– Ты хотела поймать неведомого злоумышленника, который разыграл нас за ужином, – Таисия засмеялась. – Это была не я. Я же напротив тебя сидела. Но если хочешь знать, то я почти убеждена, что автором розыгрыша была сама хозяйка дома. – Инесса Леонардовна? Но почему? – Просто исходя из логики. Сначала она узнала, что я играю на скрипке, и предложила устроить домашнюю вечеринку. Затем пообещала дать мне имеющийся у нее в доме инструмент. Потом случился этот инцидент, когда кто-то невидимый играл у нас над головой «Реквием по мечте». Мы все были в комнате, так что либо она подговорила кого-то из работников, либо это вообще была запись. Я, кстати, склоняюсь ко второму варианту. – Почему? – против воли спросила Глафира. Не потому, что ей было интересно, просто она привыкла любое логическое умозаключение доводить до конца. – Долго объяснять, – махнула рукой Таисия. – Если вкратце, то есть такое понятие, как музыкальный рисунок. Он у каждого исполнителя свой, хотя непрофессионалу это и незаметно. Так вот то, что мы слышали, это какое-то известное исполнение. Мне нужно поискать в интернете, чтобы найти, какое именно. Но не суть. Важно другое. – Что именно? Глафира любовалась девушкой, которая сейчас напоминала работающий компьютер с запущенной программой. Все-таки удивительный мозг у этой юной леди. – То, что внимание всех собравшихся было привлечено к игре на скрипке. – И зачем? – Не знаю, – девушка пожала плечами. – Но после ужина Инесса Леонардовна принесла мне вот это. Она протянула скрипку, на которой только что так вдохновенно играла. Глафира подошла поближе и аккуратно взяла инструмент в руки. Признаться, она ничего не понимала в скрипках, но эта казалась чуть больше обычной. Еще по ней было видно, что она очень старая, а значит, дорогая. Пахло лаком и немного пылью. – Это скрипка или альт? – спросила Глафира с сомнением. – Для альта вроде маловата, а для скрипки великовата, и еще она какая-то вытянутая в длину. Таисия засмеялась, но Глафира не поняла почему. – Зришь в корень, – сказала девушка, продолжая смеяться. – Еще чего видишь? – Тут штамп внутри, – сказала Глафира голосом послушной ученицы. – Маркировка, да? – Да, клеймо. Очень характерное. Глафира пригляделась внимательнее, обнаружив заключенный в двойной круг мальтийский крест и инициалы AS. Антонио Страдивари? Да не может быть. – Может, – с удовлетворением сказала Таисия в ответ на невольно вырвавшуюся вслух последнюю фразу. – Я тоже сначала глазам своим не поверила, а потом залезла в интернет, провела там изыскания и теперь точно знаю, что именно ты сейчас держишь в руках. – Тася, ты хочешь сказать, что Инесса Леонардовна хранила в своей деревенской глуши скрипку Страдивари, которую теперь предложила тебе, чтобы сыграть дуэтом? – Я тебе больше скажу, это не просто скрипка Страдивари, – снова засмеялась Таисия. – Я же профессионально собираю информацию, знаю, что, где и как искать, поэтому совершенно убеждена, что это «Хаммер». На лице у Глафиры отразилось испытываемое ею сейчас недоумение. Разумеется, про «Хаммер» она никогда не слышала. То есть слышала, но про автомобиль, а не про скрипку. Вот какая она «темная». – Ой, сейчас я тебе объясню. Существует мировой ТОП дорогих скрипок, возглавляет который, кстати, не Страдивари, а Гварнери, а точнее его скрипка по имени «Вьетан». Она была изготовлена в 1741 году, за три года до смерти Джузеппе Гварнери, а свое имя получила в честь одного из музыкантов, который играл на ней больше десяти лет. Это был бельгиец Анри Вьетан. В 2010 году ее на аукционе в Чикаго продали за восемнадцать миллионов долларов, а спустя два года, компания «J&A BearesLtd» перепродала ее без оглашения стоимости человеку, который пожелал остаться инкогнито. Правда, при этом он, к счастью, не считал, что приобретенный им раритет должен пылиться в шкафу, а передал «Вьетана» скрипачке из Калифорнии Энн Акико Майерс. Она получила пожизненное право играть именно