– В восточном? – уточнила подруга, и я кивнула. – Там всего несколько дверей, но это тебе и не нужно знать, наверное. Все равно туда никогда не заходят. – И все же? – Ну, этот дом раньше принадлежал моим бабушке и дедушке, а они очень любили роскошь, как ты видишь. Там одна комната для прислуги, вторая – что-то типа кладовки опять же для вещей слуг, третья – ведет на чердак. – В этом доме есть прислуга? – удивилась я. – Раньше – да, но я решила, что это будет чересчур, поэтому, как только дом достался мне, я их распустила, уволив, – гладко объяснила все Катя. – Остался только садовник, но он приезжает пару раз в неделю, чтобы ухаживать за садом, а потом сразу уезжает. – Понятно, – облегченно вздохнула я. Все-таки мне и так слишком непривычно находиться в таком дорогом доме. Если бы тут были еще и слуги, то я бы и вовсе зарделась. Этой ночью я спала беспокойно. Мне снились какие-то рваные прерывистые сны, которые совершенно не поддавались объяснению. Может, это переезд так сказался на мне? Все-таки сегодня был весьма напряженный день. А может, это просто новое место – не привыкла еще. Во всяком случае, надо попытаться уснуть, а не то так можно и с ума сойти. День 10 – Я дома! – я вошла в дом. После второго дня на работе силы мои были на исходе, к тому же сегодня завезли новый вид роз, а я не нашла специальные перчатки, поэтому пришлось расфасовывать их голыми руками. Теперь мои ладони больше напоминали дуршлаг. – Как на работе? – спросила деликатно Катя, отрываясь от журнала. Она встала и подошла ко мне. – Ужас! Глянь на мои руки! – я продемонстрировала Кате исколотые ладони с кровоточащими порезами. – Черт, тебя, что, там пытали? – изумилась она, осторожно оглядев мои кисти. – Ага, розами, – усмехнулась я. – Обработаешь? – Да конечно, пойдем! – тут же спохватилась Катя и повела меня в ванную на первом этаже. – У тебя тут шипы застряли в некоторых ранках, – оповестила меня она, орудуя пинцетом. – Неудивительно, – промычала я, морщась от острой и резкой боли. – Диана сегодня в ночную смену? – Да, ушла совсем недавно, вы с ней разминулись, наверное, – не отрываясь от работы, сообщила медленно Катя. – А ты? – Тоже скоро уеду вместе с Антоном, но не на работу, – туманно ответила Катя. Я не стала влезать в их личную жизнь, поэтому дальнейший расспрос прекратила. Однако мысль о том, что сегодняшнюю ночь я проведу одна в большом доме, меня никак не радовала. Я хотела поделиться своими страхами с Катей, но решила, что это будет, как минимум, глупо. – Ты поосторожнее, не выходи ночью одна, а то тут шастают всякие, – взглянув на меня исподлобья, сказала подруга. – В смысле? – напряглась я. – Сегодня ночью видела, как кто-то ходил около ворот. Думала вызвать полицию, но он ушел, как только я подошла с телефоном к окну. Я невольно вздрогнула и нервно сглотнула. «Нет, нет, нет… это нелепые предрассудки. Все закончилось. Это просто какой-то пьяный бомж или бродяга. И это никак не связано с черным фургоном – за мной никто не следит», – успокаивала я себя мысленно. – Л-ладно, отсижусь сегодня дома, – повела я косо бровью. Катя одобрительно улыбнулась. Как и было обещано, поздно вечером Катя с Антоном уехали куда-то на машине. Дом тут же затих и опустел. Мне мгновенно стало не по себе, и я отправилась на кухню, по пути через гостиную включив телевизор. Все-таки давящую тишину я не переносила. Включился новостной канал. – К главным новостям: вчера ночью было найдено три трупа в туннеле метрополитена. Тела сильно изуродованы и, как сообщают правоохранительные органы, обглоданы. Полиция предполагает, что это дело рук так называемого «подземного маньяка», который до сих пор не найден. Также предполагается, что убийца психически