— Тоже… — Что тоже? — Кадзи Соитиро тоже сорок девять лет. — Я знаю. И что? Отвечая на вопрос Уэмуры, Сасэ выглядел не как прокурор. — Когда приближаешься к пятидесяти годам, что-то меняется? — В каком смысле? — Может быть, в состоянии души… во взглядах на жизнь, на смерть… Уэмуре показалось, что Сасэ проник в самую глубину его души. — Ничего не меняется. Я думал, что, когда мне исполнится пятьдесят, смогу стать хоть немного мудрее. Но абсолютно ничего не меняется. Такой же неопытный… Он говорил все так, как думал на самом деле. Сасэ кивнул. — Кадзи хочет умереть в пятьдесят. — Что? — Причина мне неизвестна, но он точно хочет умереть. Я несколько раз допрашивал его и пришел к такому выводу. — Почему ты так думаешь? — «Человеку суждено жить под небом лишь полвека». Так он написал перед тем, как явиться с повинной. Значит, завещание… Уэмура всматривался в профиль Сасэ, чей взгляд устремился в окно. Он не мог разгадать его истинные намерения. Зачем тот раскрыл информацию, которая касается расследования, адвокату, находящемуся по другую сторону? Может быть, чтобы попросить его быть мягче? Или чтобы поручить Уэмуре то, что не удалось ему: выяснить тайны души Кадзи? Уэмура не мог понять это. Но видел, что профиль человека, который в учебном центре по повышению квалификации юристов был фантастически работоспособен и прозорлив, сейчас приобрел некоторые признаки меланхолии и потерял былой блеск. Уэмура вышел из прокуратуры и на автобусе поехал в офис. Он заставит Кадзи сказать правду. Не ради самого Кадзи и, конечно, не ради Симамуры Ясуко и Сасэ. По дороге Уэмура продумывал текст факса, который он собирался отправить во все СМИ. «Сегодня я назначен частным адвокатом господина Кадзи Соитиро. Завтра в центральном управлении полиции в 13 часов намечено мое свидание с ним. По окончании перед зданием управления я расскажу о результатах нашего разговора…» 6 На следующий день дул сильный порывистый ветер и шел дождь. Уэмура рано утром пришел на работу и, закончив разные мелкие дела, в 10 часов покинул офис. Накануне вечером он позвонил в редакцию газеты «Тоё» — перед свиданием с Кадзи хотел поговорить с журналистом, написавшим сенсационную статью. Когда, сложив зонтик, адвокат открыл дверь в кафе, он увидел, что у окна сидит человек, похожий на того, кто был ему нужен. — Господин Накао из «Тоё»? В ответ мужчина растерянно кивнул. Наверное, не стоило упоминать название газеты… Они наскоро обменялись визитками. Журналист газеты «Тоё» Накао Ёхэй. — Извините, что оторвал вас от дел… Уэмуре казалось, что автор такой сенсации должен пребывать в веселом расположении духа, но сидевший перед ним Накао выглядел мрачно и даже как-то испуганно. Взгляд у него бегал по сторонам. Уэмура догадался, в чем дело. В реакции, которую продемонстрировали сегодня утром все вышедшие издания. В офисе он пробежал их глазами, но ни одна не опубликовала какую-либо дополнительную информацию о деле Кадзи. Когда-то знакомый журналист рассказал ему, что сенсация впервые становится сенсацией после того, как другие издания напишут об этом. Таким образом, получается, что из статьи Накао, проигнорированной остальными изданиями, сенсации не вышло. В общем, ничего не оставалось, как спросить: — Другие газеты ничего не написали, не так ли? Накао злобно посмотрел на Уэмуру. — Другие газеты не смогли проверить информацию. Время от времени такое случается, если новость серьезная. Уэмура понимающе кивнул. Похоже, это действительно так. Разумеется, другие журналисты выясняли у полиции и прокуратуры, правда ли то, о чем написала «Тоё». Оба органа расследования в один голос упорно отрицали это. Подумав, что оно к лучшему, журналисты решили молчать. Если окажется, что информация в статье «Тоё» ложная, то она так и повиснет в воздухе, и в таком случае они избегут ответственности. Сенсация Накао по-любому велика. Однако… Уэмура был также уверен в том, что тот находится в затруднительном положении. — Я могу сказать с уверенностью: все, что написано в статье, — правда. Со временем я докажу это. Уэмура чувствовал отчаяние своего собеседника. Он видел, как расстроился Накао, услышав, что придется опять доказывать, что грандиозная новость, которую он сообщил всей стране, правдива. Все будет нормально. Он не ошибся. Именно это Уэмура хотел сказать Накао. «Соитиро-сан ездил в Синдзюку, да…» Так невольно проговорилась Симамура Ясуко, и эти ее слова подтверждают факт поездки Кадзи в Токио. Полиция и прокуратура вряд ли когда-нибудь признают и подделку протокола, и тайную сделку. Но если Кадзи изменит показания, все развалится. Это единственный способ доказать, что статья в «Тоё» — правда. Это было и личной целью Уэмуры. Как адвокат он заставит задержанного сказать правду и разоблачит неслыханную ложь полиции и прокуратуры, которые, вступив в сговор, одурачили общественность. Наверняка Кадзи, выполняя свой долг перед полицейским управлением, которому давно служил, согласился дать ложные показания. А полицейское управление, будучи уверенным в его преданности, даже и не думает о том, что он может изменить показания. Но Уэмура владеет информацией, о которой не знают ни те, кто занимается расследованием, ни средства массовой информации. К тому же у него есть стратегия. Опыт, который он получил во времена Роппонги, полные денег и соблазнов, научил его искусству находить слабое место, а затем атаковать. Шансы на победу равные. Так оценил Уэмура. — Прежде всего нужно, чтобы инспектор Кадзи рассказал правду. В ответ на эти слова Накао несколько раз кивнул. — Действительно, очень досадно… Ведь у нас, как бы нам ни хотелось, нет возможности встретиться с задержанными, которые сидят в изоляторе. В такой завуалированной форме он выразил свои надежды на Уэмуру. — Вы же тоже придете на встречу во второй половине дня? — Конечно. Думаю, все соберутся. В глубине души все наверняка взволнованы… — Тогда до встречи. Уэмура взял счет и поднялся. — Нет-нет… — Накао резко выхватил у него счет. Адвокат невольно произнес: — Я уверен, что ваш материал будет перепечатан завтра в утренних выпусках всех изданий. Журналист не мигая посмотрел на него — и, как будто сдаваясь, глубоко склонил голову. 7 Ветер прекратился, и дождь тоже лишь моросил.