– Как и ты. Но это не мешало тебе предать свою кровь и стать охотницей. Удержать раздраженный вздох оказалось сложнее. Похоже, Агнес принадлежала к категории людей, которые от скуки или маниакальной одержимости контролировать все доходят до того, что выдумывают кодексы, устанавливают жесткие рамки правил, а после требуют неукоснительного их соблюдения. Впрочем, возможно иначе никак, когда ты королева колдунов-отступников, обладающих разрушительной полуночной магией и вместе с этим готовых ради магии и исполнения своих темных желаний на все. – Клио стала полуночной, спустившись в самую бездну. – Если что и спасет Морриган сейчас, так это правда. Точнее, крохотная ее часть. – Она провела в мире теней несколько дней, когда ее душа была отделена от тела. Агнес сложила руки на груди, явно заинтригованная рассказом. Вдохновленная, Морриган продолжила. Рассказала о том, что Клио заключила сделку с фомором, надеясь, что это станет для них с Агнес связующим звеном и расположит королеву к сестрам Блэр. Раз она так защищает догмы веретничества, должна проникнуться симпатией к той, кто пошел по ее стопам. – Останься Клио в мире теней – чего я, конечно, для нее не пожелала бы, – она продолжала бы платить по счетам, отдавать демону свою силу. Но сейчас она на это просто не способна! – Рассветная, – прошипела Агнес так, будто обожглась. – Больше нет. – Но была. Морриган утомленно прикрыла глаза. Диалог с твердолобой королевой Пропасти выпивал из нее все соки. – Расскажите мне все, – вдруг прошептала Агнес, уставившись в пустоту перед собой. Холодок пробежал по коже, стоило понять, что обращается она к сущности мира теней. Обычно веретница заключала сделку с одной демонической тварью, тем самым привязывая фомора к себе, пропуская в мир, который так их манил. На то, чтобы поддерживать симбиотическую связь даже с одним демоном, у веретников уходило немало сил. Но что-то подсказывало Морриган, что в Тольдебраль сущностей было больше. Шея зудела от скользящих по ней ежеминутно взглядов – невидимых, но от этого не менее ощутимых. Вряд ли все прирученные Агнес твари мира теней были демонами. Но велика вероятность, что, взгляни Морриган по сторонам через полуночный осколок, увидела бы, что замок буквально кишит тенями. Отвернувшись вполоборота, Агнес вела с прислужниками тихий разговор. О том, что выпытала та достаточно, Морриган поняла, когда с ее лица схлынула вся краска. Стало понятно и то, что помощи от королевы Пропасти она не дождется. – Твоя сестра, – Агнес выплюнула это слово так, будто оно было ругательством, – отправляла души мира теней в чертоги Дану. Морриган нахмурилась, недоумевая. – И это плохо, потому что… И без того тонкие губы королевы сложились в едва заметную, словно ниточка, линию. – Мир теней принадлежит Балору, как и все души мира теней. Дану крадет их… Последовала страстная тирада о коварстве Дану, которая оказалась настолько нахальной, что посмела позариться не только на живое, но и на… мертвое. Морриган озадаченно смотрела на Агнес. Очевидно, слишком много времени она провела в скитаниях по Ирландии в качестве вольной. С каких это пор полуночники, которые все так же оставались потомками великого племени Туата Де Даннан, решили отречься от богини-матери и поклоняться Балору? Пусть люди, к счастью, были далеки от божественных противостояний, Морриган знала о них достаточно благодаря Бадб, которая на своих крыльях облетела весь свет и говорила с сотнями душ мира теней, одиноких, истосковавшихся по человеческому голосу. Они о многом поведали Леди Ворон. Другие дети в ее возрасте требовали сказки на ночь, Морриган – уже не дитя, а инициированная полуночная ведьма – просила рассказать о мире теней. Таком близком и таком будоражащем. И первое, о чем она узнала – это о короле демонов Балоре и его ненависти к Дану. Будь Морриган одноглазым великаном, навеки сосланным в мир теней, сама возненавидела бы ту, которой принадлежал весь живой мир. Может, поэтому Балору нравилось натравливать своих демонических слуг на попадающие в его владения невинные души. Не пускать их к Дану, наказывая за то, что сотворила с ним богиня-мать. А может, ему просто нравилось истязать невиновных. Но чего Морриган никогда не понимала, так это ненависть людей к себе подобным. Убийственную, разрушительную ненависть. Ритуальные знаки, начертанные на полу. Тела, часто – юные, хрупкие. Терпкий запах крови. Так слабые колдуны призывали силу хаоса – первозданную силу фоморов и их владыки Балора. Чтобы заслужить благословение короля демонов, требовалась человеческая жертва – отправленная в мир теней невинная душа. Однако просто убить было недостаточно. Мало убить человека безвинного, безгрешного. Нужно было совершить обряд, оставив на теле жертвы печать, которая поймает душу в демоническую ловушку. Чтобы, попав в мир теней, она не смогла найти путь к чертогам Дану. Взамен колдуны получали частицу темных сил Балора, крупицу родственной ему магии хаоса. И возможность овладеть чарами, которые называли «глазом Балора»[19] – способностью сглазить человека или довести его до смерти за считанные мгновения. В то время как кладбищенским ведьмам, главным мастерицам по проклятиям и исцелениям от них, требовались долгие многоступенчатые обряды, колдунам хаоса достаточно было бросить на свою жертву один только взгляд. Отчего-то многим из них казалось, что плата за дарованную им магию – это отнятая жизнь. Кровь, в которой они искупали руки по локоть. Истинную цену их силы им еще предстояло узнать. Казалось, Балор до сих пор тосковал по тем временам, когда он и его слуги хаоса обладали куда большей силой, чем туата. Слуг из людей Балор кроил по подобию фоморов, тех, что одной половиной тела находились в мире живом, второй – в потустороннем. Такими стали и присягнувшие ему на верность люди. Радость новообращенных колдунов хаоса неизменно меркла, когда их рука и нога – если сильно повезло, обе левые – начинали усыхать. Один глаз отчего-то переставал видеть. Но другой… другой видел все. То, что Морриган через зеркала искала в мире теней, для слуг хаоса, верных почитателей Балора, теперь было открыто. Вопрос в том, как воспользоваться новым знанием, когда ровно половина твоего тела существует лишь номинально. Для красоты. Большинство колдунов, на свою голову связавшихся с Балором, заканчивали жизнь, запершись в своих домах вместе с сиделками или целительницами. Если, конечно, могли себе это позволить. Тратили годы, пытаясь понять, как обратить вспять то, что натворили. Долгожданная сила теряла свою значимость оттого, что шла об руку с уродством и кровью на обеих руках: и на той, что отобрал Балор, и на той, которую оставил. Но Морриган знала и тех, кто своей участью остался доволен. Седрик Вальцхорн даже не пытался замаскировать грубые деревянные протезы иллюзиями и иной раз не прикрывал руку даже перчаткой. Дерево, переплетенное с плотью Вальцхорна, навсегда изменило походку колдуна, чего не скажешь о его планах. Он был одержим Балором – вероятно, особенно с тех пор, когда король фоморов наградил его силой. Вальцхорн преданно служил Балору, притаскивая ему новых жертв, новые невинные души, как верный пес – брошенную палку. Охота на Вальцхорна продолжалась два месяца. Долго, если учесть, что везде, куда бы ни шел, колдун хаоса оставлял за собой шлейф из тэны. Слишком сильна была его связь с миром теней. О том, что в горячке боя Вальцхорна пришлось убить, Морриган ни капли не сожалела. Итак, Агнес Фитцджеральд попросту выставила Морриган за дверь – не смогла простить Клио помощи ненавистной ей Дану. Когда она шла, ведомая под обе руки костлявыми, дурно пахнущими стражами, уже у самого порога неожиданно столкнулась с младшей Фитцджеральд. В карман плаща из тонкой черной кожи скользнуло что-то, прохладным ветерком коснувшись ее руки. До ушей донеслось едва слышное: «Раньше нас было больше». – Прости? Веретница прошла мимо, на лице – холод и безучастность. Впору было решить, что ей просто послышалось… но Морриган доверяла собственным ушам. И что, Балор тебя забери, это значило? Глава 23. Веретница Клио лежала на земле. Какой бы удар ни сбил ее с ног, его источника не было рядом. Ничего не было. Потух свет, что прежде освещал ей путь, будто исходящий из ее души, из глаз, или – через тонкую, призрачную кожу – из сердца. Она была слепа как новорожденный котенок, а рядом таились тени-охотники. – Мама! – В голосе прорезалась паника. – Мама! Бадб где-то здесь, в мире теней. Но если нет, должна услышать ее зов даже через призму иного мира. Нечто почти бесплотное и невообразимо холодное коснулось лица. На миг показалось, что из Клио тянут жилы, а ее душа рвется прочь. Она застонала, протестуя, вслепую замахала руками. Могильный холод исчез, но совсем рядом раздался шепот. Древние, позабытые слова или просто бессвязная речь, разгадать которую не под силу никому из живущих? Что бы это ни значило, его