невменяем. Следствию не удается пока что обнаружить ничего, что могло бы натолкнуть на конкретное местонахождение маньяка, но уже ведется массовое расследование о пропаже и убийстве еще нескольких групп людей. Собрано также… – я переключила канал, потому что не могла слушать все это. Неужели баггейны так и не остановятся никогда? Должен же кто-то помешать им, в конце концов! Иначе они такими темпами сожрут весь город, ведь, как ни погляди, аппетит у них отчего-то немаленький. Ох, надеюсь, что эти твари одумаются и вновь уйдут глубоко-глубоко под землю и мы больше никогда их не увидим. В конце концов, из-за них уже больше полугода не назначаются сходки. Как мы и предполагали, на заброшенный завод и вовсе перестали соваться скейтеры. Порой теперь даже мне боязно спускаться в метро. Благо до работы я могу добраться на автобусе. Я посидела перед телевизором с едой до двух часов ночи, а затем меня начало неслабо клонить в сон. Я выключила телевизор, убрала за собой весь мусор и направилась на второй этаж к себе в комнату. В общем-то, я уже постепенно начала привыкать к этому дому. Все-таки он был теплым и уютным, в нем, я полагаю, даже зимой витает дух лета. К тому же окружающая природа радовала глаз круглые сутки. Неподалеку располагался лес, и до него вполне можно было дойти пешком. Я уже один раз гуляла там. Настоящее тихое уединенное место. Здесь в округе не так много домов, поэтому и людей особо не видно. Иногда даже кажется, что мы одни в этом месте. Возможно, с одной стороны, это пугает, но в некоторые моменты такой расклад вполне приятен. Войдя в комнату, я, волоча ноги, дошла до кровати и рухнула на нее. Полежав в такой позе с минуту, я перевернулась и уставилась в побеленный потолок. Комната у меня и вправду была самая просторная и большая. Днем здесь было полно света и воздуха, так что я была неимоверно благодарна Кате. Мне стоило тяжких усилий, чтобы до конца обставить свою новую спальню. Мебель тут меня вполне устраивала, а вот некоторые элементы интерьера пришлось докупить. Но в особенности меня радовала необъятно гигантская кровать, которая находилась в самом конце комнаты по центру, прямо под широким и высоким окном. Я могла спать на ней как угодно, и мне это было только в радость. В комнате также имелись затейливое трюмо в виде дерева с прямоугольным зеркалом, огромный шкаф с еще одним зеркалом, но уже во весь рост, довольно удобный письменный стол с глубоким кожаным креслом, мягкий белый диван, для которого я подобрала изумительного оттенка фиолетовый плед. Также тут стояли журнальный столик, дополнительный стул, на который я обычно складывала скомканную одежду. На стенах было достаточное количество полочек и кое-где даже стеллажей, поэтому весь, как говорит мама, «мой хлам» легко уместился в комнате. Также я обклеила стены плакатами и фотографиями, поэтому теперь эта спальня официально могла считаться моей. Я долго не могла выключить прикроватную лампу и в итоге решила спать с ней, так как одной и в темноте мне все же было страшновато. Я почти погрузилась в крепкий сон, как вдруг мой чуткий слух расслышал какое-то шарканье и царапанье. Я не придала этому значения, но когда услышала, как открылось окно над моей кроватью, я вскочила и кубарем свалилась с постели, сильно ударившись головой о край. Я широко распахнула глаза и увидела сидящего на подоконнике Вадима. Выглядел он вполне спокойно, но спросонья я не могла оглядеть его полностью. Когда я окончательно пришла в бодрствующее состояние, увидела, что баггейн прикрывает своей когтистой рукой кровавую рану на правой стороне груди, к тому же мужчина был изрядно побит. На белую поверхность подоконника уже упали несколько крупных красных капель. – Что с