Спокойствие было обманчивым: бурлящую в венах ярость приглушало лишь осознание того, что убийца всецело в ее власти. Итан так, однако, не считал. Дернулся, пытаясь разбить одно из поймавших его в ловушку зеркал. Морриган ударила по нему рассветным заклинанием. Истязала его. Развоплощала, как свет развоплощает тень. Свет ведь всегда побеждает, верно? Заорав от боли, Итан едва не рухнул на колени. Разряд, пущенный сорванной с пояса плеть-молнии, убедил его, что в ногах все же правды нет. – Занятно, правда? – сыто усмехнулась Морриган, глядя на его мучения. – Свет тоже может убивать. Как и любовь. Не говори только об этом романтикам и фанатичным почитателям Дану. – Что тебе от меня надо? – простонал Итан, царапая несуществующими в мире живых ногтями пол. Она отчетливо скрипнула зубами. – Зачем ты убил мою сестру? – Попробуй побыть в мире теней столько, сколько я. Быстро поймешь, каково это. – Голос Итана был едва слышен. – Я терял воспоминания, становился тенью… Та, первая… Я терпел, сколько мог, но она коснулась зеркала и… – Не та, первая, тварь, а моя сестра Клиодна, – прошипела Морриган, ощущая пульсацию крови в висках. Желание испепелить его на месте стало нестерпимым. Ту же невыносимую жажду – пускай воды, а не крови, – должно быть, испытывал попавший в пустыню человек. – Вы, люди, так похожи. Все на одно лицо, – прошелестел Итан. – Вранье, – отрезала она. – Я не просто так оказалась в Пропасти. И Клио – не случайная жертва. – Может, и так. – Дымчатая маска, заменяющая Итану лицо, исказилась. – Ты позволила мне убить Агнес Фитцджеральд. Я освободил Пропасть от ее гнета… Агнес ненавидели все. Она принижала сильных и играла на страхах слабых, чтобы укрепить свою власть. Линн, ее любимица, росла такой же, и со временем стала бы могущественней и безжалостней матери. Я уничтожил душу Агнес, а душу Линн выпустил в мир теней. Духи и демоны ей уже как родные, так что трагедией новый дом для нее не станет. Когда Сирша снимет маску обезличенной, она получит деньги матери, а веретничество, которое она ненавидела всей душой, навсегда исчезнет из ее жизни. – Так ты у нас, выходит, благородный освободитель? – ядовито поинтересовалась Морриган. – Если бы Агнес не убила меня, если бы не препятствовала нашему счастью с Оливией, ничего этого бы не случилось. Но скрывать не стану, мир без Агнес Фитцджеральд, в любом из воплощений – то, о чем я всегда мечтал. – Но теперь, когда она мертва, вы-то уж заживете, верно? Итан, подавшись вперед, зашипел. Уловил в ее тоне: ей известно, что их любовная лодка разбилась. Морриган соткала десятки клинков из света. Они зависли в воздухе, остриями целясь в дымчатую фигуру в ловце духов. – Только дернись, – ласково предупредила она. – Будет не смертельно, но очень больно. Значит, все это – все эти смерти – ради мести Агнес Фитцджеральд? Итан молчал. – Отвечай! – взревела Морриган. Чтобы думалось лучше, послала новый искровой разряд. Запертый в трикветре, защититься Итан был бессилен. – Нет, – прохрипел он. – Это было мое условие. – Условие в обмен на что? – Чтобы я привел тебя сюда. В Пропасть. – Зачем? Чтобы ты смог перебить лордов Высоких Домов? Слишком долгое молчание нарушил щелчок опустившегося в центр ловца духов хлыста. – Да. Нет. Не только. Чтобы породить хаос. – Кто велел тебе сделать это? С кем ты заключил сделку? – Не скажу. Делай со мной, что угодно, но… – Ты уже мертв. – Вот именно. – В голосе Итана слышалась усмешка. – Так чего тебе бояться? – Есть кое-что пострашнее смерти. То, что мне было обещано, если… – Если что? Терпение не иссякало. Иссякло совсем. – Если я выберу правильную сторону. И тебе стоит этому научиться. – Это еще что значит? – опешила Морриган. Итан раздражающе ответил вопросом на вопрос: – Долго ты еще будешь метаться между двумя мирами? Да, я наблюдал за тобой. И вот что я тебе скажу. Тебе, как и мне когда-то, рано или поздно придется выбирать. – Не зли меня, Итан, больше, чем я уже зла, – предупредила Морриган. – Не говори загадками. Он, кажется, не услышал. – Тьма грядет. Она набирается силы и становится