— Я планировал поужинать в своем офисе. У меня полно работы, которую нужно сделать… — Мы женимся через пять дней, Лука. Он смотрит на меня с любопытством. Я не уверена, было ли это моим признанием вслух, что я собираюсь выйти за него замуж, или моим использованием его имени, но на этот раз Лука не выглядит так, как будто он уже подумал о том, что скажет дальше. — Нам нужно поговорить, — просто говорю я. — Я знаю, что ты хочешь, чтобы мы избегали друг друга, насколько это возможно, и поверь мне, меня это устраивает. Но мы должны время от времени появляться на публике, как ты сказал. И эта публика будет ожидать, что мы будем вести себя как счастливая супружеская пара. — И? — Я вижу раздражение на лице Луки. — Если ты что-то хочешь сказать, София, поторопись и сделай это. — Счастливые супружеские пары кое-что знают друг о друге. Их любимые блюда. Любимые цвета. Чем они любят заниматься по выходным. Лука хмурится. — Я неравнодушен к равиоли с лесными грибами под сливочным соусом и хорошему красному цвету к нему, у меня нет любимого цвета, и… — Он наклоняется ближе ко мне, как будто хочет рассказать секрет. — По выходным мне нравится выходить на улицу, находить самую красивую женщину, какую я могу, вести ее домой, а затем трахать ее, пока она не выкрикнет мое имя. Я знаю, что он пытается шокировать меня, заставить отступить. Вместо этого я смотрю на него, сохраняя свое лицо спокойным и ничего не выражающим. — Неужели у тебя нет ничего более креативного, чем это? Лука поджимает губы. — Ты права, — наконец говорит он. — Иногда я привожу домой двоих. Если выходные выдаются исключительно хорошими, может быть, даже троих. — Никто не может удовлетворить трех женщин одновременно. — Ты права и в этом тоже. — Улыбка расплывается по лицу Луки. — Но две из них могут развлекать друг друга, пока я трахаюсь с другой. А затем я перехожу к следующей. — Он все еще слишком близко, нависает надо мной в свете из окна. — Ты можешь себе это представить, София? Три красивые женщины в постели со мной, все мы голые, прижатые друг к другу. Ты когда-нибудь слышала, чтобы две женщины кончали одновременно? Это как музыка. И аромат… — Он вдыхает, закрывая глаза, а затем выпрямляется, улыбаясь мне сверху вниз, как будто рассказывает шутку, которую, как он знает, я не понимаю. — Нет, конечно, ты не можешь себе этого представить, — холодно говорит он. — И если ты продолжишь цепляться за свою невинность, София, ты никогда этого не узнаешь. — У меня нет никакого интереса делить твою постель с другими женщинами, — огрызаюсь я, прежде чем успеваю обдумать это предложение до конца. Но Лука тут же хватается за это, его улыбка теперь почти насмешливая. — Значит, у тебя есть интерес к моей постели. — Нет, я… — Я пытаюсь быстро вернуться назад. — У меня вообще нет никакого интереса к тому, что там происходит. Я никогда не говорила такой неприкрытой лжи. Одна мысль о Луке, обнаженном и запутавшемся в простынях этой огромной кровати, заставляет мое сердце учащенно биться. При мысли о том, как могло бы выглядеть его тело под этим тщательно сшитым костюмом, у меня по спине пробегает дрожь, и на мгновение я не могу говорить. Я никогда не думала, что кто-то может заставить меня почувствовать, что-то подобное, такое захватывающее дух желание, которое я видела в фильмах или читала в книгах. Я никогда не думала, что это реально. Но прямо сейчас я думаю, что, если бы он попытался прикоснуться ко мне, я, возможно, не смогла бы сказать ему нет, а я пробыла здесь всего один день. Как я собираюсь жить, пока он не подарит мне мою собственную квартиру? Вспомни, зачем ты здесь. Что он сделал с тобой. Чего он хочет от тебя. Лука ясно дал понять, что ни в коем случае не планирует быть мне настоящим мужем. Чего он хочет, так это