тобой?! – удивилась я, все еще сидя на полу и хватаясь за макушку головы. Кажется, я набила себе знатную шишку. – Ты не боишься? – ухмыльнулся он, оскалившись половиной рта, специально проигнорировав меня. Я скорчила недовольную мину и встала прищурившись. – Знаешь, после того что ты сделал в прошлом году, сейчас мне как-то уже не страшно. Я даже в глубине души догадывалась, что ты придешь. Ты ведь и вчера тут околачивался, – я скрестила руки на груди и стала внимательно наблюдать за монстром. Я, может, его и не боялась так сильно, как раньше, но вот доверять ему я не была обязана. – Смелая и наблюдательная девочка, но конкретно вчера я и близко не подходил к этому дому, – прищурился он хитро в ответ и ловко спрыгнул с подоконника на пол, но его рана дала о себе знать и, видимо, отозвалась болью. Баггейн захрипел и немного покосился в сторону. – Но тебя видела моя подруга, – строго отчитывала я его, задумавшись, – Вадим не врал. – Если не вчера, то что ты тут делал вообще? – Отгонял от тебя своих братьев и сестер, – улыбнулся лукаво тот. Это был крайне неожиданный ответ. Я даже оторопела от шока. – Зачем ты защищал меня? – уже мягче вновь задала я вопрос. Теперь баггейн испачкал своей кровью и пол. Прекрасно! – Не тебя, – прыснул он. – А свою добычу, свой законный кусок мяса. – Но это же одно и то же! – всполохнула я руками от его вздорной и принципиальной нелогичности. – Нет, для вас, людей, – это разные вещи, – прошептал и сел на пол. Вадиму было тяжело стоять. – Может… помочь? – на свой страх и риск спросила я. Он иронично хмыкнул и прикрыл глаза. Только сейчас я почувствовала, что в комнате появилось какое-то трупное зловонье. Омерзительно! – Помоги, – с неприкрытой насмешкой в глазах взглянул он на меня. – Заботливая девочка. Я немного оскорбилась, сдвинув брови, а затем, сильно топая ногами, вышла из комнаты, чтобы взять в ванной аптечку. Я открыла шкафчик над раковиной и вытащила белую деревянную коробочку. Когда я закрыла шкафчик и увидела в зеркале зловещее лицо Вадима, громко вскрикнула, резко развернувшись и выронив аптечку. Поясницей я больно уперлась в раковину. – Хе, – ухмыльнулся он злобно, подойдя слишком близко и установив руки по бокам от меня все на той же раковине. Таким образом, мне было некуда деваться. Его когти неприятно заскрипели, царапая поверхность раковины. – А говоришь, что не боишься, – прошипел он, обдав меня вонючей гнильцой. Его лицо было изуродовано еще большим количеством мелких шрамов и глубоких свежих порезов. Неизменным остался лишь самый большой шрам на глазу и брови. Волосы баггейна были мокрыми и жирными от пота и грязи. Некоторые волоски слиплись между собой. Одежда его тоже была порядочно измарана кровью, землей и каким-то коричневато-черным веществом, похожим на влажную почву. К тому же она была еще и рваной в некоторых местах. Видок у этого типа был помятым и избитым. Когда от такой неприятной близости меня начало колотить, Вадим, не отрывая от меня взгляда, сел на корточки, не глядя взяв аптечку, и так же медленно поднялся. Его холодные глаза извечно глядели только на меня. В них я увидела лишь хищный голод и жестокость. – Ты бы помылся сначала! – грубо осекла я его, пронырнув под его рукой. Когда я оказалась на приличном расстоянии, он заговорил низким вкрадчивым голосом. – Я так понимаю, что раны я сам себе буду обрабатывать. – Догадливый, – передразнила я его тонкой противной интонацией. – Хорошо, – не унывая, улыбнулся по-кошачьему обольстительно. Затем баггейн уселся на край ванны и снял с себя куртку, а затем футболку, отбросив их в сторону. Я искренне изумилась тому количеству ран, которые обнажились на его теле. – Кто это сделал с тобой? – не выдержала я. – Я же