– Все, что я хотел – чтобы рядом со мной было как можно меньше охотниц. Жаль, что идея сплавить тебя в Дом Маккормак пришла запоздало. «Тугодум», – мстительно подумала Морриган. – Да брось, я еще не сделала ничего, чтобы заслужить твое недоверие. – Ты – угроза. Мелкая, желторотая… – Ты ненамного меня старше! – возмутилась она, оскорбленная до глубины души. Морриган будто вернулась на пять лет назад, когда вольные были еще малочисленной группой, когда каждый день приходилось сталкиваться с предубеждением и снисхождением со стороны старших. Впрочем, неверие других – лучший стимул преуспеть. – …возомнившая себя крутой ведьмой, но угроза. А Пропасть – мой дом. Какой есть. – Усмешка вышла горькой. – И я защищаю его так, как умею. В том числе и от охотниц с живыми молниями, которые одним взмахом руки могут на досуге кого-нибудь испепелить. Морриган собралась уже напомнить, что именно с его вспышки ярости все и началось, но ее опередили. – Дэмьен – солдат, – раздался низкий голос откуда-то сбоку. Круто развернувшись, она увидела высокого мужчину с волевым лицом и рыжими волосами. – И солдат превосходный. – Я. Просил. Никогда. Не называть. Меня. Солдатом, – процедил Дэмьен, вмиг ощетинившись иголками. Однако смутить вышедшего из комнаты человека оказалось не так-то просто. Он лишь пожал плечами. – Страж. Воин. Телохранитель. Не все ли равно? Слова – это просто слова, Дэмьен. Судя по мрачному лицу отступника, он был категорически не согласен. И с чего его так разозлило одно невинное слово? Морриган знала Дэмьена лишь пару дней, но уже создалось впечатление, что тайн у него не меньше, чем татуировок. Она перевела взгляд на рыжего незнакомца. Военная выправка, изучающий прищур. По-своему привлекателен, но вместе с тем в его облике было нечто такое, что призывало держаться от него подальше. Однако подобной роскоши Морриган позволить себе не могла. – Доминик О`Флаэрти, я полагаю? – Верно полагаете. Уголок рта приподнялся в попытке улыбнуться, не слишком, впрочем, убедительной. В отличие от улыбки, которая не затронула оставшихся холодными глаз, сами глаза – голубые, очень светлые и яркие – отчего-то приковывали внимание. Морриган даже задалась вопросом, а не использовал ли глава Дома ментальные чары? На всякий случай поставила в сознании непроницаемый барьер. Насторожилась, когда по губам Доминика О`Флаэрти скользнула усмешка. Он словно почувствовал ее манипуляции. – Значит, вы и есть та ведьма-охотница из Верхнего города, которую Дэмьен провел в Пропасть? – Уже наябедничал? – съязвила Морриган. – Дэмьен обязан докладывать мне обо всех посетителях Пропасти, – с убийственно серьезным выражением лица проговорил Доминик. – О чужаках, которых здесь по обыкновению не жалуют. По неизменно хмурому лицу Дэмьена с неизменно сведенными бровями (колдуны Дома О`Флаэрти вообще умели улыбаться?) сложно было понять его истинные эмоции. Однако Морриган показалось, что его неудовольствие стало… острее. Не привык находиться на вторых ролях и кому-то подчиняться? Но что тогда привело Дэмьена в Дом О`Флаэрти, если только он не был родственником Доминика? – Значит, несмотря на то, что вы так тщательно оберегаете вход в Пропасть, здесь все-таки бывают гости из Верхнего города? – Обычно они покидают Пропасть куда быстрее, чем отыскивают вход в нее, – заверил Доминик. – Но так как приходят они сюда исключительно за полуночной магией, нет резона видеть в каждом потенциальную угрозу. Прибегая к запрещенным Трибуналом чарам, они и сами становятся колдунами-отступниками. И прекрасно знают, что в случае предательства мы, жители Пропасти, молчать не станем. Недвусмысленное предупреждение. Морриган усмехнулась, давая понять, что выпад лорда О`Флаэрти оставил ее равнодушной. – Так что привело в Пропасть и непосредственно ко мне вас и вашего… гм… фамильяра?[16] – Взгляд Доминика остановился на вороне на ее плече. Морриган не сомневалась, что эти слова ее мать без внимания не оставит. Бадб тут же взвилась вверх, возвращая себе человеческое обличье. Не успело толком проявиться ее тело, как она, разъяренная, уже накинулась на Доминика. – Фамильяр?! Прежде чем что-то говорить, советую для начала подумать! Морриган закатила глаза – матушка в своем репертуаре. Знала ведь, как важно для них обеих расположение главы Дома О`Флаэрти, но держать себя в руках даже не пыталась. На лице Доминика, однако, не отразилось ни тени недовольства. Напротив, проявившуюся перед ним, словно видение, черноглазую ведьму он окинул взглядом, в котором явственно читалось сдержанное, но все же восхищение. Голос, произносящий «Простите мне мою оплошность», приобрел еще большую глубину и нотки драматического баритона. Юная – и, главное, живая – Морриган не произвела на Доминика и десятой доли такого эффекта. Это не ревность, конечно. Скорее хмурое разочарование, что в этом раунде их бесконечной гонки Бадб одержала верх. Морриган тряхнула головой, усилием воли избавляясь от пустых мыслей. Что ж, если раньше ключом к сердцу лорда Дома О`Флаэрти она считала себя, то теперь ситуация немного изменилась. Главное – любыми путями завоевать расположение Доминика. И, судя по его хищному прищуру, обращенному на Леди Ворон, семейка Блэр на верном пути. Поняв это, Бадб перехватила инициативу. В жесте отчаяния прижала руку к груди и заговорила надтреснутым голосом: – Морриган – моя старшая дочь. Мою младшую дочь жестоко убили. Но по воле случая в моих руках оказались и ее душа, и ее тело. А значит… – А значит, мой бокор может попытаться вдохнуть в нее жизнь, – кивнув, закончил Доминик. Такая родственная связь Морриган и Бадб, которые со стороны казались сестрами, его не удивила. Во всяком случае, с виду. Он помолчал, не сводя задумчивого взгляда с Бадб – явно намеренно тянул время. – Не вижу причин вам отказывать. Семья – это святое. Я лично буду присутствовать при ритуале и прослежу за тем, чтобы Ганджу сделал все от него зависящее. Леди Ворон зашептала слова благодарности. Морриган едва заметно покачала головой. Странно слышать слова о священности семьи от человека, которого обвиняли в отравлении собственного отца. Впрочем, и о себе она успела наслушаться диких слухов… Правдой была лишь половина из них. Задумавшись, Морриган не сразу заметила, как ладонь матери оказалась в руке Доминика. Сжав пальцы Бадб в жесте ободрения, он с видимой неохотой их отпустил. – Идемте со мной. Я познакомлю вас с Ганджу. Вслед за Домиником и Бадб Морриган спустилась вниз, в подвал особняка. Дэмьен, словно сторожевой пес, не отходил от гостий ни на шаг, чем несказанно раздражал. Вся подземная часть дома принадлежала бокору – это стало очевидно, стоило только оглядеться по сторонам. Сама Морриган никогда не прибегала к магии вуду, но многие атрибуты узнала с первого взгляда. Четыре месяца назад, будучи проездом в небольшом городке на юге графства, она получила заказ Трибунала на поимку колдуна-отступника, который мнил себя бокором. Мнил – потому что, несмотря на многолетнее изучение вуду и непосредственно ритуала воскрешения, он нарушил самый главный его закон, гласящий, что тело и душа объекта воскрешения должны быть едины. На опрометчивый шаг его толкнула смертельная болезнь дочери – результат проклятия кладбищенских ведьм, от которого колдун долго и безуспешно пытался ее избавить. Умирающее тело девочки, пораженное проказой, стало ловушкой для ее души. Морриган не знала, в какой момент любовь к дочери настолько затмила рассудок бокора, что он решился на преступление. Как бы то ни было, колдун заключил душу дочери в филактерий, а затем убил похожую на нее ирландку и попытался соединить ее тело с душой дочери. Разумеется, ничего хорошего из этого не вышло – при таких чудовищных нарушениях ритуала магия вуду сработать не могла. Дочь бокора ожила, но превратилась в безмозглого и беспомощного зомби, ходячего мертвеца, не способного ни говорить, ни мыслить. И главное, не способного быть человеком – лишь только притворяться им. Пришлось отлавливать и бокора, и безумный итог слияния чуждых друг другу души и тела. Колдун отправился в тюрьму. За такие шутки с полуночными чарами, скорее всего, пожизненно. Что случилось с недочеловеком, слепленным из двух разных людей, она не знала – Трибунал забрал зомби в свои тайные казематы. Печальный, но закономерный исход. На полках шкафов в подземелье дома О`Флаэрти обнаружились огве – чаша для ритуалов, гови – горшочек для смешивания трав, пемба – мелки для рисования печатей духов, свечи разных цветов, длинные иглы и ритуальные ножи. В углу стояли барабаны, на столе у стены были рассыпаны травы, камни, пузырьки с маслами и кусочки ткани для изготовления гри-гри[17]. Довершал картину митан – столб в центре комнаты, символизирующий дорогу, по которой во время обрядов духи спускались в мир людей. Ганджу Ямара оказался очень высоким и худым мужчиной с кожей цвета горького шоколада и короткой седой бородой. Облаченный в свободные штаны и рубашку, он невозмутимо смотрел на вошедших, опираясь о стену и покуривая сигару. Бадб рассказала бокору о Клио, торопливыми фразами изображая волнение. Однако Морриган знала наверняка: ее мать в эту минуту предельно собрана и хладнокровна. Бокор молчал, и сладковатый дым его сигары щекотал ноздри. Совсем скоро его сменит запах полыни. – Вы должны знать: ритуал воскрешения непредсказуем. – Голос у Ганджу был хриплым и прокуренным. – Ваша дочь и сестра может не