трахнуть меня один раз и отбросить в сторону, как любую другую свою женщину, и я отказываюсь, чтобы со мной обращались так бессердечно. Но ни о чем другом не может быть и речи. Он не собирается любить меня. И я не должна этого хотеть. Я никогда не чувствовала себя такой сбитой с толку. — Мы здесь закончили? — Лука смотрит на меня сверху вниз, его лицо снова ничего не выражает. — Или у тебя есть еще какие-нибудь бессмысленные вопросы, чтобы задать мне? Может быть, как мне нравится мой стейк? Кем был мой учитель истории в восьмом классе? Какие-нибудь другие мелочи, которые, я полагаю, женатые пары знают друг о друге, в каком бы мире ты ни жила? — Я выросла в том же мире, что и ты, — защищаюсь я, скрещивая руки на груди. — Пока мой отец не умер… Лицо Луки становится жестче, и он делает шаг назад. — Нет, — холодно говорит он. — Ты этого не делала. Твой отец защитил тебя от худшего из того, что он сделал. Твой отец сделал все, что мог, чтобы убедиться, что ты никогда не будешь частью всего этого. Но я был сыном младшего босса Росси, старшего сына Романо, и моя жизнь никогда не была похожа на твою, София. — В его взгляде снова появляется та стальная острота, когда он смотрит на меня сверху вниз, и я вспоминаю, как он вел себя в столовой ранее, когда я подписывала бумаги. Это должно приводить меня в ужас. Все в этом мужчине должно приводить, но чувство в животе, когда я вспоминаю его руки по обе стороны от моего стула и его рот, нависающий над моим, не имеет ничего общего со страхом. — Когда дело доходит до моего мира, София, — говорит он ледяным голосом, — ты всего лишь ребенок. Не совершай ошибку, думая, что мы одинаковые. Мы не такие. И затем, прежде чем я успеваю сказать еще хоть слово, он разворачивается на каблуках и выходит из комнаты. * * * Я возвращаюсь в свою комнату, прежде чем вспоминаю о заказанном ужине. Вероятно, он все еще на обеденном столе, остывает с каждой минутой, но я не могу заставить себя вернуться, особенно учитывая вероятность того, что я могу столкнуться с Лукой. Несмотря на то, что спальня мне незнакома, я хотела бы просто спрятаться здесь до свадьбы. О чем я думала, пытаясь узнать его получше, как будто он кто угодно, а не бессердечный преступник, который берет то, что хочет, и ничего не дает взамен? Я подумала, что, если бы я могла извлечь из него хоть какую-то человечность, получить некоторое представление о том, кто он такой, возможно, мы смогли бы прийти к какому-то взаимопониманию. Но вместо этого я просто снова почувствовала себя подавленной, маленькой и беспомощной перед лицом его богатства, власти и необузданной мужественности. Но я не беспомощна. Если мне придется устраивать шоу каждый раз, когда я должна появляться на публике под руку со своим мужем, если мне придется давать расплывчатые ответы, чтобы скрыть, как мало я на самом деле знаю о нем, прекрасно. Как только я поселюсь в своей собственной квартире, я смогу сделать все возможное, чтобы забыть о нем, как он и сказал. Мы можем забыть друг о друге. Нелепая ревность, которую я испытываю, то, как мои колени подкашиваются, а кровь разогревается каждый раз, когда он рядом со мной…все это исчезнет. Я просто не смогу притворяться, что во мне есть что-то особенное, что то, как он, кажется, сосредотачивается на попытке соблазнить меня каждый раз, когда мы рядом друг с другом, отличается от того, что он делает с каждой другой женщиной. Разница в том, что меня это не обманет. Стук в дверь вырывает меня из моих мыслей, и я застываю в нерешительности. Если это Лука, последнее, чего я хочу, это снова с ним разговаривать. Но все, что я слышу, это металлический звон, а затем звук удаляющихся шагов по коридору. После минутного спора с самой собой я встаю, подхожу к двери и осторожно открываю