И Кога тут же повесил трубку. Достаточно того, что из-за появления такого «проблемного человека» был нарушен его душевный покой. Он не хотел себе еще больших сложностей. Настойчивость этого Сики вызвала в нем раздражение и, похоже, еще больше усилило его давнее непростое отношение к полиции. Кога оперся обеими руками о стол начальника. Нужно подождать, пока глаза не вернутся в норму… «Старческие глаза», — с досадой проворчал он. Сегодня должно состояться еженедельное совещание с руководством. Все его мысли были заняты тем, как успеть подготовиться к выступлению прежде, чем придет на работу начальник. 2 В 10 часов утра началось совещание сотрудников персонала тюрьмы М. Присутствовало руководство всех департаментов, включая начальника тюрьмы Мотохаси. Исправительно-воспитательный департамент был представлен начальником департамента Сакураи, начальником отдела Такэнакой, первым заместитель руководителя Карино, вторым заместителем Мицуямой. И в конце сидел начальник службы надзора Кога. На повестке дня стояло несколько тем, но самым серьезным предметом обсуждения была «проблема Кадзи». Слушая подробное разъяснение Сакураи, Мотохаси сидел, скрестив руки. В комнате стояла тишина. Реплики, отпускаемые начальником тюрьмы, становились для всех сотрудников руководством к действию, обязательным для соблюдения правилом, микроклиматом, устанавливаемым во всем учреждении. Мотохаси посмотрел на Сакураи. — День рождения инспектора полиции послезавтра, да? — Да, совершенно верно. — И что, на самом деле может покончить с собой? На лице у него было написано, что он просит прощения за подобный вопрос в духе журналистов. Сакураи обменялся взглядами с Когой. — По этому вопросу попрошу доложить начальника службы надзора Когу. Тот с замиранием сердца поднялся, держа в руках записи. — Докладываю о результатах наблюдения в отношении номера триста сорок восемь. Вчера с момента процедуры приема и до отбоя ничего особенно необычного замечено не было. Вечером я приказал ночному дежурному делать обход не каждые пятнадцать, а каждые десять минут: все было нормально, заключенный спокойно спал. Утром он рано встал, съел завтрак полностью, ничего не оставив. Ведет себя послушно, никаких возражений в отношении персонала не проявлял. Только что я наблюдал за тренировкой новичков, проводившейся на спортивной площадке: вместе со всеми вновь прибывшими он, следуя руководству сотрудника специальных войск полиции, активно участвовал в занятии по строевой подготовке. У меня всё. Поскольку Мотохами задал вопрос: «А каково твое мнение?» — уже опустившемуся на стул Коге пришлось опять встать. — На данный момент никакого нестабильного поведения, которое наблюдается у тех, кто собирается покончить с собой, я не заметил. — Ты хочешь сказать, что самоубийство вряд ли возможно? Поскольку сотрудники общего отдела будут внимательно изучать протокол совещания, Кога не стал кивать. — Утверждать наверняка не могу. Когда он произнес эти заранее заготовленные слова, Мотохаси нахмурился и обратил свой недовольный взгляд на начальника финансового отдела Ямамуру. — А что с осмотром личных вещей? Тот торопливо глянул в лежащие перед ним бумаги. — Похоже, вещей было немного. Кошелек, наручные часы, водительские права. Кроме этого, только одежда и нижнее белье. Никаких особенных вещей. Все присутствующие вспомнили про дело о попытке самоубийства, случившееся полгода назад. У заключенного, который пытался повеситься в камере, нашли дощечку с именами покойных родителей[59]. Мотохаяси громко вздохнул. — В таком случае получается, что прокуратура нас обманывает? Никто не ответил. Мотохаси занимал высокую должность начальника тюрьмы. Поскольку всем было очевидно, что он считает себя равным прокурору, они не знали, нужно ли им поддерживать его. — Вообще мне совершенно непонятен смысл слов о том, что он умрет в пятьдесят лет или в пятьдесят один год. Может быть, прокурорская братия еще что-то скрывает от нас? После этих слов все закивали. Кога тоже думал об этом. В той самой статье газеты «Тоё» все не ограничилось лишь наполнением «двух дней неизвестности». В ней говорилось о том, что полиция и прокуратура сговорились и, скрыв факт поездки Кадзи в Кабукитё, подменили его на информацию о том, что он бродил в пределах префектуры в поисках места, чтобы умереть. Эта статья, которая, несомненно, была первоклассной сенсацией, исчезла, как призрак. Остальные издания не перепечатали у себя эту статью, и в телевизионных новостях об этом тоже не было ни слова. Ни в отправленных сюда документах из прокуратуры, ни в протоколе слушания дела в суде не встречалось слово «Кабукитё». Существует вероятность того, что статья в «Тоё» содержала ложные сведения. Однако также было несомненно то, что в этой тюрьме, начиная с ее начальника и вплоть до рядовых надзирателей, не было никого, кто сомневался бы в сокрытии правды. Дело в том, что у каждого было два-три горьких воспоминания, связанных