Но в любом случае – нет, он не мог быть среди тех, кто ненавидит кис. «От любви до ненависти – протянутая рука»; все знают эту присказку. Но Диал пережил свое горе. Если когда-то его любовь и превратилась в ненависть, то ненависть переродилась в тоску по недостижимому. Убивают от любви, убивают от ненависти, но никто не убивает от тоски. С ней просто живут, а потом от нее умирают. Анге закрыла решетку, сдвинула кресло на место и зафиксировала в креплениях пола. Надо поговорить с его братом. * * * Было уже совсем темно, когда Ян и штабной лейтенант закончили ремонт антенны. Лейтенант действительно был совершенно гражданским типом, завербованным в армию вскоре после института. Он работал на каком-то мудреном локаторе, который, по его словам, позволял обнаруживать пуски ракет даже из-за горизонта. На двух таких локаторах строилась вся система дальнего обнаружения, к спутникам лейтенант относился предельно скептически – связь с ними ненадежна, качество передачи изображения низкое, капсулы с отснятыми фотоматериалами высокого разрешения порой теряются при посадке, да и оперативной такую связь не назовешь. Антенну, навешенную Яном кое-как, лейтенант безжалостно укоротил, совершенно по-другому сориентировал и выверил длину сторон. Адиан снизу радостно крикнула, что они сразу поймали несколько станций, после чего лейтенант предложил Яну кисет с сечкой. После армии Ян ни разу не жевал маслянистой дурманящей травы, но согласился сразу – и чтобы не обижать отказом, и неожиданно подумав, что порцию сечки он сегодня точно заслужил. Сечка была не заводская, кустарная. Слишком соленая и, кажется, слишком крепкая – онемение пошло на все горло. Но Ян жевал с удовольствием. В тот момент, когда солдаты появились вблизи фермы, он испытал неподдельный страх. Теперь тот сменился грустью и покоем… а какие еще чувства можно испытывать в воюющей, разрушенной стране рядом с пепелищем уничтоженного города. – Как это было? – спросил он лейтента. Сечка толкала к разговору, заставляла работать онемевший язык. Лейтенант не стал уточнять, о чем он спрашивает. – Мы не ждали войны, – сказал он. – Сейчас не ждали. Никто не воюет зимой. Ян кивнул. Зимой проще обороняться, но войны развязывают не те, кто планирует сидеть в обороне. – У них четыре пусковых района, – сказал лейтенант, неспешно пережевывая сечку. – Было четыре. Мы их все знали. Ну и еще, говорят, Рыжие построили подводный крейсер с ракетами. Новая штука, наши все считали, что это слишком дорого и опасно, вдруг затонет… Подводный крейсер не наша ответственность, его моряки пытались выследить. А мы смотрели за стационарными пусковыми. Не ожидали того, что случилось. – Что именно? – удивился Ян. – Они нарушили договор. – Лейтенант сплюнул зеленым на посеребренную инеем землю. Плевок, разматываясь, понесся вниз с крыши. – О том, что нельзя выводить оружие в космос. Ну, спутники-шпионы, ретрансляторы – это и они, и мы делали. А ядерные бомбы обещали не выводить. Опасно же, хуже любого подводного крейсера! Мы заметили почти случайно, объект шел с орбиты на дикой скорости, не просто спуск, видимо, с включенным двигателем, почти по прямой… как метеор… точно по столице. – И?.. – холодея спросил Ян. – Мы сообщили. Только поздно было. За три минуты до падения, я думаю, даже Впередидущий не успел спуститься в убежище. Взрыв чудовищный был, вот это, – лейтенант кивнул на далекое, смутно видимое в темноте пепелище, – и в подметки ему не годится. Не знаю, почему именно по столице. Впередидущий был один из немногих, кто пытался свести дело к миру. Да и как военный объект столица не важна. Просто большой город, сады, памятники, храмы, институты… Они его испепелили. Термоядерный заряд. Ударили и молчат. Будто ждали, что мы капитулируем. Что у них в головах, а? Ян молчал. В столице он когда-то родился. Там была его материнская семья. Он любил столицу – широкие проспекты, величественные здания, зеленые скверы, где резвилась детвора… – Наши ударили из всего, что было. Я сам видел, как ракеты пошли на цели. Тогда и они ударили всем арсеналом сразу. Кажется, я даже след из океана видел… В суете непонятно было, получил ваш дивизион приказы на запуск или нет, меня к ним направили, ракетчики совсем рядом стояли. Я на велосипеде ехал. – Лейтенант усмехнулся. – Сам не знаю зачем, добежал бы быстрее. И вообще зря ехал, в небе дымовые следы от ракет стояли, чего я проверить-то хотел… У позиций убедился, что установки отстрелялись, мне показали на капониры, туда Сарк на грузовике погнал с солдатами за новыми боеголовками. Сами-то ракеты уже к установкам пригнали, а спецБЧ в укрытии… Я туда прибежал, стал кричать Сарку, что выходить не надо, что не успеем, в нашу сторону шла ракета, я знал. Майор ответил, что у него приказ и он даст еще залп, даже если ад упадет на голову. Но мы не успели. Ад упал раньше, чем мы выехали из капонира. Потому и живы. – Но зачем они начали зимой… – произнес Ян. – А по столице зачем бить? – Лейтенант вновь потянулся за кисетом. – Будешь? Нет? А я еще… Будь у меня бомбы на орбите и реши я воевать – ударил бы по ракетным позициям. Дальше было бы