Он хотел пошутить, но вышло явно неудачно. По крайней мере, глаза дочери наполнились слезами, а стоящая за спиной кресла, в котором сидел ее муж, Марианна сдавленно охнула. – «Хаммер», – пробормотала Тайка дрожащим голосом. – Скрипка Страдивари, которую мне вручила Инесса Леонардовна. Когда я утром уходила купаться, футляр лежал на подоконнике, а сейчас его там нет. Скрипка пропала. – Что? – не понял Павел Резанов и от удивления даже с кресла поднялся. – Какая еще скрипка Страдивари? – Вы не знали, что ваша тетя хранит уникальную скрипку, входящую в десятку самых дорогих музыкальных инструментов в мире? – Я тоже не знал, – сообщил Кирилл. – Думаю, что мы все понятия об этом не имели. Наша тетушка довольно закрытый человек. Была. Она никогда не делилась информацией, которую считала для нас ненужной или лишней. – Наталья, Светлана? Вы были в курсе? Обе женщины синхронно покачали головой. – Глафира? Глеба вообще тревожила реакция писательницы, которая с самого утра была какая-то вялая и бледная, как будто всю ночь не спала. Или это убийство заказчицы так на нее повлияло? Она посмотрела на Глеба и коротко кивнула. – Я знала. Мне Тася рассказала. В ночь на субботу, в бане, перед тем как произошла эта история с упавшим с крыши шаром. – Марианна, Елена? – Нет, мы понятия не имели, – за себя и за дочь ответила первая. – До того, как тетя сказала, что у нее есть скрипка и она хочет сыграть с вашей дочерью дуэтом, я вообще никогда об этом не слышала. – Клавдия, Ксения? Домоправительница и горничная как по команде хором закричали «нет». – Да ни в жизнь не поверю, – позволил себе усомниться Глеб. – Футляр от скрипки – вещь немаленькая. Что же вы, во время уборки ни разу его не видели? – Во флигеле не я прибираюсь, а вторая горничная, Марина, – тоненьким голоском сказала Ксения. – Конечно, я иногда ее подменяю, но Инесса Леонардовна никогда не разрешала в шкафы заглядывать. Я только пыль вытираю, пылесос включаю и полы мою. Еще постель перестилаю. Вот и все. Так. Получается, что о существовании скрипки знали только он, Глеб Ермолаев, Тайка и писательница Северцева. И о чем это говорит? Кто под шумок забрался в комнату, когда Тайки там не было, и спер инструмент стоимостью в три с половиной миллиона долларов? Эта бледная немочь писательница? – Когда вы вышли из своей комнаты сегодня утром? – спросил он у той довольно резко. Северцева вздрогнула, словно в его вопросе крылось что-то неприятное. – Клава разбудила меня в половине седьмого, сказала, что Инесса Леонардовна умерла, и попросила прийти сюда, – ответила она. – И в комнату Таи вы по дороге не заходили? – Нет, зачем? Да мой путь и не пролегал, как вы изволили выразиться, «по дороге». Я же живу в восточном крыле. Лестница, по которой я спускаюсь, ведет только на первый этаж. Чтобы очутиться в центральном холле, нужно сначала пройти по коридору, а чтобы оказаться у Тасиной комнаты, подняться по другой лестнице – центральной. Да, она была совершенно права, но это ничего не значило. – Павел, вы не ответили на мой вопрос, – Глеб вернулся к Резанову-старшему, с которого начал. – Вы тоже не знали о скрипке? – Нет, а почему я должен был о ней знать? – Потому что вы, как я понимаю, основной наследник вашей тетки. – И потому что вы были в курсе о существовании рукописи Цветаевой, – встряла вдруг в разговор Глафира. – Что? – все-таки ей удалось удивить Глеба. – А вы откуда подобной информацией владеете? – Мне Павел рассказал, – сообщила она. – Мимоходом упомянул, что муж Инессы Леонардовны подарил ей на сорокалетие рукопись стихотворения поэтессы с ее автографом. Я заинтересовалась и даже хотела попросить, чтобы она мне показала этот раритет, но не успела. Голос Глафиры дрогнул. – Павел?! – Я действительно знал, что дядя Леша сделал тете Инессе такой подарок, – Резанов пожал