Удар ребром ладони по шее переполнил чашу терпения. Завидев алую вспышку, предвестницу опасного импульса, Морриган крикнула, облекая слова в оболочку ментальной магии: «Eskede!» «Остановись!» Тот же призыв прозвучал в сознании Дэмьена. Не самый хитрый трюк, но сработал безукоризненно: в последний момент берсерк сумел сдержать бурлящую внутри разрушительную ярость. Исторгшаяся из него сила лишь ударила ветром в лицо, растрепав ее волосы. Но расплата за призванную полуночную магию Морриган все же настигла. В голову вонзились огненные иглы, отчего мозг взорвался кипящей болью. Согнувшись от пронзившей виски боли, она какое-то время стояла, хватая воздух ртом. Переведя дух, выдавила: – Вот видишь. Не так уж и плохо. Дэмьен кивнул. Что-то странное таилось в его взгляде. Неужели благодарность? Это неожиданно смутило, и Морриган – из чувства противоречия – вернула берсерку когда-то брошенные слова: – Но так как в няньки я тебе не нанималась… – пока Дэмьен закатывал глаза, она продолжила: – …и хвостиком ходить за тобой не намерена, тебе нужно научиться сдерживать порыв без моей магии. – Ладно. Тогда давай без поддавков. Без магии и оружия. Морриган отступила на шаг, увеличивая дистанцию и позволяя Дэмьену напасть первым. Чем он незамедлительно и воспользовался. Пусть магия, сделавшая из него берсерка, и дала сбой в виде бешеной реакции на прикосновение, она обеспечила его целым букетом преимуществ. Морриган чувствовала себя куклой для битья или тем же иллюзорным манекеном. Дэмьен не оставлял ей шанса напасть, позволяя только защищаться. Но Морриган Блэр, дочь Леди Ворон, охотница и ведьма, не привыкла сдаваться. Она сделала вид, что ее силы кончаются: оставила попытки атаковать и ушла в глухую защиту, локтями закрывая корпус и лицо. Улучив момент, когда Дэмьен расслабится и потеряет бдительность (рано или поздно это случалось со всеми самоуверенными мужчинами), Морриган, подобно вихрю, бросилась в контратаку. Удар коленом в пах, локтем в лицо, каблуком ботинка по коленной чашечке, подсечка… и Дэмьен рухнул у ее ног. Оседлав поверженного врага, Морриган в насмешку прижала к его шее только что сотканный из воздуха кинжал. А что? Она заслужила пару минут триумфа – соперник ей попался не из легких. – Ты побежден. – Я поддавался, – с невозмутимым видом заявил он. «Он что, вообще не чувствует боли?!» Кажется, все-таки чувствовал, но только не как обычный человек. – Неправда, это была честная борьба. Просто признай, что впервые в жизни девушка одержала над тобой вверх. Дэмьен взял ее за талию и легко, словно пушинку, сбросил с себя. Начал подниматься, но Морриган, не желая мириться с таким положением вещей, схватила его за руку и увлекла за собой. Расхохоталась, но смех затих, как только она осознала двойственность ситуации. Опираясь руками о пол, берсерк нависал над ней. Его лицо оказалось в дюйме от ее лица, его дыхание щекотало щеку. Глаза Дэмьена вспыхнули. Не яростью – желанием. Почудилось, или он и впрямь хотел ее поцеловать? Пожалуй, Морриган была бы не против, чтобы татуированный отступник и опасный берсерк, знакомство с которым началось с взаимного неприятия, ее поцеловал. Совсем не против… И в этот момент Дэмьен рывком поднялся, словно воздвигая между ними невидимый барьер. Протянул руку, которую Морриган приняла с ехидной фразой: «А мне за это точно ничего не будет»? Неловкая пауза, взгляды, которые старательно не пересекались. Казалось, Дэмьен перешагнул некую черту и теперь корил себя за это. И вместе с тем Морриган готова была поклясться, что он жаждал этого поцелуя не меньше, чем она сама. Реакция берсерка охладила ее пыл и развеяла романтический флер в голове, возвращая рассудку ясность. Очень вовремя Морриган вспомнила, зачем вообще искала с ним встречи, даже не предполагая такой ее финал. – Что ты можешь рассказать мне о семье Фитцджеральд? – осведомилась она, стряхивая с кожаных брюк пылинки. Дэмьен удивился перемене темы, но определенно не возражал. – А почему тебя вообще интересует королевская семья? – Просто ответь, – нетерпеливо сказала Морриган. – Как прикажете, моя госпожа, – усмехнулся он. – Про дочерей Агнес, честно говоря, почти ничего не знаю. Не могу сказать, чтобы их присутствие в Пропасти было хоть как-то заметно. Что касается самой Агнес… деспотичная, властная. Всегда жестоко подавляла малейшие беспорядки и сурово наказывала виновных. Королевой Пропасти она стала в двадцать лет, после смерти матери. Агнес сочли легкой добычей, но она удерживала престол долгие четыре года, пока Дом Треагор, ныне исчезнувший, не напал на Тольдебраль. По ходившим тогда слухам, убили и Агнес, и ее младшего брата. Как выяснилось несколько лет спустя, свою смерть она подстроила, а потом заключила договор с демоном и стала веретницей. Получив от фомора достаточно сил, она уничтожила Дом Треагор. Затем сговорилась с кладбищенской ведьмой и с ее помощью привязала к себе главу Дома Фитцджеральд – приворотом «до гроба». Морриган понимающе кивнула. Кладбищенские ведьмы делали самые сильные, даже смертоносные привороты. – У Теодора Фитцджеральда были деньги, у Агнес – сила веретницы. С ее помощью он стал королем города, а она родила ему