– Королева Пропасти разумно рассудила, что опасно позволять колдунам-отступникам присваивать чужую внешность. Чревато… последствиями. Так что совет на будущее: не стоит заниматься перекройкой лица. Распыленные в воздухе чары мгновенно тебя пометят и пошлют сигнал страже. – Чтоб ты знал, своим лицом я целиком и полностью довольна, – с достоинством ответила Морриган. Дэмьен какое-то время поизучал ее и вынес вердикт: – Ну да, нормальное лицо. Она с трудом сдержала порыв ударить берсерка по голове свернутой газетой. Нормальное! Вернувшись к статье о благотворительном вечере, Морриган внимательно изучила спектрографию, которая запечатлела все семейство Фитцджеральд. Седовласая Агнес с идеально прямой осанкой и суровым взглядом, несколько надменная Линн, спокойная Оливия и, судя по всему, Сирша – единственная на снимке, кто улыбался. Она вообще… отличалась. У нее единственной из всего семейства были яркие голубые глаза, милые щечки вместо выпирающих скул и женственные формы. Что Оливия, что Линн, что сама Агнес были очень худыми, словно высохшими. Ничего удивительного: веретничество – особая ветвь магии, за принадлежность к которой приходилось расплачиваться. Ведьминское чутье подсказывало: неспроста Сирша так сильно не похожа на сестер и мать. – Сирша, в отличие от Линн и Оливии, не пошла по стопам Агнес. Она не веретница. – С чего ты взяла? – удивился Дэмьен. – Посмотри, у всех остальных черные глаза, которые выдают сидящего внутри их тел демона. У Агнес они вообще как сама бездна. Жутко смотреть. Того и гляди, затянет. Берсерк не упустил случая ее поддеть: – В тебе, выходит, тоже сидит демон? Морриган закатила глаза. Ну вот пожалуйста. – Это один из признаков, но не единственный. Второй – неестественная худоба. Сирша – нормальная стройная девушка со здоровым румянцем. Верный знак, что в ней не сидит потусторонняя темная сущность, которая выпивает ее силы. Да, веретницы могущественны, но им приходится делиться жизненной энергией с созданием мира теней, и этот симбиоз продолжается на протяжении всей жизни. Вот отчего Агнес выглядит такой изможденной и постаревшей раньше времени. И это несмотря на то, что она ведьма. – А Оливия и Линн выглядят лучше просто потому, что не так долго взаимодействуют с сущностью, – понял Дэмьен. – Да, но Сирша на фоне сестер выглядит просто цветущей. Она не веретница, в этом я полностью уверена. – Значит, одна из дочерей королевы Пропасти пошла против воли матери, – после паузы проговорил Дэмьен. – Представляю себе ее гнев. Морриган задумчиво кивнула. Для ведьмы невероятно унизительно, если ее сын или, тем более, дочь выбирали собственную дорогу – другую ветвь магии. Если же дочь ведьмы и вовсе отказывалась от колдовского дара, своеволие могло закончиться для нее изгнанием из семьи. При лучшем раскладе – презрением матери и навсегда испорченными отношениями. – Могу себе представить, какая атмосфера царила в их семье до того, как Сирша стала обезличенной. Такие, как Агнес Фитцджеральд, не поощряют своеволие и отречение от родового дара. И если Сирша в свое время действительно отказалась от веретничества, отношение сестер и матери к ней должно быть холоднее льда. – Вряд ли это самая большая ее проблема, – заметил Дэмьен. – Сейчас, когда от нее отвернулся весь мир. Морриган хмуро покивала. – Где вообще держат обезличенных? Какая-то тюрьма или что-то вроде? – Не совсем. Они могут свободно передвигаться по Пропасти, но с ними нельзя разговаривать, нельзя впускать их в свой дом, нельзя помогать им едой или деньгами. Увидят – накажут по всей строгости закона. Что значит, наденут маску, пусть и не на такой долгий срок. Существуют специальные монастыри, где обезличенных бесплатно кормят и дают им крышу над головой. Именно там, в основном, они и обитают. Впрочем, обезличенные сами сторонятся людей – за каждое нарушение срок ношения маски увеличивается. А этого, поверь мне, не хочет ни один осужденный. Что-то в голосе