ее. К моему удивлению, я вижу снаружи на полу накрытый серебряный поднос, похожий на тот, что в отеле оставляют для обслуживания номеров, и снаружи никто не ждет. Я быстро беру его и снова закрываю дверь. Когда я ставлю его на кровать и снимаю покрывало, я вижу свою порцию заказанного блюда: баранью отбивную и картофель с чесноком на белом фарфоровом блюде с гравировкой, салат в хрустальной миске и миниатюрный серебряный кувшинчик, наполненный винегретом. Мгновение я просто смотрю на это. Лука принес это для меня? Мысль о том, что Лука пошел в столовую, разделил мою порцию ужина и подал его таким смехотворно элегантным, хотя и совершенно по его, способом, кажется совершенно неуместной. Должно быть, это был кто-то из персонала, который у него почти наверняка есть, вот только я не видела на самом деле “семнадцати сотрудников”. Ни экономки, ни повара, ни горничной. Вероятно, они просто очень хорошо умеют оставаться вне поля зрения. Невозможно, чтобы Лука сделал это ради меня. Это не вяжется ни с чем, что я видела от него. Это означало бы, что он действительно заботится, что у него есть сердце, а он уже приложил немало усилий, чтобы показать мне, что это неправда. Когда я принимаюсь за еду, мой аппетит полностью пропал, я не могу не задаться вопросом, есть ли другая сторона у этого мужчины, за которого я собираюсь выйти замуж, которого я едва ли даже знаю. СОФИЯ На следующее утро я просыпаюсь, переполненная печалью, моя грудь ноет, и я на грани слез. Мне снилось, что я вернулась в свою старую квартиру, сидела в гостиной с Анастасией и смотрела дрянное реалити-ШОУ, пока мы пили вино и ели попкорн. Вместо этого, когда я открываю глаза, я нахожусь в этой новой, незнакомой кровати, в этой огромной и безличной комнате, и я так сильно заскучала по своему старому дому и прежней жизни, что все, что я хочу сделать, это свернуться калачиком и заплакать. Вместо этого я решительно встаю и подхожу к комоду, чтобы достать пару джинсов и один из легких топов без рукавов, которые я выбрала. Надевая туфли на плоской подошве из мягкой, как масло, кожи, я бросаю взгляд на ряд бархатных коробочек на прикроватной тумбочке, в каждой из которых лежат мои новые украшения. Должна ли я надеть серьги с бриллиантами, чтобы спуститься к завтраку? Все в этой жизни, которой живет Лука, мне так незнакомо. Я подхожу к окну и раздвигаю занавески те, что в гостевой комнате, обычные шторы на окне более нормального размера, хотя и все еще большом, и поднимаю левую руку к свету. Огромный бриллиант сверкает на солнце, и я хмурюсь, понимая, что не подумала снять его прошлой ночью, перед тем как лечь спать. Я не хочу рассматривать его слишком пристально. Я говорю себе, что это была просто оплошность, что я была слишком смущена появлением ужина в моей комнате, чтобы думать об этом, или что я не хотела оступиться и забыть надеть его обратно сегодня утром. Все, что угодно, кроме возможности того, что я, возможно, уже начинаю привыкать к его весу на моей руке, что мне, возможно, действительно нравится его носить, и я могла бы подумать, что это прекрасно. Отворачиваясь от окна, я беру пару серебряных обручей, которые выбрала вчера, и собираю волосы в пучок на макушке. Я не сомневаюсь, что стилист, о котором упоминал Лука, вероятно, появится сегодня, так что нет смысла пытаться делать с этим что-то еще. Я спускаюсь по лестнице, стараясь не думать о том, как всего две ночи назад я пыталась вырваться на свободу по этим ступенькам, как это закончилось тем, что Лука прижал меня к своей входной двери, заставляя меня чувствовать то, чего я никогда не чувствовала за всю свою жизнь. Если бы это был фильм, я точно знаю, чем бы это закончилось. Это закончилось бы тем, что это глупо короткое платье задралось бы вокруг моих