плечами. – В рукопись входят четыре стихотворения из цикла «Дон Жуан». Датирована она 1939 годом и снабжена дарственной надписью «Москва, 1916 г. – Москва, 1939 г. Дорогому Дмитрию Николаевичу Журавлеву – с благодарностью МЦ». Это дар артисту Журавлеву, который приезжал в гости к поэтессе, когда она жила в Болшево. И что с того? – То есть про рукопись вы знали, а про скрипку нет? – Получается, что так. Подарок дядя Леша вручал на юбилее тети Инессы открыто, при всех. И она так бурно радовалась, что не заметить это было просто невозможно. Когда была куплена скрипка, понятия не имею. И замечу, что про выданное вам ружье я тоже понятия не имел. – Павел, кажется, начинал сердиться. – Кстати, не сочтите за обвинение, но про скрипку и ее цену знали вы, а потому вполне могли спрятать ее сами. – Зачем? – Чтобы не отдавать обратно. Под шумок «прихватизировать», так сказать. – Вы с ума сошли! – закричала Тайка. – Да я вообще не собиралась брать эту скрипку, чтобы не нести за нее ответственность. Это же историческое наследие. Инесса Леонардовна, вручая ее мне, сказала, что я могу взять ее во временное пользование, а после ее смерти вернуть тому из наследников, кто будет указан в завещании. – Но если спрятать инструмент заранее и сказать, что его украли, то возвращать наследникам будет нечего, – иронично заметила Наталья и несколько раз громко хлопнула в ладоши. – Браво, прекрасная комбинация. А у вас, дорогой мой, еще и ружьишко прихвачено. Тоже во временное пользование, разумеется. Вы бы проверили, оно-то не пропало? А то, насколько я знаю тетю, ружье тоже немалую цену имеет. – Миллион долларов, – сквозь зубы проговорил Глеб. На мгновение ему стало жарко от мысли, что ружье, лежащее в его комнате, по соседству с Тайкиной, тоже исчезло. – Сейчас вернусь, – бросил он, выскочил из гостиной, как будто за ним гнались, взлетел на второй этаж, рванул дверь своей спальни, потом дверцу шкафа и выдохнул, вдруг осознав, что все это время не дышал. Коробка с ружьем спокойно лежала там, где он ее оставил. Глеб поднял крышку и остолбенел, коробка была совершенно пуста. Согнувшись, словно он тащил непосильную ношу, Глеб спустился вниз с пустой коробкой в руках. – Ружья тоже нет, – сообщил он, войдя в гостиную. – Подозреваю, как и рукописи с автографом Цветаевой и чего еще там было у вашей тети ценного. – Послушайте, но мне как раз не было никакого смысла все это забирать, потому что, как вы изволили выразиться, я основной наследник, – заволновался Павел. – Не уверен, – Глеб не собирался с ним церемониться, потому что он был сейчас не просто зол, а по-настоящему в ярости. Человек, убивший Инессу Леонардовну и забравший скрипку из комнаты Тайки и ружье из его комнаты, посягнул на его, Глеба Ермолаева, планы и спокойствие. Тот, кто хорошо его знал, содрогнулся бы заранее, потому что подобного он не прощал. Никогда. Никому. – Постарайтесь объясниться, – надменно сказал Павел. – Извольте. У вас проблемы с деньгами. Причем очень существенные. Рискну предположить, что если вы не найдете нужную вам сумму до конца августа, максимум до конца сентября, то вас ждет банкротство. Вы вложили все, что имели, в строительство нового завода и неправильно оценили риски. Конечно, трудно вас в этом обвинить, потому что конъюнктура мировых рынков сильно изменилась, но факт остается фактом. Вам нужны средства на запуск своего проекта, иначе вы погибли. На Резанова-старшего было больно смотреть. Он был похож на выброшенную на берег рыбу, которая открывает и закрывает рот, раздувает лишенные спасительной влаги жабры в ожидании неминуемой смерти. Он сразу как будто сдулся, постарел и осунулся, сник, старательно отводя глаза от жены и дочери. – Папа! – Кто дал вам право, – просипел Павел, вперив потухший взгляд в Ермолаева, – кто дал вам право говорить о моих делах