Мне хотелось сказать, что нельзя за преступления одной сумасшедшей ведьмы судить всех обладателей магии. Однако я промолчала, потому что понимала – никакие мои доводы не заставят Рэйегорна изменить своё решение. Слишком глубока была его рана. Ненависть уже успела прорасти в сердце короля, и вряд ли хоть кому-то удастся её выкорчевать. – Как же я тебя ненавижу, – неожиданно пылко заявил он, наградив меня прожигающим насквозь взглядом. – Я бы всё отдал: трон, собственную жизнь, жизни подданных, – чтобы Орсэй никогда тебя не встретил. Чтобы никогда даже мысли не допускал о том, что с такими, как ты, можно поступать иначе, кроме как беспощадно уничтожать. Потому что стоит только немного расслабиться, поверить в вашу искренность и дружбу, и вы тут же показываете своё истинное лицо и наносите удар в спину. Что я могла на это сказать? Заверить, что у меня и в мыслях нет никому вредить? Что я и сама бы никогда не появлялась здесь, в этом мире, если бы могла? Ни одному моему слову Рэйегорн не поверит. Так какой смысл напрасно сотрясать воздух? – Ни вы, ни я ничего не можем изменить, – ровным голосом проговорила я. – Я уже здесь. Мы с Орсэем уже встретились. Вам придётся с этим смириться. – Придётся, – согласился Рэйегорн, в очередной раз прикладываясь к бутылке. – Но это не доставляет мне ни малейшего удовольствия. «Как и мне», – подумала я, а вслух сказала: – Идите спать, Ваше Величество. Вы уже достаточно выпили, пора и честь знать, а то завтра утром вам будет очень плохо. Король ничего на это не ответил, лишь вновь устремил пустой взгляд на языки пламени, пляшущие в камине. Решив, что на сегодня аудиенция окончена, я выпрямилась и направилась в сторону выхода. – Дэйрэ, – неожиданно окликнул меня Рэйегорн. Я остановилась возле самых дверей и обернулась. На меня был направлен тяжёлый взгляд серых глаз. – Если вы навредите Орсэю, я найду способ вас уничтожить. – Камень из мёртвой долины; меч, закалённый дыханием смерти и дерево без души, – услужливо подсказала я. – Во всяком случае, всё это, по словам Одал, может меня убить. Доброй ночи, Ваше Величество. Проговорив это, я поклонилась Рэйегорну и прямо сквозь дверь вышла в коридор. Как не крути, а последнее слово осталось за мной. Долгая зима Орсэй был не очень доволен появлением у меня отдельных апартаментов, о чём не преминул сообщить отцу. – Почему Дэйрэ не может оставаться у меня? – с вызовом глядя на Его Величество, спросил принц за завтраком на следующий день. Я, всю ночь с интересом изучавшая толстенную книгу по истории Диарнара, ещё не успела убраться восвояси, и Орсэй по неизвестной причине буквально вынудил меня присутствовать во время своего разговора с отцом. – Разве не ты с самого начала возмущался, что я вечно отбираю у тебя кровать? – насмешливо напомнила я, решив в этот раз занять сторону Рэйегорна. – И спать мешаю: громко вздыхаю, шуршу страницами и, – как ты там тогда сказал? – постоянно что-то бормочу себе под нос. Орсэю хватило совести покраснеть. – Это было давно, – сказал он. – Это было чуть больше месяца назад, – возразила я, старательно сдерживая улыбку. – Лично я благодарна Его Величеству за щедрость: теперь у меня хотя бы есть свой угол в этом огромном замке. – Чем моя комната тебя не устраивает? – теперь Орсэй переключил своё негодование на меня. – Всем устраивает, – заверила я его. – Но свою иметь намного лучше. – А затем, после короткой паузы, добавила: – У меня никогда не было личной комнаты. В моём собственном доме одна единственная комната, и я делю её с отцом. Орсэй как-то тяжело вздохнул и неохотно выдал: – Ладно, раз ты так хочешь… Я улыбнулась. – Спасибо. На этом конфликт был исчерпан. Каждую ночь я привычно появлялась в комнате принца и практически сразу уходила в свои покои. Орсэй, впрочем, в большинстве случаев следовал за мной, чтобы «составить компанию и развеять скуку», как он сам выражался. Я не возражала. Турнир прошёл без сучка и задоринки. Большую часть времени я, как и просил Рэйегорн, сидела в своей новоприобретённой комнате и