— Это вы Фабиус, хранитель склада? — А кто же еще? — зло отзывается кладовщик. — Чего тебе? Метка исчезает с легким покалыванием. Потирая руку, сообщаю: — Вещи получить. — Номер набора? — Тридцать семь. — Ты что, даже номер набора правильно запомнить не можешь? Или шутить тут вздумала? — Серый карлик с красными глазами подскакивает ко мне. — Браслет. — Что? — Браслет покажи, глупая, — кривится он. — Я не глупая, просто не местная. И вообще, у вас тут плесенью воняет. Вы вещи правильно храните? — Не воняет, а пахнет. И это мой любимый освежитель воздуха! Браслет покажи, гл… Он снова кривится, проглатывая обзывательство. И хорошо, не люблю, когда меня унижают. Протягиваю руку. Фабиус проводит ладонью над браслетом. Глаза ярче вспыхивают красным, и цепкие пальцы сжимаются на моем запястье поверх него, больно сдавливают. На рефлексе выворачиваю руку и отскакиваю, готовая отбиваться: — Что вы делаете? Мне же больно! — Экая неженка, — презрительно бубнит он и направляется вглубь склада. — И впрямь тридцать седьмой, уж лет как тридцать туда девчонок не брали. Надеюсь, что-нибудь завалялось. Потираю запястье: все же больно он хватанул, надеюсь, синяков не будет. Ощупываю браслет — вроде не пострадал… Раздаются шаркающие шаги. Между стеллажами плывет огромный пыльный мешок на тонких ножках Фабиуса. Ну и силища у этого карлика! Или просто мешок легкий? — Это списанные вещи, — сообщает Эзалон от моей груди. Подскочив и оглянувшись, профессора не обнаруживаю. А платье на моей груди дергается. Выхватываю из кармана список дел, и тот, слегка вибрируя, произносит голосом Эзалона: — Фабиус! Тебе пятнадцать минут назад транспортным коридором доставили новый набор, не жадничай! — А это кто будет носить? — возмущается Фабиус, но мешок утаскивает назад. Сам бы и носил. Наклоняюсь к списку и шепчу: — Спасибо, профессор. Убрав листок в карман, окидываю стеллажи с коробками и стопками тканей, конторку и стул рядом с ней рассеянным взглядом. Фабиус возвращается с огромным черным мешком, промаркированным: «№ 37», и сбрасывает его передо мной. — А если размер не подходит? — уточняю на всякий случай. — А если размер не подходит, — пискляво передразнивает Фабиус. — Понаехали тут. — Я не приехала, а телепортировалась. — Без разницы. Сразу у себя там не открывай, прежде ознакомься с инструкцией на мешке. — Фабиус садится за конторку. — Спасибо, — выдавливаю я и берусь за мешок. Он не двигается с места. Совсем, сколько ни тяну. Напрягаюсь изо всех сил. Хлоп! Это Фабиус так громко закрыл лицо рукой: — Потяни за кольцо, неместная… совсем неместная. Обойдя мешок, действительно нахожу кольцо на веревочке рядом с пластинкой. Дергаю. Мешок всплывает над полом, веревочка удлиняется… Зачарованно глядя на это магическое действо, направляюсь к выходу. Мешок плывет за мной, точно огромный воздушный шарик. Здорово! В спину несется ворчание о расточительстве, о необходимости старые вещи донашивать и о том, что о личных записках Эзалона надо сразу предупреждать. Меня прямо распирает благодарность к профессору: если бы не его записка, ходить бы мне в старье. Я выбираюсь из сумрака и вони странного освежителя Фабиуса на свет и свежий воздух. Вдыхаю полной грудью. Хорошо! Уже вечереет, пора бы и в комнату возвращаться. Я направляюсь в сторону административного здания — к счастью, возле него никого нет, да и по аллеям никто не шляется — и уже от него по памяти иду к общежитию. Громадный мешок плывет за мной. Как это удобно. Только удивительно, почему сам Фабиус нес его в руках? Или такая система парения одноразовая? Ограничена по времени? Надо поторопиться, а то мало ли что, а я этот мешок сама ни за что не донесу. Прибавляю шаг. — Эй, малышка! — доносится с боковой дорожки. — Ты что в столовую не ходила? Я тебя ждал… Иду дальше. — Эй, куда спешишь? — Кто-то топает сзади. — Иди ко мне, я покажу тебе настоящую любовь. Оглядываюсь: парень почти бежит, смотрит прямо на меня. — Отвали. — Ускоряю шаг. — Так и знал, что ты горячая, детка, — ухмыляется он, и на его вытянутом лице проступают звериные черты. — Иди ко мне, сладкая. Оборотень. Ника говорила, что они в переходном возрасте становятся агрессивными. А этот скалит клыки: — Сладкая… вкусная. Вокруг никого нет, на дорожке аллеи мы одни! Полностью разворачиваюсь, собираясь треснуть его мешком и после этого бежать. Но лицо парня уже возвращает человеческие черты. Только хвост остается, покачивается из стороны в сторону. Дырка у него специальная в штанах, что ли? Оборотень примирительно вскидывает руки и подходит медленно. Кажется, успокоился. Ну и я не дикая, если парень нормально себя ведет, незачем от него шарахаться. Может, «вкусная», «сладкая» — это у них стандартный комплимент, в котором нет ничего оскорбительного и пошлых намеков? Ну мало ли, все же другой мир. — Малышка, я к тебе с самыми честными и хорошими намерениями. — Какими такими намерениями? — Оглядываю его: одежда простая, ткань даже на вид тонкая. Это на случай внезапного оборота, чтобы не запутаться? — Защищать тебя, оберегать, заботиться, — его голос приобретает томность. Шаги мягкие, текуче-плавные. — Ты такая миниатюрная, хрупкая, соблазнительная девочка. И без семьи, без малейшего представления о нашем мире. Найдется очень много желающих воспользоваться твоей наивностью и затащить в постель. А нет, все же заклинание перевода не подвело, смысл его подкатов о сладкой и вкусной верно передало. — Сдается мне, ты именно это и хочешь сейчас проделать. — Отступаю на шаг. — Шел бы ты своей дорогой, иначе я за себя не отвечаю. — Ох, горячая, но глупенькая малышка. Я предлагаю защиту. За вознаграждение, конечно, но ты сама будешь рада со мной расплачиваться, — он расплывается в улыбке. — Мы, оборотни, парни горячие, так что на наших девочек никто не покушается, а на тебя желающих много будет, тебе с группой парней один на один оставаться придется. — Справлюсь. — Ну что ты упрямишься, сладкая? За мной девчонки толпами бегают, но я выбрал тебя. Ну и наглость! — Так пойди другую выбери, — еще отступаю. — У тебя же толпа целая. — Но я выбрал тебя, малышка. — Он вдруг оказывается рядом, наклоняется к лицу, кладет лапищу на талию. — И по глазам вижу, что ты просто счастлива стать моей… Ага, щаз! Со всей силы вскидываю колено. Оно останавливается, ударившись о мягкую, самую сокровенную и оберегаемую часть мужского тела.