на этом музыкальном инструменте – самом ценном экспонате в мире музыки. Представляешь? Глафира очень даже представляла. Она вообще слушала внимательно, прекрасно осознавая, что все, что сейчас происходит, вполне может быть использовано в одном из ее романов. Просто подарок судьбы, а не усадьба Резановых. Даже несмотря на Наталью. – Отличительной чертой «Вьетана», как и других произведений Гварнери, является монограмма «I.H.S», что значит «Иисус Христос Спаситель», но истинная ценность инструмента в невероятной мощи его звучания. Все, кто хотя бы раз брал эту скрипку в руки, уверяют, что она способна выразить любые чувства и эмоции, и именно скрипка, а не скрипач решает, как именно сегодня будет звучать то или иное произведение. Мистика, хотя я в нее и не верю. В общем, совладать с такой скрипкой могут только виртуозы. Лицо девушки омрачилось, видимо, оттого, что себя она виртуозом не считала. Глафира невольно улыбнулась. Сама она тоже всегда расстраивалась, отмечая собственное несовершенство. В том числе писательское. Но не переставать же писать только оттого, что есть люди, более талантливые, чем ты. И играть тоже не переставать. Продолжать совершенствоваться в любимом деле, сравнивая себя не с другими, а только с собой в прошлом. – На втором месте в списке самых дорогих скрипок значится «Леди Блант». Ее как раз сделал Антонио Страдивари. Она изготовлена в 1721 году и названа в честь одной из первых владелиц. Та, кстати, была внучкой лорда Байрона, но сейчас важно не это. Скрипка часто переходила из рук в руки, и каждый раз ее цена, разумеется, повышалась. В последний раз в рамках благотворительной продажи в помощь пострадавшим от землетрясения и цунами в Японии «Леди Блант» была продана за почти шестнадцать миллионов долларов. Она, кстати, сохранилась практически в первоначальном состоянии, потому что на ней играли крайне редко. Зато метко. К примеру, один раз это был даже знаменитый скрипач Иегуди Менухин. Глафира снова вздохнула, потому что имя Менухина, конечно, слышала, но не более того. К счастью, увлеченная своим рассказом Тася столь явного провала в ее образовании не заметила. – Третье место у еще одной скрипки мастера Гварнери. Она называется «Экс-Вьетан», потому что знаменитый скрипач и композитор играл на ней двадцать лет, вдвое дольше, чем, собственно, на «Вьетане». Сто лет она находилась в частной коллекции, а в 2008 году была выкуплена россиянином Викторовым за семь миллионов долларов, и после века молчания на ней сыграла британская скрипачка Хлоэ Хэнслип на торжественной церемонии в Лондоне. Дальше идет скрипка, изготовленная менее известным мастером, чем Страдивари и Гварнери. Его звали Карло Бергонци, и до наших дней сохранились всего пятьдесят инструментов, вышедших из его мастерской. Но именно на этой играл сам Николо Паганини. Долгое время никто не знал, кому принадлежит скрипка на данный момент и сколько она стоит. Однако потом тайное все-таки стало явным. Последний владелец заплатил за нее пять миллионов долларов. – Тася, ты – редкостная зануда, – сказала Глафира с удовольствием. Оно было вызвано тем обстоятельством, что девушка ей ужасно нравилась. – Такими темпами мы никогда не дойдем до той скрипки, которую я имею честь держать в руках. – Не боись! Дойдем, тем более недолго осталось. На пятом месте скрипка «Молитор». Ее тоже сделал Страдивари, и когда-то она принадлежала самому Наполеону, и имя получила в честь генерала наполеоновской армии Габриэля Жана Жозефа Молитора. Это очень старый инструмент, сделанный аж в 1697 году. На последнем онлайн-аукционе за нее планировали получить два миллиона долларов, но конечная цена составила три с половиной миллиона. И вот тут-то мы и приблизились вплотную к чуду, которое ты сейчас держишь в руках. Это скрипка Страдивари «Хаммер», созданная в 1770 году и получившая свое имя в честь шведского ювелира и коллекционера Кристиана Хаммера, который владел ею в девятнадцатом