«Фитюлька, а не мужик», – назвал его Мастодонт и, помнится, еще добавил, что надежды на Антона Романовича у него нет никакой. Я вполне поняла это высказывание своего старого-нового шефа, когда увидела господина-товарища Игнатова. Надежды на него свободно могли питать нетрадиционно ориентированные мужчины. Для представителя своей профессии следователь Игнатов был слишком изящен, ухожен и моден, то есть выглядел крайне нетипично. Стрижка с подбритыми височками и вздыбленной с помощью средства для укладки макушкой у него явно была из дорогого барбершопа, ухоженная символическая бородка оттуда же, а ярко-синий костюмчик с укороченными узкими брючками – из мультибрендового магазина молодежной моды, где я совсем недавно пыталась купить новые джинсы сыну, но не преуспела. Статных парней ростом под два метра и со ступнями сорок пятого размера нынешняя молодежная мода в расчет не принимает, предпочитая ориентироваться на хлипких хоббитов со щиколотками не толще древка знамени ЛГБТ. Не подумайте чего плохого, я вообще-то вполне толерантна, у меня даже есть такие хорошие друзья, которые на самом деле прекрасные подружки. Но среди представителей суровых мужских профессий я таковых пока что не встречала, а потому на явившееся мне дивное видение – следователя в кургузых штанишках и сияющих лаковых брогах – неприлично засмотрелась. Под моим неотрывным взглядом видение заволновалось и нервно шаркнуло ножкой в сверкающей туфле с декоративной перфорацией. – Елена Ивановна? Проходите, садитесь, – ухоженная рука, сверкнув бесцветным лаком на аккуратных ногтях, изящным жестом указала вглубь кабинета. Я переступила порог и тоже уточнила: – Антон Романович? А то мало ли, может, дверь мне открыл не сам хозяин кабинета, а какой-нибудь его подследственный. Брачный аферист нетрадиционной ориентации, например. – Да, это я, – развеяв мои сомнения, Антон Романович пропустил меня в кабинет и закрыл дверь. Я огляделась, определяясь с направлением дальнейшего движения. Кабинет у следователя Игнатова был не персональный – на троих, но я легко определила, какое из имеющихся рабочих мест занимает лично Антон Романович. Два стола в кабинете оказались старомодными, довольно обшарпанными, с массивными тумбами и выдвижными ящиками, и крайне скудно декорированными стопками папок и файлов. Третий стол прибыл сюда из ИКЕА и представлял собой концептуальный предмет мебели в стиле минимализма из металла и стекла. На прозрачной поверхности лежал перламутровый минибук с яблочком на крышке, рядом – фирменный «молескиновский» блокнот. В специальной подставке из неотбеленного картона ровным заборчиком высились безупречно острые карандаши. Несколько портил картину стул для посетителей. На него Антон Романович никакого облагораживающего влияния не оказал, сохранив этот казенный предмет мебели в первозданном виде. Странным образом это действовало успокаивающе и даже радовало глаз. Проходя к стулу, я покосилась на стол в углу, где под прикрытием распахнутой дверцы шкафа кто-то энергично возился, издавая при этом негромкие стуки, звон, шуршание и тихие возгласы, показавшиеся мне ругательными. – Степа, к нам гостья с телевидения, – укоризненно бросил в сторону шкафа Игнатов, обогнув меня по изящной кривой, чтобы занять свое место за концептуальным столом. – А у нас ни чая, ни сахара! – расстроенным басом ответили из шкафа, после чего из-за распахнутой дверцы, как из-за театральной кулисы, выглянул стриженный под машинку плечистый парень в непритязательном свитере с вьетнамского рынка. – Здрасьте! – сказал он мне. Я благосклонно кивнула ему. Вот! Вот нормальный опер! – Есть матэ, сахарозаменитель в таблетках и капучино со вкусом бейлиса на стевии, – сообщил коллеге Антон Романович, судя по голосу – слегка уязвленный невысказанным, но легко угадывающимся упреком в предосудительном отсутствии гостеприимства. – И я с утра помыл все чашки и ложки с содой, так что они теперь безупречно чистые! – И пустые, – нормальный опер закрыл шкаф и пошел к двери. – Попрошу у парней растворимого кофейку с рафинадом. Вам сколько сахара, девушка? – Два кусочка на ложку порошка, если можно, – я признательно улыбнулась. Вообще-то я предпочитаю натуральный зерновой кофе и пью его несладким, но этот милый молодой человек назвал меня девушкой и по умолчанию признал нормальным человеком – в таком случае я никак не могла проявить солидарность с любителем матэ со стевией! – Предупреждаю сразу, на многое не рассчитывайте, – брюзгливо сказал мне Игнатов, когда дверь за его приятным коллегой закрылась. – Кое-какой информацией вынужденно поделюсь, – тут он выразительно закатил глаза, не то давая понять, что подчиняется соответствующему распоряжению сверху, не то просто досадуя, – но тайны следствия вам не открою. – На тайны не претендую. – И имейте в виду: все строго между нами, не для публики. Фиксировать разговор запрещаю. Я начала злиться. Запрещает он мне, глядите-ка! – И как