с сокрытием невыясненных фактов. — Скажем, в молодости он совершил ошибку, и у него родилась дочь, которая работает в Кабукитё. Перед тем как прийти с повинной, он встретился с ней и уговаривал ее устроиться на нормальную работу, — внезапно сказал Мотохаси и оглядел присутствующих. Все выглядели застигнутыми врасплох, и только льстец Карино, утвердительно кивнув, сказал: «Вполне возможно». «А как же насчет «Человеку суждено жить под небом лишь полвека»?» — раздраженно подумал про себя Кога. Словно услышав его, Мотохаси исправился: «Нет, возможно, сын», — и пустился рассуждать, блистая своими познаниями: — Человеку суждено жить под небом лишь полвека. Танец и песня «Ацумори» из танцев Ковака, которые любил Ода Нобунага. А на самом деле это история гибели Ацумори от руки Кумагаи Наодзанэ в битве в Ити-но тани[60]. Кумагаи повалил не успевшего бежать Ацумори, но, узнав, что тот такого же возраста, как и его сын, пожалел его. Он уже собрался отпустить его, но вокруг были воины из рода Минамото, поэтому, глотая слезы, Кумагаи убил его… — Сделав паузу, Мотохаси обратился к Коге: — Ведь у инспектора сын умер от болезни, да? — Да, это так, — ответил тот, отодвинув стул и встав. — Если б он был жив, сколько лет ему было бы? — Ровно двадцать. Сев, Кога почувствовал, как вспотели его ладони. Он сам много думал об этом, поэтому смог ответить сразу. Мотохаси задумался. Карино был готов опять поддержать его, если б он что-то сказал, но начальник тюрьмы молчал. У него был двадцатилетний пасынок. Скорее всего, именно от этого момента он пытался провести цепочку рассуждений, но даже если это и так, несомненно было то, что логического объяснения тому, зачем Кадзи Соитиро нужно совершать самоубийство в 50 или в 51 год, он найти не мог. У Мотохаси вырвался легкий вздох, и все поняли, что сейчас он выскажет то, что думает. — Как бы то ни было, вечер завтрашнего дня будет, наверное, решающим. Кога опять отодвинул стул. — Завтра я тоже останусь и вместе с ночной сменой буду дежурить. — Поместите его в особую камеру? — Считаю, что не стоит менять обстановку. Планирую продолжать наблюдать, оставив его в одиночной камере для вновь прибывших. — Понятно. Убедительно прошу быть предельно внимательным. Нужно все время помнить о том, что инспектор запланировал самоубийство. Мы не может допустить подобное на территории тюрьмы. Тем более самоубийство бывшего инспектора полиции… Если мы позволим ему умереть, осложнятся отношения с полицией. Гуманизм, в основе которого — любовь к человеку; следуя этому принципу, которого мы придерживаемся в обращении с заключенными, постараемся предотвратить самоубийство инспектора. На этом всё. Кога во взволнованном состоянии покинул комнату. Не заходя в офис, он сразу отправился в комнату для инструктажа, поскольку чувствовал, что на него единственного возложена вся ответственность за это дело. «Да, сложный заключенный достался», — еще раз подумал он. Кадзи Соитиро проходил инструктаж для вновь прибывших. Вместе с остальными примерно двадцатью новыми заключенными он внимательно слушал лекцию инструктора. Похоже, они уже ознакомились с тремя запретами: разговаривать, смотреть в сторону, покидать свое место без разрешения. Хотя Кога прошел спереди, Кадзи продолжал смотреть вперед и не пошевелился. Кога пристально изучал выражение лица Кадзи. Тот выглядел в точности так же, как утром. Возможно, из-за того, что на него сразу свалилось такое количество правил, лицо его было немного напряжено, но, глядя и на его мягкий взгляд, и на мягкие линии рта, можно было представить себе хладнокровного буддийского монаха. Когу охватило удивительное ощущение. Когда он наблюдал за Кадзи, ему вдруг стало очень спокойно. Раздражение, которое он чувствовал до этого, подобно начавшемуся отливу, исчезло. Кога всегда считал, что существуют два типа заключенных. Первый тип — это люди, на чьи деяния оказали влияние ужасные условия воспитания и их природная сущность, и они оказались здесь, поскольку не могли не оказаться. А другие — люди, которые не должны были попасть сюда, если б не случилось нечто. Конечно, грань, разделяющая их, очень тонка; в этом смысле можно сказать, что для любого человека существует вероятность попадания в тюрьму… Но что касается этого Кадзи, то он производил впечатление человека, вероятность попадания которого сюда представлялась наиболее низкой. Об этом говорил Коге его сорокалетний опыт наблюдения за заключенными. С такими тяжелыми мыслями он вернулся в офис. Там его ждал дерзкий взгляд Карино. Хотя тот был младше Коги более чем на 12 лет, он не стеснялся. — Кога-кун, веди себя скромнее. — Что?.. — Я про недавнее совещание. Вопрос о завтрашнем ночном дежурстве должен решать я, и озвучивать — тоже я. Перестань выставляться. Достаточно просто исполнять свои служебные обязанности. Младший по возрасту подпевала начальника тюрьмы откровенно напомнил об отношениях между властью и подчиненными. 3