь я, заснув у себя в постели, оказалась посреди покоев принца, меня ждал сюрприз в виде огромного букета ярко-алых тюльпанов. – Это тебе, – гордо объявил Орсэй, пододвигая вазу с цветами, стоявшую посреди стола, в мою сторону. – Ты ведь любишь цветы? На моём лице против воли расцвела искренняя улыбка. – Очень люблю, – призналась я, а затем добавила: – Спасибо. Лицо Орсэя посветлело, а в тёмно-серых глазах словно вспыхнул мягкий свет. – Не за что, – ответил он, слегка приподняв уголки губ в намёке на улыбку. – Я обдумал наш с тобой последний разговор и понял, что повёл себя неправильно, за что прошу прощения. Я удивлённо приподняла бровь. – Я требовал от тебя полюбить меня – это было крайне грубо с моей стороны, – между тем продолжил Орсэй, в то время как я мысленно задалась вопросом, когда это он просил меня о любви – почему-то я ничего подобного не помнила. – Обещаю, впредь я буду более внимателен и обходителен и завоюю твою любовь. Я на некоторое время потеряла дар речь от столь смелого заявления. Мне стыдно было признаться в этом даже самой себе, но мысль о том, что принц планирует добиваться моего расположения, приятным теплом растекалась в груди. – Хорошо, – слова сами, можно сказать против воли, сорвались у меня с языка. – Я так понимаю, что переубедить тебя не получится, поэтому ладно, я согласна. – Ты позволишь мне ухаживать за собой? – на лице Орсэя отразилось недоверие. – Да, – после короткой заминки подтвердила я. – Если тебе так хочется, ты можешь ухаживать за мной. Но я тебе ничего не обещаю! В тот момент я ещё не догадывалась, что у Его Высочества просто неистощимая фантазия. Каждую ночь он придумывал что-то новое: то выведет меня на прогулку на крепостную стену, чтобы я могла увидеть звездопад, то устроит выезд на яркую, шумную ярмарку в соседний город, а то вдруг устроит тихий вечер у разожженного камина, во время которого будет вслух читать мне свою любимую книгу – балладу о приключениях некоего рыцаря, ради своей возлюбленной одолевшего злого дракона и раздобывшего волшебный цветок, сияющий, точно сотня огней. Я в ответ стала чаще практиковаться в перемещении в бодрствующем состоянии, что позволяло нам с принцем время от времени встречаться ещё и днём, благодаря чему я трижды смогла наблюдать за его тренировками в верховой езде, стрельбе из лука и фехтовании. Надо отдать Орсэю должное: он был хорошим воином и прикладывал массу усилий, чтобы становиться ещё лучше – это вызывало уважение. И закономерное желание соответствовать. Мастер Труар, услышав о моём желании получить воспитание и образование, достойные второй половинки наследного принца, ничуть не удивился и тут же выдал мне огромную стопку книг, посвящённых этикету, традициям и истории Диарнара, пообещав, что позже найдёт для меня подходящего учителя. – А Его Величество не будет возражать? – с сомнением уточнила я. Труар пожал плечами. – У Его Величества в данном случае нет выбора, – заметил алхимик. – Если бы ты была обычной ведьмой, он, возможно, и закрыл бы глаза на вашу с Орсэем духовную связь и просто казнил тебя. Однако убить тебя невозможно, поэтому Рэйегорну приходится мириться с твоим присутствием в жизни сына. Стоит отметить, что Его Величество не просто мирился с моим присутствием, но даже вроде как пытался наладить отношения и вообще вёл себя крайне достойно, как и положено истинному королю. Поскольку я не сидела в четырёх стенах и что в компании Орсэя, что в одиночестве бродила по замку и окрестностям, время от времени я пересекалась с Рэйегорном. Каждый раз он учтиво приветствовал меня и порой, – видимо, если позволяло время, – вступал в диалог. Однажды ночью, незадолго до турнира, когда Орсэй после долгой тренировки моментально заснул, стоило ему только добраться до постели, я как обычно бродила по замку, на этот раз решив исследовать подземелье, разделённое условно на три части, к которым вело три разные лестницы из разных частей замка. Восточную лестницу охраняло четверо солдат, поскольку она вела к тюремным камерам, а вход на западную блокировала тяжёлая металлическая дверь, закрывающаяся на ключ – там располагалась королевская сокровищница, куда вход всем, кроме короля и казначея, был закрыт. А вот последняя, северная лестница, была абсолютно свободна – эта часть подземелий пустовала и представляла собой сеть коридоров, назначение которых мне было не вполне ясно. Бродя по ним, я неожиданно обнаружила вход в усыпальницу. Наколдовав на руке небольшой огонёк, я осмотрелась. Это была совсем маленькая комната, облицованная плитами из какого-то светлого камня. На дальней стене была прибита широкая полка из тёмного дерева, на которой располагалась огромная ваза с целой охапкой кипенно-белых цветов. В центре усыпальницы стоял высокий каменный гроб, периметр которого был украшен разнообразными крохотными человеческими фигурами – видимо, Святыми. На крышке же горизонтально располагалась женская статуя в полный рост. Движимая любопытством, я подошла поближе. Статуя была восхитительна, как, должно быть, и женщина, с которой её лепили. Мягкие черты лица, прямой нос, пухлые губы с безмятежной улыбкой, застывшей на них, изящные завитки волос, спадавших на покатые плечи… Определённо, эту женщину можно было назвать настоящей красавицей. Дело было даже не во внешней привлекательности. Скульптору удалось наделить своё творение жизнью, добавить одухотворённости лицу. Казалось, в любой момент статуя может открыть глаза и встать, столько скрытой, нерастраченной силы было в ней. Позже я спросила у мастера Труара, чья усыпальница располагается в подземельях замка. – Её Величества леди Суофис, – помрачнев, ответил алхимик, – матери Орсэя. – Давно она умерла?