проще. А тут глупость в полный рост. – Будто тот, кто нанес удар, хотел не победить, а весь мир уничтожить, – сказал Ян. – Вот-вот. Верно! – кивнул лейтенант. Они посидели так еще минут десять, глядя на загорающиеся в небе звезды – немыслимо далекие и равнодушные. Потом Адиан позвала их, сказав, что если они не спустятся, то каши не останется – с такой жадностью солдаты накинулись на горячее. * * * Николсон не стал блокировать дверь в каюту. Мэйли вначале постучала – звук был таким странным, стук в дверь на космическом корабле в десятках световых лет от Земли, но совершенно «домашним». Потом открыла дверь и вошла. Бэзил лежал на койке, глядя в потолок. – Мы все огорчены, – сказала Мэйли, садясь на пол возле кровати. – Мы все скорбим. – Скажу честно – мне плевать на взорванный корабль, – спокойно сказал Бэзил. – Я вначале был в шоке, а потом понял, что меня это не касается. Это как компьютерная игра или фильм. – Неправда, – сказала Мэйли. – Но я понимаю, что в основном вы расстроились по другой причине. – По какой же? – спросил Бэзил. – Вам больше понравилась ваша судьба в этом мире. Бэзил посмотрел на Мэйли и сказал: – А как иначе? И там и здесь – я не самый знаменитый ученый, занятый одной-единственной темой. Одной далекой звездной системой. Но там, где эта система, – образец мира и согласия, я одинокий холостяк, кочующий из города в город и заводящий случайных подруг. А в этом, где система Невар сверкает ядерными взрывами, как елка – гирляндой, я счастливо женат, у меня две дочки. Смерть миллионов стала моим счастьем. Как так получилось? Почему? – Причину знаете только вы, Бэзил. – Знаю, – сказал Бэзил неожиданно твердо. – Я был очарован их миром. Философией, искусством, дружелюбием. Мысленно я жил среди них, не обращая внимания на тех, кто рядом. Эта женщина… я любил ее, а она любила меня. Но потом я не сделал шага навстречу. Я ушел в работу. И ей надоело ждать. Здесь, в этой Вселенной, такого не случилось. – Тогда причина не во Вселенной и не в неварцах. Она в вас, Бэзил. – Я потратил свою жизнь на то, чего больше нет и никогда не было, – сказал Николсон. – Вы ее не потратили. Сейчас не двенадцатый век, сейчас двадцать второй. Вы молодой человек, у которого будут жена, дети, призвание. В гору ведут разные пути, Бэзил, но вид с вершины одинаков. – Но здесь я прошел свой путь быстрее. – Быстрый путь нечасто ведет туда, куда вам действительно нужно. Бэзил рассмеялся: – Знаете, Мэйли, вы напоминаете мне девушку, которая в этой Вселенной стала моей женой. Она тоже была китаянка, знаете ли. – Знаю. – Ну да, – кивнул Бэзил, – вы же видели… Так вот, она тоже любила все эти восточные мудрости. Меня это смешило. Тогда. Теперь не смешит. – Бэзил, без вас мы не справимся. Нам надо найти аномалию в истории неварцев. То, что привело к войне. Отчасти я знаю историю кис, но лишь отчасти, они не единственный разумный вид фелиноидов. Историю «детей солнца» знаете лишь вы. – И Первая-вовне. – Она знает неправильную историю. Вы – правильную. Бэзил с иронией посмотрел на Мэйли: – Вы так уверены, что наша история правильная, а их – нет? Почему? – Потому что правильна та история, в которой меньше убивают. Наша Земля тоже много чего пережила. Британия воевала с Китаем, Германия с Россией… да все и всегда воевали. Но потом люди поумнели, и наступил мир. Мы с вами, Бэзил, плоды этого мира, а ведь еще наши родители застали армии и конфликты между государствами. Мы должны дать Невару шанс жить так, как он заслуживает. – Мою судьбу это не исправит, – сказал Бэзил. – Конечно. Китайцы говорят: «Лучшее время посадить дерево – двадцать лет назад…» – Я знаю продолжение этой фразы, – сказал Бэзил. – «Следующее лучшее – сегодня». – Да. Бэзил вздохнул и сел на кровати. Спросил: – Где мы будем работать и кто в команде? – Мы с вами, обе Ракс, Двести шесть – пять и Уолр. Еще попросил разрешения присутствовать Матиас. Очень толковый молодой человек, хочу заметить. Рабочая зона организована на станции, Марк постоянно будет на связи, его базы данных – наша основная надежда на успех. – У меня есть и свои базы данных, – ворчливо сказал Бэзил. Встал, взял из шкафа портфель, достал из него серую коробочку информационного накопителя. – Три петабайтовых накопителя, троекратное дублирование информации. Здесь все, что можно было узнать о Неваре, сидя на Земле. Включая открытые отчеты со станции, разумеется. Глава пятая Размеры станции позволяли иметь в ней множество помещений, включая Кризисный центр, как его назвала Первая-вовне. Смысл этого Матиас понимал с трудом, но кто вообще толком понимал Ракс? В отличие от конференц-зала Кризисный центр был выдержан в традиционном дизайне станций Ракс, то есть имел неправильную форму с закругленными стенами, ни одного прямого угла или ровной плоскости. По центру располагался овальный стол и комплект кресел для всех видов, а вокруг него – старомодные компьютерные экраны, не проецируемые в воздух, а материальные, закрепленные на хрупких с виду подставках. Проекция, впрочем, тоже была – высокий потолок едва угадывался за иллюзией голубого неба с несколькими плывущими облаками.