сказал, мои братья и сестры. Они покушались на мою еду, – нейтрально ответил, доставая из аптечки вату, бинты, перекись водорода, йод и зачем-то щипцы. Когда я поняла, зачем ему нужны были щипцы, отворачиваться уже было поздно. С болезненным кряхтением мужчина извлек из одной раны чей-то длинный грязный коготь, из нескольких прочих ран он достал целых пять клыков. От большого количества пота и крови волосы на груди и животе мужчины тоже слиплись. – Зачем я им? – задала я вполне логичный вопрос, который крутился у меня в голове еще в спальне. – Не только ты, твоя подруженция – тоже, – ехидно растянул тот губы, обнажив челюсти. – Диана?! – удивилась я. – Объясни мне все! Но Вадим молчал, сосредоточенно обрабатывая свои раны. – Говори же! – потребовала я яростно. Он снисходительно взглянул на меня, словно я была маленькой девочкой, которая настаивала на том, чтобы ей немедленно купили сладости. – Сказать тебе – ты перетрусишь и убежишь в другой город. Тогда мне будет тебя сложнее найти и уберечь от других голодных ртов. Не сказать – ты останешься в неведении, и все будет по-прежнему, как и в течение года, – флегматично рассудил он в шутовской манере, покачивая головой. – Вадим, ну-ка отвечай! Что баггейнам нужно от меня и Дианы?! – вспылила я. Видимо, мужчину сильно удивило, что я произнесла его имя, потому что он еле заметно вздрогнул и потупил взгляд. На одно лишь краткое мгновенье он показался мне безропотным, побитым и беззащитным щенком, который искал поддержки, но это видение продлилось меньше секунды. Я даже не успела осознать его. Неужели звук его имени из моих уст так подействовал на это чудовище? – Вы ведь теперь знаете о нашей тайне. Вы первые, кому удалось выбраться из подземного города. Юлиана и Ульяна рассказали обо всем старейшинам, когда оклемались, и те приняли решение убить вас, пока об этом… эм, не прознали другие, – глядя прямо мне в глаза, неторопливо рассказывал Вадим, опершись кулаками о свои колени. Я молчала, так как была в ужасе от услышанного. – Конечно же, во многом обвинили и меня. Сказали, что я слишком неосторожный и веду себя чересчур неумно. Меня даже наказали, – отчего-то ненормально засмеялся тот. – Что тут смешного? – посмотрела я сурово на баггейна, будто он сбежал из психушки. – Ничего, – как-то болезненно прекратил смеяться Вадим, на секунду сделав взгляд страдальческим и скривив лицо, словно вспомнил что-то страшное и неприятное даже для такого, как он. Меня это насторожило, и я подозрительно оглядела баггейна. – Что мне теперь делать? Как уберечь Диану? – пыталась я не выдавать эмоций, но у меня плохо получалось. Вадим отчего-то посерьезнел и взглянул на меня с… уважением? Я не ошиблась? – Ты печешься о своей подруге больше, чем о себе, – констатировал он без всякой издевательской ухмылки. – Да, а что в этом такого? Это естественно. Она мне дорога, – не поняла я того. – Ты должен понимать, у тебя же была семья. – Была, – расстроенно опустил голову баггейн. Я впервые видела его таким потерянным и брошенным. Я даже и не знала, как реагировать, что говорить, но Вадим подал голос первым. – Просто у баггейнов семейные отношения немного иначе устроены, чем у людей. У нас всегда действует правило: каждый сам за себя. Мы растем в весьма спартанских условиях. У нас не принято жертвовать собой ради других, хоть мы частенько защищаем друг друга, если есть необходимость. Семья – это лишь объединение, группа. Ничего более. Когда баггейн теряет свою группу, он становится чем-то вроде изгоя, как я, как многие из моих братьев и сестер после обрушения. Поэтому мне и было жаль, что я потерял их. Быть отщепенцем – несладко, знаешь ли, – опечаленно посмотрел на меня. На секунду мне стало даже жалко его.