выжить, если Лоа этого не захочет. Она может выжить, но стать помешанной, если ее рассудок не выдержит чар. – Клио сильная, – жестко сказала Морриган. Ей надоело молчать. Пропустив ее слова мимо ушей, Ганджу закончил: – Даже если она выживет и сохранит рассудок, это не гарантирует, что как человек она останется полноценной. Когда рвутся нити, соединяющие душу и тело, очень легко навсегда потерять важную часть себя. – Клио – ведьма, – упрямо тряхнула головой Морриган. – Ей под силу справиться с этим испытанием. – Ах, ну раз ведьма… – усмехнулся Ганджу. – Да, ведьма, – неприязненно повторила она. – Потомственная полуночная ведьма и, несмотря на юные годы, сильный духом человек. – Может, стоит все-таки обдумать это еще раз? – В голосе Бадб прозвучала столь несвойственная ей неуверенность. – Тут нечего думать, – отрезала Морриган. – И не волнуйся, в случае неудачи не тебе до конца жизни ухаживать за Клио. Черные глаза Леди Ворон гневно сверкнули, но она сумела сдержаться. Морриган перевела взгляд на Ганджу. – От нас что-нибудь требуется? – Только одно. Не мешать. По просьбе бокора Дэмьен позвал вниз еще двух членов Дома О`Флаэрти: смуглолицую Саманью, оказавшуюся мамбо, жрицей вуду, и чернокожего Аситу – хунгана, жреца. В высокой и тоненькой Саманье прослеживалось неуловимое сходство с Ганджу. Морриган не удивилась бы, узнав, что она его дочь. Ганджу скрылся в одном из закутков подземелья, а Саманья и Асита тем временем кукурузной мукой начертили на полу вокруг столба веве. Являясь религиозным символом и воплощением астральных сил, во время церемонии он служил своеобразным маяком для вызываемых жрецами духов лоа, обязывая их спуститься на землю. Морриган разглядела в ритуальном знаке венчающий алтарь крест и схематичное изображение гробов по обеим сторонам от алтаря. Веве принадлежало Барону Самеди, одному из самых сильных и противоречивых Лоа, который покровительствовал мертвым. Только от его решения зависело, выживет Клио или умрет. А какой она станет, воскреснув, зависело от случая, мастерства бокора и силы ее духа. Морриган понимала, что сильно рискует, но так рано отдать сестру миру теней не могла. Когда веве Барона Самеди был закончен, мамбо и хунган начали размещать на нем подношения Лоа. Наряду с резной трубкой, бутылкой рома и игральными картами, среди них оказались кофейные зерна, рис, черные бобы и стручки красного перца. Молчаливая Саманья жестами приказала присутствующим отойти к стене – чтобы ненароком не наступили на веве. Зажгла черные свечи и расставила их по кругу возле символа. Вернулся Ганджу, облаченный в мешковатый черно-фиолетовый наряд – цвета Барона Самеди. Морриган отдала ему филактерий с душой сестры, второй положила рядом с веве. Рой серебристых бабочек обратился Клио – спокойной, умиротворенной, казалось, просто уснувшей. Саманья и Асита принялись выстукивать на барабанах четкий ритм. Церемония началась. Ганджу запел песню-прошение, обращенную к Лоа Легбе – посреднику и своеобразному хранителю врат, разделяющих мир живых и мир Лоа. Без его помощи врата не открыть и до духов не добраться. Под ритмичную пульсацию барабанов бокор начал танцевать, не выпуская из рук сферу с душой Клио. То бормотал, то выкрикивал обращение к Барону Самеди. Движения его были рваными, диковатыми, даже нелепыми… но вот смеяться отчего-то совсем не хотелось. Изредка он подносил ко рту початую бутылку рома, чтобы распылить напиток на подношения и веве Барона Самеди. Что-то в окружающем пространстве неуловимо менялось. Воздух сгустился, нервы натянулись как струны. Глаза Ганджу загорелись безумным огнем, и он резко оборвал свой танец – Барон Самеди ответил на призыв, зарядил его своей силой. Бокор поднес филактерий с душой Клио к лицу и что-то зашептал, почти касаясь ее губами. К его рту потянулась тоненькая серебристая струйка энергии. Ганджу выпил душу Клио до дна, и сфера под его пальцами рассыпалась на мельчайшие осколки. Бокор опустился на колени перед телом Клио, пальцами осторожно раскрыл ей губы и, наклонившись вперед, медленно выдохнул. Все та же струйка серебристой энергии – душа, временным вместилищем которой стал Ганджу – призрачной змейкой потянулась ко рту Клио, чтобы наполнить собой ее тело. Воздух разом похолодел, по рукам Морриган побежали мурашки. Она стояла, не шелохнувшись, словно статуя, не в силах сделать ни единого движения. Напряжение достигло апогея, и когда Ганджу резко выкрикнул то ли призыв, то ли заклинание, Морриган вздрогнула всем телом. И… ничего не произошло. Клио лежала на полу, почти такая же красивая, как и при жизни, если не считать побледневшего до серости лица. Веки плотно сомкнуты, губы приоткрыты. Но дыхания нет. Как и жизни.