Дэмьена заставило Морриган вскинуть голову и всмотреться в дымчатые глаза. – Ты был обезличенным? – А ты проницательна. – Никакой горечи, только насмешливо приподнятый уголок губ. – Недолго. Но быть вычеркнутым из жизни, забытым всеми, быть никем – самое худшее из всех возможных наказаний. Морриган не знала, что сказать, боялась, что избитое «мне жаль» прозвучит фальшиво. Поэтому предпочла вернуться к делу. – Как вообще жители Пропасти узнают о тех, о ком теперь нельзя говорить? – По так называемым столбам позора. Предполагается, что только там, на камне, остаются имена обезличенных после того, как немертвая стража наденет на них маску. – Подожди. Ты же не хочешь сказать, что эти мертвые куклы расследуют дела тех, кого потом назовут обезличенными? Дэмьен хохотнул. – Нет. Конечно, нет. Немертвые стражи вообще не думают. Они действуют механически, следуя заложенной Агнес Фитцджеральд программе. Да и в Пропасти нет ничего похожего на Департамент или Трибунал. Правосудие здесь обычно вершат сами жертвы преступления. Но есть и такие отступники, которые уверены, что все должно быть по закону. И такой закон существует. Если пострадавший своими силами поймает преступника, приведет его к судье и сможет доказать факт преступления – на преступника наденут маску. Но судья Пропасти (в отличие от стражи, вполне себе живой человек) лишь выносит приговор. Расследование ведет само заинтересованное лицо – пострадавший или его близкое окружение. Морриган покачала головой. Нет, все-таки в Кенгьюбери жить куда безопаснее. Правда, она была вынуждена согласиться с Дэмьеном: перспектива отсидеть положенный срок в тюрьме казалась более привлекательной, нежели… стать обезличенной. – Ты можешь узнать, за что имя Сирши внесено в список на позорном столбе? Он заинтересовано прищурился. – Расскажешь, что стоит за столь пристальным вниманием к королевским особам? Морриган со вздохом побарабанила пальцами по подлокотнику кресла. В памяти всплыл пропитанный духами шарф. – Думаю, Оливия очень хотела, чтобы я нашла ее сестру. И то, что это случилось после разговора с Агнес… Во имя Дану, просто скажи: ты можешь это сделать или нет? – Есть у меня одна знакомая. Ее задача – знать подобные вещи. – И она будет говорить с тобой на запрещенную здесь тему? Ухмылка Дэмьена стала шире. – Я говорил, что это очень хорошая знакомая? Морриган снова закатила глаза. Берсерк исчез в одной из многочисленных комнат особняка, предпочтя вести беседу по амулету зова подальше от чужих ушей. Интересно, она хорошенькая? «Святая Дану, ты что, ревнуешь?» Разговор Дэмьена затянулся. Морриган начала раздражаться. Неужели ему требовалось так много времени, чтобы получить ответ на один-единственный вопрос? Не в силах усидеть на месте, она поднялась в спальню сестры, однако та безмятежно спала, убаюканная отварами Саманьи. Морриган покусала губы, глядя на Клио, и нехотя ушла. Прохаживаясь по особняку, она увидела на балконе воркующих Бадб и Доминика. Леди Ворон поигрывала бокалом с вином, глава Высокого Дома не сводил восхищенного взгляда с ее фигуры, прикрытой декольтированным платьем с неизменными перьями и высоким воротником. Интересно, подозревал ли он, что вожделеет мертвую, пусть и сохранившую весьма соблазнительную личину? Или Бадб оправдывала свое превращение в черного ворона, притворившись аниморфом?[20] Знал ли Доминик, сколько ей на самом деле лет? И хоть Леди Ворон никогда не называла свой истинный возраст, Морриган знала, что мать родила ее в сто с небольшим лет – вполне распространенная практика для столь сильной полуночной ведьмы. А значит, сейчас Бадб не меньше ста двадцати, хоть и выглядела она на двадцать пять. Гладкое лицо, кожа, словно белый атлас. И все это – не иллюзия, а истинная, сохраненная и после смерти, личина. Просматривая немногочисленные спектрографии в их семейном архиве, Морриган поняла, что в какой-то момент Леди Ворон просто перестала стареть. Многие ведьмы не