вот так запросто, да еще в присутствии моей семьи. Да, у меня не самые простые времена, но это не означает, что вы можете рушить мою жизнь. Я слышал о вас, вы пришли в бизнес из криминала, и, несмотря на все повадки лощеного бизнесмена, суть ваша ничуть не изменилась. Вы – бандит с большой дороги. – Вы бы оставили ваши сентенции для полиции, – посоветовал ему Глеб. – И не затрагивали мое мутное прошлое, которое не имеет никакого отношения к настоящему. Как бы вы ни изображали страуса, пытающегося спрятаться от проблем, сами по себе они не решатся. Вам нужны деньги, много, и вы приехали сюда, чтобы попросить их у вашей тетки. А она их вам не дала. – Вы что, подслушивали? – Да ни боже мой. Про ваши проблемы я знаю, потому что понимаю в бизнесе и умею собирать информацию. О том, что вы хотите поговорить с Инессой Леонардовной, вы сразу сказали, и вы были первым, кто уединялся с ней в кабинете. Если бы у вас выгорел ваш гешефт, то вы бы находились в приподнятом настроении, в то время как ваша подавленность только усилилась. Значит, денег вам тетя не дала. – И на этом основании вы делаете вывод, что я ее убил? Или только украл принадлежащие ей ценности, о существовании которых до этого момента не имел понятия? – Может, и убили. Это полиция разберется, – жестко сказал Глеб. – Вот только после смерти тети вступить в права наследования вы сможете через полгода, не раньше. Такого срока у вас в запасе нет. А вот умыкнуть ценности, сумма которых превышает четыре миллиона долларов, быстро их продать, пусть и существенно ниже эстимейта, и заткнуть зияющую финансовую брешь вы вполне бы могли. – То есть вы обвиняете меня только в краже, а не в убийстве. Спасибо и на этом, – обреченно проговорил Павел. – Вовсе нет. Убийство, к сожалению, выглядит логичным продолжением кражи. Инесса Леонардовна не могла не заметить пропажи столь ценных предметов и наверняка подняла бы шум. А так нет человека, нет проблем. – Вы – чудовище, – Павел начал задыхаться, грудь его ходила ходуном. – Вы только что обвинили меня в ужасных преступлениях и сделали это на глазах моих жены и дочери? Да как у вас вообще язык повернулся. – Павел Сергеевич, вы, кажется, не понимаете, – в голосе Глеба прорезался знаменитый ермолаевский металл, – речь идет об убийстве. Причем об убийстве вашей дорогой тети. И вы имеете очень веский мотив для него, поэтому вам нужно думать о том, как вы будете объясняться с полицией, а не как будете выглядеть в глазах своей жены. Тем более что она в курсе ваших неприятностей. – В смысле? – вид у Павла стал совсем дикий. Марианна обняла его, обвив шею руками, нежно поцеловала в щеку. – Пашенька, тебе вредно так волноваться. Разумеется, никто не подозревает тебя в убийстве. Это просто смешно и нелепо. А что касается проекта завода, то да, я все знаю. Очень ценю твою попытку меня не волновать, но я гораздо крепче, чем тебе кажется. И слова «и в горе, и в радости» для меня не пустой звук. Резанов закрыл лицо руками. Плечи его тряслись. Глеб смотрел на него без всякой жалости, потому что нытиков и истериков терпеть не мог. Не уважал. – Кирилл, Тая, проверьте камеры, – скомандовал он. – После исчезновения скрипки и ружья это тем более нужно сделать. Кирилл, в доме система видеонаблюдения есть? Резанов-младший пожал плечами. – Разумеется. Тетя Инесса была помешана на безопасности. Конечно, в спальнях никто видеонаблюдение не устанавливал, это было бы чересчур, но вход, лестницы и коридоры простреливаются. Правда… – он сбился и замолчал. – Договаривайте. – Дело в том, что с системой стало происходить что-то непонятное. Я не собирался в эти выходные приезжать сюда. Мы с тетей Инессой не общались с Нового года, и для меня ее звонок с просьбой проверить камеры оказался полной неожиданностью. Глеб подобрался, словно гончая, заметившая зайца.