лишь голодней. На какую сторону ты встанешь, когда схлестнутся два мира? – Проклятье, говори нормально! По трикветру зеркал зазмеились трещины. Морриган выругалась. Все это время Итан лишь заговаривал зубы, незаметно подтачивая ее чары. Одному Балору известно, как ему, запертому в трикветре, это удалось, но теперь он пытался разрушить ее ловушку изнутри. И теневыми тропами вернуться в мир мертвых. Ну уж нет. Морриган выкрикнула заклинание трансмутации, и зеркала сошлись, образуя треугольный филактерий. Призвав на помощь рассветную магию, она запечатала его сложным плетением. Зарастила трещины, не упустив из виду ни одной. Из этой ловушки Итан Галлахер сможет выбраться только в одном-единственном случае. Если она этого захочет. Спустившись вниз, в гостиной Морриган застала Дэмьена с книгой в руках. Рухнув в кресло напротив, устало спросила: – Древнескандинавский? – Он самый. – Как насчет вина? – неожиданно для самой себя предложила она. Дэмьен вскинул бровь, откладывая книгу. – Что празднуем? – Удачное завершение охоты. Я поймала духа. Невинным жертвам – и, судя по всему, лордам Высоких Домов – больше ничего не угрожает. – Ого, – удивленно хмыкнул берсерк, – это и впрямь стоит отпраздновать. Сидя на софе рядом с Дэмьеном и потягивая вино из бокала, Морриган впервые за несколько недель позволила себе расслабиться. Наверное, вино всему виной, но, любуясь игрой света в бокале, она медленно проговорила: – Хочешь, открою секрет? Ты как-то спрашивал меня, почему я бросила Клио. – Морриган, ты не обязана… – Знаю. Просто считай себя моим исповедником. Дэмьен коротко хохотнул. – Это я могу. Морриган помолчала, глядя через окно на окрашенную лунным светом Пропасть. – Я понимаю, как это выглядит со стороны. Моя мать мертва, а я бросаю двенадцатилетнюю сестру одну. Правда в том, что свою новую ипостась Бадб воспринимала как преимущество. Мертвая, она могла больше не отвлекаться на «потребности тела». Она уходила в мир теней по ночам, набиралась сил и возвращалась, чтобы быть с нами. – Рассказывая, она украдкой изучала профиль Дэмьена. Полумрак смягчал черты его лица. – Я знаю, что многие говорят или думают о ней. О великой Леди Ворон и Леди Войне. Но она… изменилась. Смерть изменила ее или появление нас с Клио? Да, может, она не походила на образцовую мать, но она была рядом. Разве это не главное? Глупо рассчитывать, что легендарная полуночная ведьма, единственной целью которой было могущество, будет возиться с детьми, читать им сказки, а ночью, укладывая спать, нежно целовать в щечку. Наверное, где-то и существовали такие матери, но не в их клане точно. Возможно, их можно было встретить среди рассветных – лесных ведьм, друидов, «светлых» зеркалиц или целительниц. Но у полуночных, к которым принадлежали и теневые зеркалицы, действовал только один закон: «выживает сильнейший». Едва повзрослев, дети полуночных ведьм тут же ступали на тропу войны с недружелюбным миром. Те, кому повезло меньше, с самого детства были предоставлены самим себе. Остальные, как Морриган и Клиодна, боролись за лучшую судьбу и силу под строгим надзором матери, которая была скорее наставником, учителем, нежели мамой и другом. Она могла наставлять, но не вмешивалась, если юная ведьма или юный колдун совершали ошибку – чтобы приучить детей к тому, что все неверные решения имеют свои последствия. И вроде бы все привычно и правильно, но иногда в Морриган просыпалась маленькая капризная девочка, которой казалось, что никто и никогда ее не любил. Она ненавидела себя за эти минуты слабости. Эмоции не должны довлеть над разумом. Так ее учили. Дэмьен вдумчиво кивнул. – Поверь, ваша семья – еще не самый странный случай, который мне встречался. И все же, почему ты ушла? – Когда я блуждала по миру теней, оттачивая мастерство, практикуясь в чарах, которым обучила меня Бадб, я ненароком узнала, какой моя мать была в юности. Нежным цветком, светлым созданием – прямо-таки копия Клио. А стала… тем, кем стала. – Думаешь, в этом виновата полуночная магия? – догадался Дэмьен. Морриган коротко взглянула на него.