бедер, и Лука потребовал бы свой приз как первый мужчина, который когда-либо был внутри меня, в то время как я задыхалась, стонала и умоляла о большем, полностью отдаваясь ему. Но это не фильм. Это не какая-либо история, это моя жизнь. Жизнь, которая была, без моего ведома, обещана и обменена много лет назад. И если я уступлю Луке, я потеряю последнее, над чем у меня есть власть. Это правда, что ночь с ним была бы чем-то за пределами всего, о чем я когда-либо мечтала, что это было бы совсем не так, как я всегда ожидала, что мой первый раз будет неуклюжим, возможно, немного болезненным и почти наверняка не соответствующим шумихе. Даже Ана, как только выяснила, что я никогда ни с кем не спала, предупредила меня, чтобы я не ожидала слишком многого от первого раза. — Позже становится лучше, — были ее точные слова, если я правильно помню. Но с Лукой это не было бы неуклюжим. Возможно, это даже не было бы болезненным. И это определенно превзошло бы все, о чем я слышала, относительно первого раза или, возможно, любого другого. Это также было бы только один раз. Без любви. Страсть без содержания. Удовольствие без всякого смысла. Если бы у меня раньше было много случайного секса, если бы я не была такой наивной и невинной, когда дело доходило до того, что происходило между двумя людьми в спальне, возможно, я смогла бы насладиться тем, что Лука мог мне предложить, а затем списать это на опыт. Взяла бы у него столько же, сколько он взял бы у меня, а затем отключилась. Но это не так, и теперь этого никогда не будет. Лука взял бы у меня что-то, чего он не может дать мне равноценно эквиваленту взамен. Удовольствия недостаточно, чтобы компенсировать то, что я подпустила его так близко ко мне, позволила ему взять то, что, даже если раньше в этом не было никакого глубокого значения для меня, внезапно кажется последней моей вещью, которой мне позволено обладать. Я так глубоко задумалась, что сначала, войдя на кухню, не замечаю, что Лука сидит за столом. Он сидит за газетой, и как только он слышит мои шаги, он откладывает ее, его красивое лицо выглядит более умиротворенным в свете раннего утра. На самом деле он выглядит почти… нормально. Во всяком случае, настолько нормально, насколько это возможно для мужчины, который сидит за своим смехотворно дорогим кухонным столом в костюме. Но он держит газету, и перед ним стоит чашка кофе, черного, как его душа, конечно, а перед ним тарелка с яйцами и сосисками, к которым он пока не притронулся. — Сосиски вредны для сердца, — говорю я ему, направляясь к холодильнику, пытаясь казаться как можно более равнодушной, обнаружив его на кухне. В конце концов, это не настоящий дом, я не могу представить, чтобы это место когда-нибудь стало для меня домом. Но я не думала, что он будет здесь в десять часов утра, фактически, я была почти уверена, что его нога, вероятно, вообще никогда не ступала в эту конкретную комнату. — Тогда хорошо, что у тебя их нет, — ухмыляясь, говорит Лука. Он просто пошутил. Мой холодный, расчетливый заместитель главы итальянской мафии, жених, только что пошутил. За завтраком. Средь бела дня. Как будто наша встреча здесь была обычным делом. Я чувствую себя так, как будто меня бьют хлыстом. Мне удается скрыть выражение своего лица, я открываю холодильник и нахожу йогурт и свежевыжатый сок. Йогурт в стеклянной банке, а сок выглядит как один из тех сортов по семь долларов за бутылку, которые можно найти в Whole Foods. То, на что Ана всегда жаловалась, что не может себе этого позволить, но этим питаются богатые балерины из Джульярдской школы, чтобы оставаться худыми и постоянно голодными. Но я выхожу замуж через пять дней, и, хотя маленькая, ничтожная часть меня хочет выглядеть наихудшим образом, я не совсем лишена тщеславия. У меня