Сомневаюсь, что ученики редко бросают вызов его авторитету. В конце концов, он учит психопатов управлять своими преступными империями. Взгляд Элиаса перемещается на меня, а затем обратно на Оака, и он ухмыляется. — Я держал Наталью Гурин в похожем положении, а Вы проходили мимо, не говоря ни слова, и вот появляется эта прекрасная ирландская девушка, и Вы ее защищаете. — Он поглаживает подбородок, как будто размышляя. — Интересно, Бирн. — Его взгляд перемещается на меня. — Похоже, у тебя есть тайный поклонник, — говорит Элиас. Я чувствую, как горят мои щеки, но ничего не говорю в ответ. Оак просто смотрит на него, скрестив руки на груди и широко расставив ноги, ожидая, что Моралес сделает то, что ему говорят. Элиас остается раздражающе самоуверенным, глядя на него. — Вы хотите, чтобы школа узнала, что Вы влюблены в ученицу, Бирн? — Спрашивает он. Челюсть Оака работает. — Твои обвинения необоснованны. Иди в класс, пока я не вышвырнул тебя из этой гребаной школы, — говорит он, его голос странно спокоен. Элиас ухмыляется в ответ, а затем уходит по коридору, избегая наказания от Ниткина. Я смотрю на Оака, нахмурив брови. — Почему Вы не заставили его пойти к Ниткину? Его яркие глаза цвета морской волны встречаются с моими, в них смесь вины и замешательства. — Не спрашивай меня, Ева. — Я смотрю, как сжимаются его кулаки. — Иди в класс. Ты опоздаешь. — Его тон холодный. Я облизываю нижнюю губу. — Это потому, что то, что сказал Элиас, правда? Он рычит, руки перемещаются на мои бедра, прижимая меня к ближайшему шкафчику. — Что именно из того, что он сказал, является правдой по-твоему? Мой желудок тревожно трепещет, когда я смотрю в его прекрасные глаза, задаваясь вопросом, какие демоны преследуют его. Оакли Бирн глубоко измучен. Гнев, который часто вырывается на поверхность, является доказательством этого. — Что ты влюблен в меня, — говорю я, мой голос звучит увереннее, чем я ожидала. Его губы кривятся в злобной ухмылке, от которой у меня в животе свинцовым грузом опускается ужас. — Ты на это надеешься, Ева? — Его ноздри раздуваются. — Что я хочу тебя трахнуть? Я киваю. — Ты был твердым, когда ты… Его пальцы обхватывают мое горло и сжимают, обрывая меня на полуслове. — Не надо, — рычит он. Я пытаюсь вцепиться в его пальцы, но он не отпускает. — Ты моя ученица. На этом всё. А теперь иди в класс, пока я не отправил тебя к Ниткину. — Он морщится от угрозы, прежде чем ослабить хватку на моем горле. Я делаю глубокий вдох и убегаю. Впервые с тех пор, как мы встретились, я боюсь его. Его всегда окружала эта тьма, но это был первый раз, когда я увидела ее в действии. Я больше ничего не говорю и мчусь к классу профессора Джеймсон так быстро, как только могу, не оглядываясь назад. Я тянусь к своему горлу, ощущая призрачный след от пальцев Оака. Его прикосновение отличалось от прикосновения Элиаса, но это не делало его менее пугающим. Когда я заворачиваю за угол, кто-то уже закрывает дверь в класс. Прекрасно. Я подхожу к двери и поворачиваю ручку, что привлекает ко мне всеобщее внимание. — Извините за опоздание, профессор. Профессор Джеймсон слегка хмурится. — Не дай этому повториться, Ева. — Она кивает на мое место впереди, рядом с Камиллой, и я занимаю его. Камилла хмуро смотрит на меня. — Что случилось с твоей шеей? — шепчет она. Я тянусь к ней и слегка вздрагиваю, ощущая боль. — Элиас, — говорю я. — Дерьмо, — бормочет она. — Тебе повезло, что ты не в лазарете. Что случилось? Жар разливается по моим венам, когда я встречаю ее вопросительный взгляд. — Появился Бирн и остановил его. Профессор Джеймсон хлопает в ладоши. — Девочки, предполагается, что вы читаете ”Тигра в дыму", а не болтаете. — Извините, профессор, — бормочу я, вытаскивая книгу из рюкзака и кладя ее на стол. Я быстро перелистываю страницу, до которой дошла в книге, и концентрирую на ней свое внимание. Сердце все еще бешено бьется в груди, но не из-за моей стычки с Элиасом Моралесом. Я провожу пальцами по тому месту, где Оак обхватил ладонью мое горло, вспоминая жар, который поднялся внутри меня. Что, черт возьми, со мной не так? Все, что я должна была почувствовать, когда Оак так агрессивно прикасался ко мне, — это страх, и все же мое нутро сжалось, а желание затопило вены. Когда Элиас сделал то же самое, я была напугана, и хотя я испугалась, когда это сделал Оак, я также завелась. Это сделало меня горячей, беспокойной и невероятно нуждающейся в нем. И это сбивает с толку. Я пытаюсь сосредоточиться на словах на странице, но все они сливаются воедино. Мой разум омрачен тем, что произошло в коридоре. Не говоря уже о том, что случилось в часовне. Камилла слегка подталкивает меня локтем. — Что случилось с твоими руками? — Она шепчет. Я опускаю взгляд и вижу, что она заметила пятна крови. — На занятиях по дисциплине с Бирном я оттирала кровь с пола в часовне, — тихо отвечаю, следя за тем, чтобы профессор Джеймисон не оглянулась, пока я говорю. — Фу, гадость, — говорит Камилла, качая головой. — Думаю, он не дал тебе достаточно времени, чтобы оттереть кровь. — Она наклоняется ближе ко мне. — Он сказал, кто в этом замешан? Я качаю головой. — Нет, только то, что двое парней подрались. Она кивает и переворачивает страницу в книге, прежде чем снова взглянуть на меня. — Я слышала, что это были двое детей из седьмого класса. Я поднимаю бровь. — Где ты это услышала? Хлопок ладонью по дереву заставляет нас обоих подпрыгнуть, когда мы поднимаем глаза на профессора Джеймсон. — Что я вам говорила, девочки? — Ее глаза сужаются. — Мне посадить вас двоих отдельно? Мы обе одновременно мотаем головами. — Нет, извините, профессор, — говорит Камилла, прежде чем сосредоточить свое внимание на книге. — Этого больше не повторится, — заверяю я ее. Она выглядит неубежденной, но пренебрежительно машет рукой. Я опускаю взгляд на страницу книги, но снова все, о чем могу думать, — это Оак. То, как он вел себя в коридоре, одновременно ужасало и возбуждало. Две вещи, которые не должны идти рука об руку, но я быстро поняла, что с Оаком все, что он делает, кажется, возбуждает меня и беспокоит. Я не могу понять, то ли это потому, что он под запретом, то ли потому, что по какой-то странной причине меня тянет к нему, я связана с ним так, как никогда ни с кем не была.