— Этого я сказать не могу. Я хочу защитить его. Только его… — Но… Кадзи чуть приблизился к адвокату. — Уэмура-сан, у вас есть человек, которого вы хотите защитить? В это мгновение голова Уэмуры совершенно опустела. Он был в замешательстве, ибо не мог вспомнить ни чьего-то лица, ни имени. Дверь за спиной Кадзи распахнулась. В этот раз вместе с надзирателем вошел Коминэ. Взглянув на выражение его лица, можно было уже ни о чем не спрашивать. — Пожалуйста, сохраните это в тайне. С этими словами Кадзи вышел из комнаты для свиданий. * * * Уэмура рассеянно спускался по лестнице. Дождь совсем закончился. Как только адвокат вышел на улицу, его тут же окружили многочисленные журналисты. Было и телевидение. Отдельно стоял Накао Ёхэй, лицо которого выражало одновременно надежду и беспокойство. Перед лицом Уэмуры возникло большое количество микрофонов. Рядом находился старший адвокат Фудзими Тайдзо. Приглаживая густые брови, он явно беспокоился о том, удастся ли ему попасть в поле зрения телевизионных камер. Уэмура почувствовал, что пришел в себя. Мысли его закрутились в полную силу. Что и как он будет говорить? Кадзи ездил в Кабукитё. Достаточно подтвердить это. Станет понятно, что совместный сценарий полиции и прокуратуры — абсолютная ложь. Телевизионные каналы по всей Японии покажут Уэмуру, раскрывшего неслыханный скандал. Когда он представил себе это, по спине его побежали мурашки. Он оглянулся. Третий этаж здания полиции. Окно за железной решеткой… Ему показалось, что оттуда на него смотрит Кадзи. Уэмура отогнал этот образ. Шанс… Это его последний шанс. Он сжал кулаки. На лбу выступили капли пота. — Ну что ж, все присутствуют? Можно начинать? Когда журналист, взявший на себя роль модератора, ответил, раздался телефонный звонок. Все дружно полезли в карманы. — Это не ваш, Уэмура-сан? — произнес кто-то. И действительно, звонил телефон Уэмуры. — Ответьте сначала. Тот послушно ответил на звонок. — А, это я, это я… — Повернулся ко всем спиной. — Что случилось? Мне сейчас неудобно говорить. — Ой, извини, извини… В общем, маму положили в больницу. — В больницу!.. — Не волнуйся, не волнуйся… Она просто немного устала. — Я завтра приеду. — Нет, не надо, не надо… Честно говоря, мама просила не говорить тебе. Сказала, что Манабу ведь ежедневно спасает людей. Если позовем, его накажут… Уэмура закончил разговор. Тут же перед его лицом снова возникли микрофоны. Раздались голоса с просьбой начать. Спасает людей… Уэмура открыл рот. Но он не мог говорить — видел лишь полные глубокой печали глаза… 8 Когда он вернулся домой, шел уже десятый час. Встречать его вышла Мами. В нереально короткой юбке. — Папа, а ты хорошо смотрелся по телевизору. — Да? — Какие же ужасные наши газеты! Врут про то, что полицейский ездил в Кабукитё… — говоря это, она заглянула на кухню. — Мама! Давай быстрее! Мне еще домашнее задание делать. Прибежала Акико. За спиной она что-то прятала. Мами выхватила это у нее. — Та-дааа! В руках у нее оказалась тонкая коробка, перевязанная красной лентой. Акико хихикнула. — Что ты так странно смотришь? У тебя же день рождения. Пятьдесят лет… В коробке был галстук. И расцветка, и узор соответствовали возрасту. Не поблагодарив, Уэмура направился в спальню. Достал из стенного шкафа ящик, вытащил стопку открыток и пошел к столу. Он искал те, где было написано «префектура В.». Все-таки жизнь у него, несомненно, лучше, чем у Кадзи Соитиро. Так неоднократно убеждал себя Уэмура, косясь на красную ленту на коробке. Фудзибаяси Кэйго 1 Синкансэн, на котором он возвращался обратно, был пустой. Фудзибаяси Кэйго, сидя у окна, рассеянно смотрел в окно вагона на проплывающие мимо вульгарные неоновые вывески. Выходные он проводил дома в Сэтагая[49] и на последнем синкансэне возвращался в префектуру В., где работал. Фудзибаяси уже больше двух лет вел такую жизнь. По дороге к месту службы он чувствовал себя более подавленным, чем когда ехал в Токио. Ведь то, что он наблюдал дома, постоянно стояло у него перед глазами. Распадающийся отец. Сильно уставшая и осунувшаяся от ухода за ним Сумико. Отец и сегодня тоже хотел пойти постричься. В свою бытность судьей раз в неделю он ходил в парикмахерскую, находившуюся по соседству. Коротко остриженные волосы около ушей и на затылке, пробор. Это был стиль отца, для которого главным были строгость и честность в зале суда. Время от времени его память, похоже, получала команду, и по нескольку раз в день он решительно вставал и собирался выходить.