шепот пробирал до костей. Пусть Клио не могла видеть теней, что кружились над ней, она их чувствовала. – Мама! Сила, у нее ведь теперь есть сила! Но невидимые руки повисли вдоль тела как плети. Губы, скованные страхом, который слепота лишь усиливала, отказывались произносить заклинание. Как же невыносимо ощущать себя столь беспомощной… – Милая, я здесь. Морриган? – Ты в мире живых, Клио. – В голосе сестры слышалась то ли горечь, то ли усталость. Любая из этих эмоций не вязалась со смыслом сказанных слов. – Ты вернулась. А ведь верно. Она вернулась. Только спросонья, когда ты слепа, когда все вокруг окрашено в черный, сложно отличить родную реальность от мира теней. – Но тени… те жуткие тени-охотники, – прошептала Клио, хватаясь за ладонь сестры как за спасительный прутик. От человеческого тепла чуточку полегчало. Пусть и не сразу, ее перестал бить озноб. – Они были там. Здесь. Я их чувствовала. – Тебе показалось, родная. В слепоте есть одно преимущество – ты замечаешь то, что прежде не замечал. Оттенки голоса, малейшую интонацию, отголоски эмоций… Морриган беспокоилась. А она никогда не волновалась понапрасну. – Я теперь веретница, верно? – дрогнувшим голосом спросила Клио. Это бы объяснило преследующее ее ощущение незримой связи с миром теней. – Честно? – Морриган вздохнула. – Мы с Бадб не можем понять. Мы не знаем таких… прецедентов, когда душа, заключившая в мире теней сделку с демоном, возвращалась в мир живых. Обычно веретницами считаются те, кто впускает фомора себе под кожу, устанавливая с ним прочную связь. – И все же главное условие – заключенная с сущностью мира теней сделка – соблюдено, – тихо заметила Клио. Рациональная часть нее требовала порядка в суждениях, поисках логики… и никакого трусливого бегства от правды. Другая отчаянно хотела съежиться под тонким одеялом, как в детстве превратив его в убежище, и остаться там навсегда. Только вот темнота теперь будет следовать за Клио всюду. А с ней и жутковатое ощущение, что окружает ее мир теней. Мысль ударила в голову, выбивая из равновесия. Стало страшно до тошноты. Что, если это правда? Что, если никуда Клио не возвращалась? Что, если она по-прежнему находится в мире теней? А Морриган, Бадб и даже Саманья с Дэмьеном, Ганджу и Домиником – лишь призраки, плод ее смертельно уставшего, напуганного, отчаявшегося сознания? И не было никакого ритуала, который «забрал ее глаза». Или, быть может, сестрой притворяется демон, который высасывает из Клио энергию и силу, пока она позволяет себе отдаться во власть сладкой дреме. И вот сейчас, когда она все поняла, демон расхохочется и, в последний раз припав к ее шее, выпьет до капли ее жизнь. – Что такое? – заволновалась Морриган. – Родная, мы во всем разберемся. Все будет хорошо, слышишь? Ее рука, еще сильнее сжавшая руку Клио, в реальности происходящего больше не убеждала. Как и исходящее от Морриган тепло, тепло жизни, которого в мире теней не было и в помине. Клио слышала о демонах иллюзий – то ли изменивших свою сущность фоморах, то ли и вовсе иных созданиях мира теней, что не принадлежали Балору. Прежде они представлялись ей не более чем фантазией, монстрами из сказок, которыми пугают непослушных детей. Но после того, как Клио сама побывала в мире этих монстров… Что, если она сейчас находится во власти одного из них? – Хочешь, я посижу рядом? – Морриган словно признавала, что в утешении не сильна. Клио помотала головой. – Я посплю еще, ладно? – Конечно. Тебе нужно отдохнуть. Шаги сестры медленно затихали, пока в комнате не осталось звуков… кроме одного – сбившегося, тяжелого дыхания Клио. Сжать бы в руках амулет и вызвать в памяти лицо Ника. Странно, но теперь, когда их разделяла толща земли, что служила Пропасти небом, они общались больше, чем раньше, когда находились в сетях одного города, ходили теми же улицами… Важно лишь, что как бы ни было плохо, Ник всегда умел ее приободрить. Клио уже понемногу привыкала к собственному телу, оно больше не казалось ей фантомным, чужим. И все равно могла по часу лежать в ванне с душистой пеной и так и не согреться. Тело было горячим, распаренным, пальцы покрывались забавными на ощупь морщинками от воды, однако холод не отступал. Он шел откуда-то изнутри, куда горячая вода, теплый плед или обжигающее губы какао не могли дотянуться. Но стоило поговорить с Ником, и что-то внутри словно отпускало. От звучащей в его голосе улыбки, от неуклюжих шуток становилось легче… и теплей.