спешили обзаводиться потомством потому, что рождение детей влекло за собой передачу части силы, с чем большинству из них было нелегко смириться. С другой стороны, нельзя позволять роду прерваться, особенно если его представительница обладала уникальными магическими способностями. К сожалению, передача дара – весьма непредсказуемое явление. Единственное, что можно ожидать наверняка – что дочери ведьмы унаследуют больше сил, нежели сыновья, и что старшие дети получат от матери в разы больше, чем младшие. Так вышло и с сестрами Блэр. Дар зеркалицы и потенциал в области полуночной магии (от которой она, впрочем, наотрез отказалась еще в детстве) у Клио был гораздо скромнее, чем у Морриган. Наверное, вместе с силами Морриган забрала и часть тьмы Леди Ворон, и на младшую дочь ее попросту не хватило. Чистота и невинность Клио не так уж и предсказуемы, если учесть, что ее мать была той, кто ради достижения заветной цели готов идти не просто по головам – по трупам. И неважно, заклятые ли это враги, вставшие на пути безумцы или бывшие единомышленники. Впрочем, стоило признать: во многом именно благодаря Бадб им не приходилось скитаться по Пропасти в поисках пристанища. Вряд ли Доминик разрешит им примкнуть к его Дому – одной симпатии к Леди Ворон для этого недостаточно. Однако именно эта симпатия позволила Морриган выиграть немного времени, чтобы разобраться в том хаосе, который воцарился в жизни семейства Блэр. Проходя мимо стеклянной двери балкона, она стала свидетелем сентиментальной сцены прощания. Перед тем, как исчезнуть, Бадб прильнула к губам Доминика долгим и страстным поцелуем. Морриган поморщилась, но, в отличие от нее, рыжеволосый лорд Дома О`Флаэрти был на редкость доволен. Она фыркнула. Мужчины всех возрастов, семейных и общественных статусов поголовно сходили с ума от Бадб Блэр. При жизни она играючи завоевывала мужские сердца, и даже смерть не стала ей в этом помехой. С видимой неохотой оторвавшись от привлекательного любовника, который ей в правнуки годился, Бадб без стеснения обратилась в ворона и улетела. Хоть догадалась не исчезать в мире теней, на глазах у Доминика распадаясь на тающие в воздухе черные перья. Это уже, пожалуй, было бы чересчур. Заслышав за спиной шаги, Морриган обернулась. – Сиршу Фитцджеральд провозгласили обезличенной четыре недели назад, – сообщил Дэмьен. – Срок ношения маски – три месяца. Интересней другое. Обезличенной Сиршу сделали по прямому приказу ее матери, Агнес. – За что? – За то, что предала саму суть веретничества, когда решила отказаться от сделки с фомором. Ты почти угадала. Агнес все-таки заставила Сиршу стать веретницей, но та нашла способ разорвать договор с демоном и разрушить связь с миром теней. – Доминик знал, – обхватив себя руками, прошептала она. – Он не просто так направлял меня к Агнес именно в тот момент, когда та была с дочерьми. Он надеялся, что кто-то из них решит намекнуть мне о Сирше. Возможно, даже знал, что это будет именно Оливия. Морриган медленно выдохнула через приоткрытые губы. – В Пропасти же есть вервольфы? Дэмьен фыркнул, словно она сказала несусветную глупость. И правда, где им еще обитать, как не здесь? В Кенгьюбери их определенно недолюбливали. – Думаю, у меня есть принадлежащая Сирше вещь. Она может помочь вервольфу отыскать ее среди обезличенных. – Не каждый вервольф согласится на это. А если не предупредить, кого именно предстоит искать… скажем так, колдуны-отступники не очень терпимы к обману. – Какой деликатный эвфемизм к фразе «он перегрызет тебе горло». Дэмьен отвесил шутливый поклон. – Я старался не травмировать твою нежную психику. – К слову о подходящих вервольфах… – Морриган резко выдохнула. – Слушай, ты знаешь Пропасть как свои пять пальцев, а я здесь все еще чужачка. Разумеется, я могу заставить сотрудничать самых несговорчивых… но, боюсь, мои методы слишком радикальны. – Ну надо же, охотница заботится о своей репутации? – едко произнес Дэмьен.