– Астрологическую. Она же гороскопы составляет и консультирует желающих свою жизнь по звездам выстроить. За деньги, разумеется. Судя по голосу, работу за деньги повариха считала чем-то предосудительным. Или просто Светлану недолюбливала. – Эти, гости которые, отец с дочкой, ни свет ни заря встали. Бизнесмен этот, почитай, целый час в озере плавал. Спортсмен, видно. Потом завтракали они, еду мою очень оба хвалили. – Правда очень вкусно. – Ну, так я свое дело знаю, – с достоинством сообщила Клавдия. – Хорошо готовлю, этого не отнимешь. И хозяйство веду хорошо. Итак, с утра из своих комнат не выходили только Павел и Наталья. Получается, они не могли запереть Глафиру в ее комнате. А все остальные могли? Как понять, во сколько бизнесмен Ермолаев ушел на озеро и во сколько вернулся, где именно в тот момент, когда комната была заперта, находились Марианна, Елка и Таисия, когда ушел во флигель Кирилл? Нет, она не будет про это думать и подозревать тоже никого не станет, потому что так можно с ума сойти. После вкусного и сытного завтрака Глафира вернулась в свою комнату и принялась за работу. Субботний день ничего в ее графике не менял, потому что дедлайны сурово поджимали со всех сторон, а уже послезавтра должна была начаться ежедневная работа еще и по резановской книге. Суровая дисциплина – вот что лежит в основе успеха любого писателя. Хотя, наверное, про не писателей можно сказать то же самое. За компьютером она просидела до часу дня, выполнив все намеченные планы. Никакие привидения ей не мешали. Обедали благодаря хорошей погоде в беседке. Огромный круглый стол, накрытый белоснежной скатертью, ломился от закусок. На расположенной неподалеку мангальной площадке Осип жарил шашлыки, рядом исходил ароматным паром плов в чугуне. Почему-то думать про предстоящий обед было радостно. Глафира любила пикники на природе, и даже чужая компания и присутствие в ней Натальи не могло испортить ей настроения. Она вдруг вспомнила, что сегодня почти не общалась с Валерой. Нет, он писал ей несколько раз, но она, работая над рукописью, ответила, что ей пока некогда и что обязательно свяжется с ним, когда освободится. Признаться, раньше она себе такого не позволяла. Но здесь, в поместье, весь ее роман почему-то стал казаться далеким, немного пошлым и отчего-то чужим, как будто не имеющим к ней отношения. Наверное, правильно она решила приехать сюда на три месяца. Здесь ей гораздо легче дышится. Гости уже сидели в беседке, Глафира пришла последней, и под взглядами собравшихся ей стало неуютно, особенно под холодным и безразличным Натальиным. Та скользнула по ней глазами и отвернулась, словно писательница Северцева не представляла совершенно никакого интереса. Да и слава богу. – Инесса, мне все-таки нужно с тобой поговорить, – Светлана, похоже, уже не в первый раз пыталась привлечь внимание хозяйки дома. – Говори, – согласилась та. – Мне нужно наедине. Вчера и сегодня с утра ты не нашла для меня времени, хотя с остальными уже переговорила, – в голосе женщины сквозило скрытое, но все-таки недовольство. – Светка, вчера у меня были деловые переговоры с господином Ермолаевым, а потом Павел получил аудиенцию, воспользовавшись своим старшинством. Она так и сказала, «аудиенция», и Глафире отчего-то стало смешно. Все-таки барские замашки у Инессы Леонардовны водились, да еще какие. – Сегодня же у меня были свои дела с Кириллом. Это я просила его приехать, и ему еще нужно успеть кое-что сделать, так что оттягивать наш разговор я не могла. А потом, – Резанова вдруг улыбнулась. Улыбка удивительно красила ее немолодое, но все еще красивое лицо, – потом мы с Таечкой репетировали наш вечерний концерт. После ужина мы устроим небольшое выступление. Скрипка и фортепиано. Так что ждем всех в библиотеке. Лицо Светланы исказилось. – Я не люблю самодеятельность. Инесса, мне правда очень нужно, чтобы ты уделила мне время. – Светка, ну разумеется, мы пообщаемся. Я тебе обещаю, а сейчас давайте приступим к обеду, потому что у меня есть правило, никогда не разговаривать за столом о делах. Закуски, окрошка, а потом шашлыки и плов оказались выше всяких похвал. Глафира так объелась, что ей даже дышать было трудно. Кроме того, она с огромным интересом участвовала в беседе, которую вели Таисия и Кирилл. Было видно, что они симпатизируют друг другу, кроме того, разговор шел об искусственном интеллекте, а именно в этой теме она собиралась разобраться для следующего своего романа, поэтому не стеснялась задавать вопросы, а молодые люди охотно и подробно ей все объясняли, иногда соглашаясь, а иногда споря друг с