не мозолила глаза. Но на сами состязания, естественно, сходила, затесавшись среди толпы черни. Ну, не могла я пропустить такое событие! Орсэй в доспехах, верхом на коне и с копьём в руках, выглядел просто восхитительно. Настоящий принц. И хотя моё сердце тревожно замирало каждый раз, когда он сходился в поединке с противником и два всадника неслись навстречу друг другу, я не могла не улыбаться, видя триумфальное выражение лица принца, когда ему удавалось одержать верх. Толпа громко скандировала, приветствуя его – народ любил Орсэя, это было очевидно. А он делал всё, чтобы быть достойным их любви. Победить в Турнире четырнадцатилетнему подростку, соревновавшемуся в большинстве своём со взрослыми воинами, естественно, не удалось: однако из пятидесяти человек Орсэй занял двадцатое место, и, на мой взгляд, это был очень достойный результат. Рэйегорн считал так же, и во время ужина сразу после того, как все гости разъехались, выразил своё одобрение навыкам сына. Сам Орсэй, впрочем, хоть сколько-нибудь довольным не выглядел. – Ты, в самом деле, рассчитывал на победу? – спросила я, когда мы остались наедине. – Я – принц, – мрачно заметил Орсэй. – Как я поведу за собой людей, если не буду лучшим? – Тебе четырнадцать, – напомнила я. – Это нормально, что ты пока уступаешь взрослым воинам. Дай себе время, и ты будешь лучшим. – Думаешь? – Уверена. Тем временем в моём мире пришла зима. Выпал первый снег, и народ заперся по домам, подготовив солидные запасы дров для грядущих холодов – привычного явления в этих местах. Первые полтора месяца прошли спокойно: метели замели тропинки, реку и болота покрыла толстая корка льда, а сугробы выросли до самых окон. Ребятишки с гиканьем и визгами играли в снежки и строили снежные крепости. Те, что постарше, под присмотром взрослых собирались небольшими группами в домах, пели песни, загадывали загадки и рассказывали различные истории. А потом всё вдруг изменилось. Резко ударили морозы, завывания вьюги стали пронзительными, надрывными, а хлопья снега сменились острыми, точно лезвия кинжалов, кристаллами льда. Лютый холод пробирал до костей, и жарко натопленная печь от него совершенно не спасала – запасы дров, рассчитанные на четыре месяца, очень быстро подошли к концу. Люди потянулись с топорами в лес – большинство не вернулось. Дерево под окном моего дома, даже не подумавшее сбросить листву, мелодично позвякивало обледеневшими ветками, испуская при этом по ночам зловещий голубоватый свет, на который слеталось всё больше неизвестных тварей, которые, впрочем, вели себя мирно и под утро исчезали, словно их и вовсе не было. Я постоянно находилась на грани, все свои магические силы тратя на попытки унять непогоду, благо среди многочисленных колдовских гримуаров Труара были те, что помогали в управлении стихиями. Да и сам алхимик кое-что понимал в данной теме и охотно делился опытом. От дневных визитов к Орсэю пришлось отказаться. Да и ночью я предпочитала проводить время в кровати в своих апартаментах, а не в компании принца. Что, впрочем, совершенно не мешало тому устраивать еженощные бдения возле моей постели, словно его присутствие в непосредственной близости могло хоть как-то помочь. – Ты совсем себя не бережёшь, – заметил Орсэй однажды, когда я, окончательно выбившись из сил, не стала переходить к себе в спальню, а как в начале нашего знакомства оккупировала чужую постель. – Скоро совсем на призрака похожа станешь. Я лишь отрицательно покачала головой. – Это неважно, – тихо проговорила я, измождённо прикрыв глаза. – Если это поможет спасти хоть кого-то, я отдам всю свою магию до последней капли. – А если нет? Этот вопрос был самым страшным. Я видела, что толку от моих манипуляций, заклинаний и ритуалов не было почти никакого. Буря унималась максимум на пару дней, а затем начиналась заново. Ещё это дерево… Оно беспокоило меня всё сильнее. Правда, было не похоже, что оно как-то причастно к приходу столь суровой зимы. Напротив, возле него было всегда чуточку теплее, словно рядом находились