будет только один день свадьбы, и я хотела бы чувствовать себя красивой, даже если я не могу выносить вида моего жениха. Проблема, однако, не в том, что я не могу выносить его вида, даже несмотря на то, что он бессердечный монстр, и я не должна хотеть его ни в каком возможном качестве. Стиснув зубы, я подхожу к столу, плюхаюсь на один из стульев с решимостью вести себя как можно более нормально. Если Лука не хочет завтракать со мной, он может уйти. Лука снова просматривает свою статью и морщит нос. — Что ж, полагаю, я должен быть рад, что ты хотя бы заботишься о своей фигуре. Дизайнеры обычно не любят одевать девушек больше четвертого размера. — Ну, тогда я на пределе своих возможностей, — вежливо говорю я, зачерпывая ложкой черничный йогурт. — Может быть, мне все-таки стоило съесть немного сосисок. Он не заглатывает наживку. — Стилист будет здесь через час, — говорит он, глядя на часы. — Очевидно, что работа с твоими ужасными волосами займет некоторое время, поэтому твоя встреча по выбору свадебного платья отложена до позднего вечера. Но я ожидаю, что все это будет сделано к концу дня, поскольку завтра у тебя встреча с отцом Донахью. — Лука откладывает газету, накалывая вилкой одну из сосисок. — В пятницу вечером состоится репетиция, и к вечеру субботы все это дело будет улажено и закончено. — Он отправляет кусочек в рот и задумчиво жует, наблюдая за мной с другого конца стола. — Кармен отправит тебе по электронной почте маршрут на неделю со всеми твоими встречами на случай, если ты забудешь. У меня вертится на кончике языка указать, что у меня больше нет телефона или какого-либо доступа к компьютеру, но вместо этого я пользуюсь моментом, чтобы выпалить то, что было у меня на уме со вчерашнего вечера, хотя я знаю, что мне следовало придумать план, как спросить его, какой-нибудь способ заставить Луку сказать "да". Но на данный момент я настолько опустошена, что не могу ничего сделать, кроме как позволить вопросу выплеснуться наружу, пока Лука смотрит на меня с другого конца стола. — Я хочу, чтобы Ана пошла со мной сегодня, чтобы помочь мне выбрать платье, — говорю я, слова спотыкаются друг о друга. — И я также хочу, чтобы она была на свадьбе. Лука смотрит на меня так, как будто я сошла с ума. — Я уже говорил тебе, по поводу твоей русской подружки, — говорит он категорично. — Она моя… — Да. Я знаю. Единственная подруга. У нее также есть старые связи с Братвой, и… — Ты согласился, что я могу с ней видеться! — Слова срываются с моих губ, раздражительные и злые, как у ребенка, которым он и назвал меня прошлой ночью, но я ничего не могу с собой поделать. Он уже отнял у меня так много, и я в ужасе от того, что он заберет это последнее, и единственный человек, которого я могу любить в мире и который любит меня, уйдет навсегда. Челюсть Луки напрягается, и я вижу, что он снова на грани срыва. Он откладывает вилку, осторожно кладя ладони на стол. — Я согласился на это после того, как угроза будет сдержана… — Ты заставляешь меня выходить замуж. Ты вынуждаешь меня делать это в полном одиночестве… — Никто тебя ни к чему не принуждает. — Лука холодно смотрит на меня. — Ты можешь отменить свадьбу. — И умереть?! — Я проглатываю каждое слово, моя ненависть к нему со вчерашнего дня возвращается в полную силу. Я не могу поверить, что я начала испытывать к нему теплые чувства только из-за кольца и того, что он, возможно, оставил мне ужин. Я стискиваю челюсти, уставившись на него со всей злостью, на какую только способна. Пошел он к черту, даже если бы он действительно приготовил этот ужин своими собственными руками. Я не собака, чтобы любить своего нового хозяина только потому, что он, возможно, накормил меня. Лука пожимает плечами. — Это все еще выбор. — Может быть, в твоем мире.