другом. Бледный и молчаливый Павел Резанов ел мало и неохотно. Вид у него был совсем больной и измученный. Марианна с тревогой поглядывала на мужа и с робостью на Инессу Леонардовну, словно хотела о чем-то ее попросить, но не решалась. Глафира заметила, что за Резановым следил и еще один участник обеда – бизнесмен Ермолаев. Наблюдение он вел основательно, хотя и незаметно. Интересно, и что ему надо от этой семьи. Ермолаев вообще вызывал у Глафиры интерес. Разумеется, исключительно писательский. Такой типаж было просто грех не использовать в дамском романе. Высокий, крупный, но не толстый, с широкой, похоже, отлично накачанной спиной, рельефными бицепсами, выпирающими из рукавов футболки, крепкими ляжками, плотно обтянутыми синей джинсой. Дойдя в своих мыслях до ляжек, Глафира немного смутилась и перевела взгляд на ермолаевское лицо. Оно не было открытой книгой, по этому лицу собеседник или сторонний наблюдатель не могли прочитать ничего. Взгляд холодных серых глаз тоже ничего не выражал. Он был с виду безразличным, но на самом деле внимательным, и это несоответствие сразу давало понять, что человек совсем не прост. Красавцем Ермолаева назвать было трудно, но, несомненно, он был, что называется, интересным мужчиной, и это зависело, в том числе от печати несгибаемой властности и воли на лице. При первом же взгляде становилось ясно, что этот человек всегда и во всем принимает решения сам, а также, что вставать у него на пути не рекомендуется. При том он обожал свою дочь, а та отвечала ему тем же и своего сурового отца ни капельки не боялась. Такой человек, как Ермолаев, все должен был делать широко, с размахом, без оглядки на чье-то мнение или какие-то выдуманные правила и приличия. Он со вкусом ел, откусывая крепкими белыми зубами половину хрусткого пупырчатого огурца так, что рот Глафиры непроизвольно наполнился слюной. Она тут же взяла с блюда такой же огурец и откусила половину. Огурец оказался крепким, сочным, ароматным, немного колючим и очень вкусным. Таким, как в детстве. Унылые огурцы из супермаркета не шли с ним ни в какое сравнение. Инесса Леонардовна принялась рассказывать, как договорилась с Ермолаевым о заготовке дичи на зиму. – Надо же такому случиться, что у нас один охотник за столом, – посетовала она, обращаясь к Павлу и Кириллу. – И что же вы, мальчики, охотой никогда не увлекались? Вот мой Алексей очень это дело любил. – Ну, тоже не сразу, – усмехнулась Светлана. – Это его дядя Коля приохотил. Папа сначала никак не мог понять, зачем мерзнуть в лесу на снегу для того, чтобы подстрелить кабана, или в болоте мокнуть, а дядя Коля, папин подчиненный, а потом компаньон, с которым они бизнес начинали, все уговаривал папу хотя бы раз с ним съездить. И уговорил. И после первого же раза папа вернулся другим человеком и с тех пор очень любил охоту. Дядя Коля вообще был очень важным для папы человеком. Они вместе фирму «Ника» создавали. И название ей дали по началам их имен – Николай и Алексей. Правда, потом они разошлись по жизни. Инесса, ты точно не приложила к этому руку? – Нет. Разборки между ними велись несколько лет, но меня он в них не посвящал, – со спокойным достоинством отозвалась Резанова. – Знаю только, что этот человек был конченым мерзавцем. – Дядя Коля? Инесса, да ты с ума сошла. Милейший был человек. В моем детстве всегда катал меня на плечах. – Это еще не показатель, что человек хороший. Хотя к охоте Алексея действительно пристрастил именно он. Ксюша, детка, осторожнее. Последние слова относились к горничной, которая внесла в беседку блюдо с новой порцией плова. Запнувшись, девушка чуть не упала, перевернув свою ношу. Рядом был Кирилл, но он даже не попытался помочь, наоборот, рванул в сторону, чтобы горничная нечаянно его не задела. Глеб Ермолаев успел подхватить блюдо, водрузил его на стол, подул на обожженные пальцы. Итак, этот человек, оказывается, еще и охотник. Что ж, было трудно заподозрить в нем склонность к какому-нибудь другому, менее мужскому занятию. «А утки уже летят высоко. Летать так летать, я им помашу рукой», – совершенно некстати вспомнилась Глафире песня Александра Розенбаума. Она представила, как сидящий напротив нее человек, одетый в камуфляжный костюм, прикладывает ко лбу ладонь, чтобы защититься от бьющего в глаза солнца, и высматривает добычу. Двигается он, наверное, плавно и скупо, контролируя каждое движение, а стреляет метко, без промаха. Интересно, как он занимается любовью? В этом месте своих рассуждений Глафира оказалась совершенно неожиданно для самой себя и снова смутилась. Фу, как неприлично. – На