же, по-вашему, я могла бы его фиксировать, когда меня лишили оператора с камерой? – Ну, у вас наверняка есть диктофон, мобильный телефон… Я молча достала из сумки упомянутые предметы, демонстративно выложила их на стол, показывая, что они не включены. Съязвила: – Стенографировать в блокнотике, так и быть, не буду. – Прекрасно, – Антон Романович откинулся в кресле, свел пальцы ухоженных ручек островерхим домиком. – Так что вы хотите узнать? – Во-первых, хотелось бы взглянуть на заключение судмеэкспертов о смерти Валерия Антиповца… – Взглянуть не выйдет, только послушать в пересказе, – перебил меня следователь. – Гражданин Антиповец скончался от отравления. – Чем? – Чем конкретно – не скажу вам, потому как это довольно простое аптечное средство. Не хватало еще, чтобы вы раструбили о нем телезрителям, представляю, сколько тогда будет отравлено нелюбимых мужей, жен и тещ! – Хотите сказать, Антиповца отравила жена? – быстро спросила я. – Не ловите меня на слове, я ничего такого не говорил! – Так он сам отравился? – Возможно, – неправильный следователь полюбовался своими ногтями и скупо добавил информации: – На кофейной чашке, где обнаружился яд, следы рук Антиповца – поверх пальчиков его жены. – А время смерти? До или после ухода супруги? – я зашла с другой стороны. – Скорее после, – нехотя ответил Антон Романович. – Тело лежало в кухне, там пол с подогревом, это несколько затруднило… И потом, он звонил жене вскоре после ее ухода из дома. – Звонил – и что сказал? Следователь посмотрел на меня как на идиотку: – Кого, по-вашему, мы могли бы об этом спросить? Они оба мертвы – и Валерий Антиповец, и его жена Валентина. Ее мобильник уничтожен при взрыве. Исходящий вызов был в восемь тридцать две, разговор длился меньше минуты. – А это не могло быть ограбление? – я попыталась скрытно подобраться к теме пропавшего золота. – Сейф был заперт, но не пуст, однако о его обычном содержимом знал, похоже, только хозяин. Что касается прочих ценных вещей, то в квартире все на своих местах, сын Антиповца показал, что ничего не пропало. – Кстати, о сыне, – я вспомнила, что Мастодонт убежден: искать надо в ближнем круге Антиповца. – Он, часом, не единственный наследник папы? – Представьте, не единственный, кое-что причитается родителям Валентины, ведь у супругов было и общее имущество – недавно приобретенный домик у моря, например. – А можно мне получить список убитых горем родных и близких? У вас наверняка уже есть такой. Антон Романович скосил глаза на «молескин», потом на макбук. Ответил неохотно: – Пришлю в электронном виде, адрес почты своей оставьте. Я поняла это как намек на то, что мне пора убираться. – Что ж, ухожу, но не прощаюсь, – я припечатала к стеклянной столешнице свою визитку и встала. – Не буду задерживать, – кивнул следователь. Оглянувшись с порога, я увидела, что он убрал мою визитку и протирает мягкой тряпочкой край стола, где я сидела, удаляя с прозрачного стекла гипотетические следы пальцев рук. Аккуратненький такой! Не любит непорядочек! – Девушка, куда же вы? А кофе?! – в коридоре меня весело окликнул нормальный опер. Данила терпеливо ждал меня на улице, только перекочевал на другую ее сторону, устроившись на веранде ближайшей кофейни. – Излюбленное тусовочное место следкома, прокураторы и судов, – отрекомендовал он мне данное заведение, когда я присоединилась к нему за столиком. – Они же тут все рядом и поставляют основную клиентуру. Вы только гляньте на режим работы! – напарник кивнул на доску у входа – с нашего места она была прекрасно видна. – Суббота и воскресенье – выходные, это у кофейни-то! – Стопроцентная ориентация на целевую аудиторию, – согласилась я, мысленно щедро добавив напарнику очков. Оказывается, он и наблюдательный, и выводы делать умеет! – И что там следователь? – спросил Даня. – Колоритный, – коротко ответила я. – И немногословный. – Это вы от него заразились? – Плюс десять баллов Гриффиндору, – усмехнулась я. – А ты молодец, умеешь язвить! – я немного помолчала, мысленно суммируя скудные сведения, полученные от колоритного следователя. – Пока информация такая: Антиповец умер от отравления каким-то нехитрым аптечным средством, примененным не по назначению. Оно было в кофе. На чашке остались пальчики его и жены. В телефоне Валерия сохранился исходящий вызов на мобильный Валентины, она ответила, но говорили они меньше минуты. Это было в восемь тридцать две. Во сколько точно Антиповец умер, неизвестно, он на полу лежал, а тот в кухне плиточный, с подогревом, тело остывало медленно… Что еще? Из квартиры вроде бы ничего ценного не пропало, во всяком случае, так сказал операм сын Антиповца. Он, кстати, сын этот, в числе тех, кому все это выгодно: наследник. – А кто еще? – Родители жены Антиповца. Но им, как я поняла, достанется только часть совместного имущества супругов, основной наследник – сынок Валерия. – Значит, он и есть у нас первый подозреваемый! – рассудил оператор.