тлеющие угли от костра. Несмотря на все мои усилия, не прошло и месяца, как количество смертей перевалило за полсотни. Односельчане, чтобы хоть как-то согреться, побросали дома и все собрались в церкви, перетащив в неё остатки дров. Мы с отцом тоже хотели к ним присоединиться – всё же я с моими способностями могла успешнее поддерживать тепло в замкнутом помещении, нежели обычный камин или очаг, – однако нас не пустили даже на порог. – Это всё из-за неё! – ткнув в меня пальцем, объявил староста. – Она – ведьма. Нечистая. Бог гневается, вот и послал стужу в наказание всем нам, что все эти годы терпим её возле себя. Для меня эти слова стали словно удар под дых. Всё это время я, не щадя себя, пыталась спасти этих людей от буйства непогоды, мучила Труара бесконечными расспросами и просьбами о помощи. И теперь же я во всём и виновата. Просто великолепно! – Тебе нужно уйти, – категорично заявил отец, как только мы добрались сквозь метель от церкви до дома. – Куда? – растерялась я. – Куда угодно! – в карих глазах явственно читался страх. – Ты не понимаешь, что происходит? – Зима пришла, – ответила я, действительно не вполне понимая, к чему он клонит, – чересчур холодная и суровая правда. – Да причём здесь зима! – в сердцах воскликнул отец. – Неважно, что именно случилось: лютый мороз, потоп, неурожай или болезнь. Люди всегда найдут виноватого. И на этот раз козлом отпущения будешь ты! Я судорожно сглотнула. – Это неправда, – возразила я. – Я никогда никому не причиняла зла, наоборот, помогала всем, чем могла. Я и сейчас делаю всё, что в моих силах! – Я знаю, – длинно так, обречённо вздохнув, тихо сказал отец. – Знаю, что ты не причём. Но народу этого не объяснишь. Они сидят там, в церкви, и переговариваются между собой. И до чего они договорятся – непонятно. Поэтому тебе лучше уйти. – Куда? – повторила я изначальный вопрос. – На улице зима, я не могу, как летом, просто взять и переселиться на болота. А до города четыре дня пешком. Я просто не дойду! И даже магия не поможет. На лице отца отразилось страдание. Тяжело опустившись на край кровати, он устало прикрыл глаза рукой, и я видела, как сотрясаются его могучие плечи в беззвучном рыдании. – Пап, не надо, – несчастным голосом попросила я, подходя к нему вплотную и осторожно касаясь ладонью напряжённого плеча. – Не расстраивайся раньше времени. Может, ещё обойдётся? Не обошлось. Уже на следующий день в наш дом ворвались мужики с топорами и вилами. Отец попытался им помешать, но практически сразу получил удар обухом по голове и потерял сознание. Меня же в одном платье выволокли во двор. – Господь ясно выразил свою волю, – торжественно проговорил отец Карст. – Магия должна быть уничтожена. Их толпы вперёд вышел Синт – широкоплечий семнадцатилетний детина, помогавший моему отцу на кузнице. В руках он держал небольшой топор, с которым обычно ходил в лес рубить дрова. У меня в душе зародилась слабая надежда, что эта разъярённая толпа пришла не по мою душу, а всего лишь решила срубить волшебное дерево, что росло под нашим окном. Это, конечно, было форменное безумие, обвинять в разыгравшейся непогоде дерево, пусть и не совсем обыкновенное. Но всё же лучше, чем убийство человека. – Магия тут не причём, – слизнув кровь из разбитой губы, тихо заметила я. – Это всего лишь дерево. Срубив его, вы ничего не добьётесь. – Мы избавимся от магии, – отрезал отец Карст. – А затем принесём тебя в жертву Богу, чтобы он даровал нам прощение и хорошую погоду. У меня по спине пробежал неприятный холодок от взгляда, которым меня наградил священник. Отец Карст всегда казался мне приятным старичком с добродушным лицом и мягкой улыбкой – сейчас же он напоминал злобного монстра с деревянной маской вместо лица, изображающей звериный оскал. Дерево между тем слабо мерцало в сгущающихся сумерках, мелодично позвякивая заледеневшими ветками с полупрозрачными бледно-зелёными листьями, словно пело какую-то печальную песню – должно быть, прощальную. Глядя на него, я как нельзя остро чувствовала свою беспомощность.