мне узоров нету и цветы не растут, – услышала она и не сразу поняла, что Ермолаев обращается именно к ней. – Простите, что? – Вы уже более пяти минут рассматриваете меня самым бесстыдным образом. Я сообщаю вам, что во мне нет ничего такого, что оправдывало бы столь пристальный интерес. Вот теперь ему удалось смутить ее так сильно, что Глафире стало жарко. Она почувствовала, как пламя заливает лицо, шею, грудь, руки стали влажными, она незаметно вытерла их о край скатерти. – С чего вы взяли? Я просто задумалась. – Могу я поинтересоваться, о чем? – Нет, не можете. Скажите лучше, вы выяснили, почему ночью свалился этот проклятый шар? – Нет, и не думал даже, – почему-то по его лицу Глафира понимала, что сейчас Ермолаев врет. – А вы? Вы, кстати, все утро не выходили из своей комнаты, потому что прятались от повторного нападения? – Я не выходила, потому что работала. – В субботу? – Я работаю тогда, когда мне нужно догнать график. Название дня недели никакого значения в этом случае не имеет. И я ни от кого не пряталась. Инесса Леонардовна слушала их тихую перепалку с немалым интересом. – О каком шаре вы говорите? Что произошло ночью? – Я не успел вам рассказать, но одна из металлических конструкций, установленных на крыше, сегодня ночью свалилась вниз, по счастливой случайности никого не задев. – Никого? Чугунный шар с крыши? Упал вниз? Господи, боже ты мой, почему мне никто об этом не рассказал? – Потому что вы были заняты, – Ермолаев коротко пожал плечами. – Я собирался с вами про это поговорить, но позже, когда вы освободитесь. – И кто чуть не пострадал? Глаша, вы? – Перед входом были госпожа Северцева и моя дочь, – ответил Ермолаев. – Тая? Боже мой, – Инесса Леонардовна прижала руку к груди. Лицо ее побледнело. – Нет, кажется, все зашло слишком далеко, с этим нужно что-то делать. – Что именно зашло далеко, Инесса Леонардовна? – голос Ермолаева звучал мягко, но Глафиру было не обмануть, она хорошо слышала словно спрятанный внутри пуха металл. – Мы поговорим, Глеб, – пообещала Резанова, видимо тоже его расслышавшая. – Я обязательно вам все расскажу. Сейчас Кирюша кое-что проверит, и я буду готова к разговору завтра. Не уезжайте, пожалуйста, пока мы не поговорим. Обещайте мне это. Ермолаев оценивающе смотрел на нее, словно взвешивая, давать подобный зарок или нет. – Хорошо, я обещаю, – наконец ответил он. – Осип, – позвала хозяйка. Тот отложил кочергу, которой орудовал у мангала, и подошел ближе. – Ты должен подняться на крышу и посмотреть, что случилось. Нужно проверить, хорошо ли закреплены остальные шары и, если что, вызвать подрядчика. Еще не хватало, чтобы произошла трагедия. Ермолаев, Глафира видела, открыл и тут же закрыл рот, как будто хотел что-то сказать, но передумал. Он совершенно точно что-то скрывал, и Глафире это не нравилось. Ей вообще не нравилось все происходящее, и это несмотря на то, что в усадьбе ей было хорошо. Раздвоение личности у нее, не иначе. В воздухе было разлито предчувствие опасности, и эту субстанцию, неопределяемую ни на ощупь, ни на цвет, ни на запах, Глафира ощущала так четко, будто она и впрямь существовала физически. В подтверждение ее мыслей солнце скрылось за внезапно набежавшую тучу. В беседке сразу стало темно, как в клетке с попугаем, на которую накинули покрывало. И гомон голосов тут же стих, словно сидящие за круглым столом люди и правда были попугаями, которым выключили свет. – Что это? – удивленно спросила Марианна. – Я смотрела прогноз погоды, сегодня совершенно точно не обещали грозы. – Так грозы и нет, – заметил Кирилл. – Просто туча. Налетела и уйдет. Вы чего? – А если и будет гроза, – философски заметила Инесса Леонардовна, – так что в этом страшного? Дождь всегда хорошо, он землю поит. Если боитесь промокнуть, можно в дом перебраться, хотя я поддерживаю Кирюшу. Не будет никакого дождя. Тем временем поднялся ветер, сильный, почти штормовой, разом сдувший со стола салфетки. Обычно такое бывало именно перед грозой, но Глафиру это не беспокоило. Грозы она не боялась и промокнуть тоже. – Смотрите, эта туча ужасно похожа на привидение! – радостно закричала Елка. – Глядите все. Ну правда же, причем именно такое, как в мультиках показывают. Глафира подняла глаза к небу. И правда, на небе колыхалось привидение, словно накрытое белой простыней. Острый глаз у девчонки. – Осип, успеешь дожарить новую порцию шашлыков до того, как хлынет? – спросил Павел. Тот бросил взгляд на небо, усмехнулся, покачал головой. – Так Инесса Леонардовна права. Не ливанет. Сидите спокойно. А новая порция уже на подходе. Две минуты, и подам.