веке. Конечно, как и положено инструменту с такой историей, скрипка сменила множество владельцев и в течение двенадцати лет использовалась известным японским скрипачом Киоко Такезавой, а в 2006 году ушла с молотка на аукционе «Кристи» за три с половиной миллиона долларов. Глафира с опаской посмотрела на скрипку. Три с половиной миллиона долларов? В бане, стоящей на берегу озера в деревенской глуши? – Откуда у Инессы Леонардовны может взяться Страдивари? – спросила она внезапно охрипшим голосом. Получилось практически шепотом. – Тася, а ты уверена, что не ошиблась? Может, это просто копия? Подделка? – Я никогда не ошибаюсь, – твердо сказала Тася. – И никогда не делаю заявлений, в точности которых не уверена. Глаша, это моя работа, понимаешь? Я совершенно убеждена, что это именно «Хаммер». Я проработала этот вопрос. Естественно, что мне не терпелось попробовать на ней сыграть, но, пока я проводила свои изыскания, все в доме легли спать. Если бы невесть откуда снова зазвучала скрипка, то кого-нибудь бы удар хватил, так что я ретировалась сюда. Мой папа ходил перед сном в баню, так что я знала, что дверь открыта. – Может быть, тот, кто исполнял «Реквием по мечте», пока мы ужинали, тоже играл на этой самой скрипке? – Не думаю. Она совсем по-другому звучит. Там все-таки была запись. А здесь звук совершенно уникальный. Я никогда такого не встречала. Вот, послушай. Она забрала у Глафиры скрипку, приложила ее к подбородку, вскинула голову, особенным, ни на что не похожим, очень женственным жестом подняла руку со смычком. По комнате полился звук, от которого по спине у Глафиры побежали мурашки. Таисия была права, никогда до этого она не слышала ничего подобного. Звуки музыки накрывали с головой, как мягкое, легкое, невесомое одеяло, ласкающее кожу. Возможно, Таисии Ермолаевой не хватало мастерства, она не была знаменитым скрипачом, которому рукоплещут огромные концертные залы, но волшебная скрипка все делала за нее. Вместо нее. Глафира слушала, затаив дыхание. Таисия перестала играть, опустила скрипку, посмотрела на нее яркими, подозрительно блестящими глазами, в которых, кажется, стояли слезы. – Понимаешь разницу, да? – Понимаю, – кивнула Глафира. – Это действительно какое-то волшебство. – Ладно, пойдем спать, ночь уже совсем, – Таисия начала бережно укладывать скрипку в лежащий на столе футляр. – Ума не приложу, как ночевать в одной комнате с тремя с половиной миллионами долларов. Правда, до сего момента они точно так же преспокойно жили здесь же, в усадьбе, и никто на них не посягал, так что есть надежда, что и эта ночь пройдет спокойно, а утром я первым делом верну «Хаммер» владелице, хотя с удовольствием вечером еще раз на ней сыграю. Вдвоем они вышли из бани. При этом Таисия выключила свет, и теперь только луна освещала выложенную камнем дорожку, по которой они шли обратно к дому. В усадьбе было тихо-тихо. Ветра совсем не было, поэтому тишина казалась абсолютной, от нее даже немного закладывало уши. Глафире внезапно показалось, что за ней кто-то наблюдает. Она просто физически ощущала чей-то внимательный взгляд, падающий откуда-то сверху. С неба? Нет, она точно сошла с ума за этот злосчастный год. Она помотала головой, чтобы отогнать невесть откуда взявшееся наваждение. Ее новая приятельница уже подошла к дверям дома, потянула за ручку, шагнула за порог. Глафира сзади немного замешкалась оттого, что маленький камешек попал внутрь ее туфли-балетки и теперь кололся, мешая сделать шаг. Она остановилась, чтобы вытряхнуть его из туфли, и это простое действие, кажется, спасло ей жизнь. Чугунный шар, входящий в купольную готическую конструкцию, со свистом рассекая воздух, свалился с крыши и, пролетев в пятидесяти сантиметрах от ее головы, с грохотом упал на каменную дорожку, отколов от нее острые кусочки, разлетевшиеся в разные стороны. Один из них довольно больно впился Глафире в ногу. От неожиданности она плюхнулась попой на