дочерей-погодок. Теодор долго не протянул, хоть и был младше супруги. Умер, как только на свет появилась третья дочь. Поговаривают, приворот кладбищенской ведьмы выпил из него все силы. Есть и другое мнение: Агнес Фитцджеральд просто-напросто избавилась от супруга, как только получила желаемое. В тридцать один год она снова взошла на престол, и больше трон никому не отдавала. – Вторая дочь, – поправила Морриган. – Что? – Ты сказал, Теодор Фитцджеральд умер, когда на свет появилась его третья дочь. Я так понимаю, ты имел в виду вторую, младшую дочь Агнес, Оливию? – У Агнес Фитцджеральд три дочери, и Оливия – средняя. «Раньше нас было больше». – Ты не сказал «была», – осторожно заметила Морриган. – Верно. – Тогда почему, когда я узнавала имена дочерей Агнес, чтобы понять, кто из них шепнул мне на ухо весьма странную фразу, Доминик и словом не обмолвился о третьей? Упомянул лишь Оливию и Линн, которых, судя по всему, я и встретила в Тольдебраль? – Его можно понять. Если прямо сейчас в этом зале находятся вездесущие слухачи Агнес, мне не поздоровится. А Доминик привык подчиняться правилам. Морриган подозрительно огляделась по сторонам. И снова возникло ощущение, будто она, чужачка, упускает нечто важное. – О каких правилах вообще речь? – О правилах насчет обезличенных – отвергнутых обществом отступниках. О тех, кого Агнес и ее стража осудили за преступления против жителей Пропасти. Они вынуждены носить серую маску, полностью закрывающую лицо. – И что, ее нельзя просто снять? – фыркнула Морриган. – Представь себе, нет. Иначе какое тогда это наказание? Однажды надетая, маска держится на лице как приклеенная – чары сращивают ее с кожей лица и костями черепа. Обряд, способный снять маску, известен только стражникам Пропасти и, разумеется, Агнес, которая и натаскала их, словно псов. Но, боюсь, маска – это не самое страшное. О тех, кто стал обезличенным, запрещено упоминать в разговоре, их имена запрещено произносить, их деяния, благородные или ужасающие, запрещено вспоминать. Общество просто вычеркивает их из жизни на оговоренный срок ношения маски. И, разумеется, они лишаются права использовать что рассветную, что полуночную магию. – Дэмьен невесело усмехнулся. – Обезличенные – изгои даже в Пропасти, которая сама по себе – обитель таковых. – Так значит, третья дочь Агнес… – Третья дочь Агнес, Сирша Фитцджеральд – обезличенная. Глава 25. Осколки чужой души Когда Дэмьен, наскоро приняв душ, спустился в гостиную, в руках он держал газету полугодичной давности. – Между прочим, хранить издания, в которых упоминаются обезличенные, запрещено тоже, – словно невзначай заметил он. – Тогда зачем ты хранишь? – Может, я просто люблю нарушать правила? – Может, ты просто любишь образ отчаянного бунтаря? – Или так, – с ухмылкой сказал Дэмьен. Выдернув газету из его рук, Морриган опустилась в стоящее рядом кресло – невероятно мягкое, охотно принявшее ее в свои бархатные объятия. Единственное неудобство заключалось в том, что теперь ей приходилось смотреть на берсерка снизу вверх. Служанка дома О`Флаэрти подала горячий чай, который Морриган с удовольствием пригубила. И только после этого пробежала глазами статью, в которой говорилось о каком-то благотворительном вечере в замке Тольдебраль. – Благотворительный вечер? Здесь? В Пропасти? – А чем, по-твоему, мы так сильно отличаемся от жителей Кенгьюбери? – насмешливо спросил Дэмьен. – О, дай угадаю. Ты наслушалась сказочек о том, что в Пропасти обитают жуткие полуночные ведьмы и колдуны, способные обратить неугодного в пепел одним взглядом. Что Пропасть кишит убийцами, ворами и насильниками, скрывающимися от суда Трибунала. Что здесь можно убивать направо и налево, оставаясь безнаказанным. Да, мы практикуем полуночную магию, не боясь Трибунала и его цепных псов, да, здесь полно убийц – к слову, как и в самом Кенгьюбери. Но в Пропасти есть и вполне добропорядочные потомки отступников, не желающие менять семью на сомнительную перспективу плясать под дудочку Трибунала. А еще – благотворительность, азартные игры и правосудие… – Весьма своеобразное, – пробормотала Морриган. – Да, рамки дозволенного здесь шире, а борьба за власть ожесточеннее. Но предел есть всему. Немертвая стража не допустит бесконтрольного кровопролития и хаоса на улицах Пропасти. Вот тебе и беззаконие… – Подожди. Какая-какая стража? – Немертвая, созданная самой Агнес Фитцджеральд. Причем весьма нетривиальным способом. Морриган отложила газету на стеклянный столик. Она любила все… нетривиальное. – Видишь ли, отступники слишком устали от навязанных Трибуналом правил и даже в Пропасти не горели особым желанием становиться стражами порядка. Думаю, их можно понять. Тогда Агнес с помощью веретничества создала своих «законников». Она призвала низших демонов из мира теней и дала им тела, подняв из земли недавно умерших колдунов. Немертвые стражи оказались идеальными солдатами, несмотря на исходящий от их тел смрад. Главное – они безоговорочно подчинялись Агнес. – Кукольник и его мертвые марионетки… – пораженно пробормотала Морриган. – Да, и еще: магия иллюзии выше второй ступени в Пропасти под запретом. – Вот как? Пожав плечами, Дэмьен опустился в соседнее кресло.