дорожку. – Глаша! – Таисия, выскочившая обратно на улицу, была рядом, не забывая бережно прижимать к себе чехол со скрипкой. – Ты цела? Тебя не задело? – Да, все в порядке, – Глафира немного дрожала, потому что действительно испугалась. – Я только не поняла, что это было. – Тая, что случилось? – из дома выскочил Глеб Ермолаев, босой, с голым торсом, в одних лишь джинсах, причем не застегнутых, а оттого сползающих на бедра. Спереди виднелась белая полоска трикотажных трусов, а над ней резинка с надписью «Кельвин Кляйн». От этой картины все еще сидящая на земле Глафира вдруг зарделась, как юная девица. – С крыши свалился металлический шар и чуть не убил Глафиру. – Глафиру? А ты? Ты в порядке? То, что он беспокоится о дочери, было совершенно естественно, но Глафиру подобное пренебрежение почему-то обидело почти до слез. – Я в порядке, пап, я почти успела в дом зайти. – А вы, значится, шли следом? И как вас угораздило увернуться? Теперь Ермолаев обращался к Глафире. От обиды, боли в ноге и испуга она не могла говорить, только таращилась на него снизу вверх, молча глотая слезы. Он подошел, присел рядом, поднял с земли злополучный шар, покачал его на ладони, словно взвешивая. – Эй, вы в обмороке или просто онемели от шока? У вас по ноге кровь течет. Вас все-таки задело, что ли? – Я не в обмороке и не онемела, – злобно проговорила Глафира. – А кровь оттого, что мне в ногу впилась каменная крошка. Надо ее достать. Но тут для этого слишком темно. – Дайте я посмотрю. Он достал из кармана джинсов телефон, включил на нем фонарик, направил его луч на Глафирину ногу. Она послушно проследила взглядом за лучом, увидела острый осколок камня, торчащий из небольшого пореза на верхней части стопы, и даже не успела ничего сказать, как Ермолаев резким движением выдернул этот осколок из ее ноги. – Ай! – Все-все. Теперь ранку нужно обработать перекисью водорода или хлоргексидином, а лучше и тем и другим. Если у вас нет, то я вам дам, потому что всегда вожу эти средства с собой. – У меня есть, – заверила его Глафира. – Я не менее предусмотрительная, чем вы. – В обморок точно падать не собираетесь? – Не собираюсь. Помогите мне встать, пожалуйста. Ермолаев поднялся на ноги, ее взгляд на мгновение снова оказался прикован к его расстегнутой молнии. Да что ж такое-то. Тут он протянул Глафире руку и рывком привел в вертикальное положение. Наклонился и снова поднял с земли чугунный шар, чудом ее не убивший. – Интересно, почему он вдруг упал? – Может быть, потому, что его кто-то сбросил? – спросила Таисия. – А что вы оба так на меня смотрите. Ремонт на крыше давно закончен, идут отделочные работы внутри одного крыла. Грозы нет. Даже минимального ветра нет. Так что единственное логическое объяснение – чья-то злая воля. Пап, ты когда по лестнице спускался, кого-нибудь видел? – Никого я не видел, – буркнул Ермолаев. – В доме все спят. Час ночи почти. Это вам отчего-то не спится, молодые леди. – А вам? – спросила Глафира проницательно. – С чего вдруг вы выскочили на улицу? Полюбоваться произведенным эффектом? – Вы что? С ума сошли? – довольно грубо спросил он. – Вы обвиняете меня в том, что я намеревался убить собственную дочь? – С учетом того, что я вижу вас первый раз в жизни, я понятия не имею об отношениях внутри вашей семьи, – разумеется, Глафира вовсе не считала, что этот человек хочет убить Тасю, но отчего-то ей нравилось смотреть, как он злится. – Кроме того, эта штуковина полетела вниз после того, как Тася зашла внутрь. Поэтому не вижу причин, почему бы вам не ответить, как вы оказались на улице. – Услышал через открытое окно Тайкин голос, – неохотно сказал Ермолаев. – Окно моей спальни выходит на эту сторону, поэтому я встал посмотреть, с кем это она полуночничает. Увидел, что с вами, потом открылась входная дверь, ее из окна не видно, если не высовываться, а потом что-то пролетело, раздался удар, вскрик, разумеется, я помчался проверять. Думал, что-то с Тайкой.