– Не старик он! – возразил Рязанов. – Доктор сказал, что ему от силы лет сорок пять. – Не похоже что-то, – усомнился я. – Жизнь у покойничка была невеселая, вот он и состарился до срока. Этот мужик – бродяга, в теплотрассе жил, ел скудно, спал мало, пил много, печень и почки еще в прошлом веке загубил… О, сейчас прикол расскажу! Помер он от того, что не опохмелился, когда его ломать начало. Для бродяг спиртное – топливо жизни. Этот клиент вовремя в топку дров не подбросил – сердце и встало. Вот как бывает, когда за своим здоровьем не следишь! – Покойничек когда-то на флоте служил, – заметил Савельев. – На руке якорь татуирован, но это все лирика. Давайте к делу! Ты что хотел проверить? Я объяснил, как, без замаха, могли убить Луизу. – Тут и проверять нечего! – сказал Рязанов. – Кортик войдет в тело, как шило в мешок с овечьей шерстью. Я, конечно, могу, за ножом сходить, но резать клиента незачем. – Все-таки давайте кое-что проверим, – я стоял на своем. Рязанов сходил наверх, принес красивую финку с наборной ручкой. – Не жалко? – спросил я. – Вещдок! – засмеялся санитар. – Завтра в прокуратуру отдавать. Я подошел к каталке. Савельев, не дожидаясь начала следственного эксперимента, достал из нагрудного кармашка толстый фломастер, нарисовал на груди старика две окружности. – Помнится, так у Каретиной было. Будешь резать, учти: это ее груди, они выступают над телом. Я поставил лезвие ножа между ребер старика, над левой нарисованной окружностью. – Если я сейчас надавлю всем телом, то нож войдет, не поцарапав ребра? – спросил я. – Еще вопрос: крови много будет? – Ты же был на месте происшествия, сам все видел, – не понял вопроса Савельев. – Я не о крови на покрывале. В момент вхождения лезвия в тело мне на одежду кровь брызнет или нет? – Совсем немного, пара капель, и то если руку вовремя не отдернешь. – Не-е, – возразил Рязанов. – Кровь брызнет хоть как, и на рукав попадет, и на пузо. Смотри! Санитар подошел к трупу и, подкрепляя жестом каждое свое слово, стал объяснять: – Представь, что ты проткнул тело. Как только лезвие пронзит грудные мышцы, так капли тут же брызнут в стороны. На руку может не попасть, а вот брюки или свитер местами окропит. – Рукав он закатать может, – возразил Савельев, – а на темных брюках ничего не будет видно. Я отошел в сторону, задумался. – Андрей, время к обеду, – напомнил Савельев. – Спасибо за консультацию! – Я поблагодарил санитаров и поехал в отдел. 19 – Как ты думаешь, – спросил я Айдара, – что больнее ударит по Бирюкову: осознание, что его племянница – воровка или что она в свои юные годы спит с парнями при первом же удобном случае? – Все планы мести вынашиваешь? Оставь ты Бирюкова в покое. Пускай живет как хочет. – О нет! Жизнь ошибок не прощает. Я не собираюсь забывать, какими глазами на меня смотрели жильцы общежития. – В твоей общаге все уже забыли про Милену, а ты все никак не успокоишься. – Дело принципа! Бирюков весь такой правильный, в чужом глазу соринку видит, а в своем бревна не замечает. Я не врач-офтальмолог, но с восстановлением зрения ему помогу… Айдар! Хватит изображать, что увлекся составлением плана! Ты за кого голосуешь: за племянницу-воровку или за юную развратницу? – Ты начальник, тебе и решать. – Не хочешь отвечать – не надо, сам решу, с какого боку зайти. А пока вернемся к нашим баранам. Докладывай, что у нас с Осмоловским? – Виктор Абрамович, пятьдесят один год, уроженец города Мариуполь, – не глядя в записи, начал Далайханов. – Окончил Ленинградский государственный институт живописи, работал художником-оформителем, преподавал изобразительное искусство в Казани. В 1978 году перевелся в наше художественное училище. По месту работы взысканий не имеет. Женат вторым браком, воспитывает двух несовершеннолетних детей. По месту жительства характеризуется положительно. Общественник. В 1979 году организовал студию «Возрождение». Алевтину Пушкареву помнишь? – Безобидная милая старушка. Попалась на мелкой краже на мясокомбинате. – Она второй год моет полы в художественном училище. Рассказала массу интересных вещей. Осмоловский пьет запоями. Иногда по неделе не выходит на работу. – Ничего удивительного – творческая личность. Где ему искать вдохновение в нашей серой действительности? Настоящие художники через одного или пьяницы, или с причудами, как Ван Гог. Он, говорят, ухо себе отрезал и проститутке подарил. – Осмоловский более консервативен. Членовредительством не занимается. – Почему его до сих пор не выгнали с работы? Он же подает дурной пример подрастающему поколению. – Осмоловский и его воспитанники выполняют заказы для предприятий города: столовые разрисовывают, актовые залы к праздникам готовят, портреты передовиков производства пишут. Оплата за их труд поступает в училище. Как ты думаешь, будет директор училища резать курицу, которая несет золотые яйца? Отсутствие Осмоловского на учебном процессе не сказывается, его подменяют другие преподаватели. Чтобы у финансовых органов не было вопросов по зарплате, запои Виктора Абрамовича оформляют как творческий отпуск за свой счет. – А что, так можно? – Членам Союза художников разрешено брать творческий отпуск за свой счет в любое время. Вдохновение пришло, созрел замысел бесценного полотна – пожалуйста, иди создавай очередной шедевр. – Что со студией «Возрождение»? Для чего Осмоловский создал ее? – Официально – для поиска талантливой молодежи, по факту – это его личная лавочка, где он выполняет частные заказы, но уже без отчисления прибыли в кассу училища. Существование «Возрождения» всех устраивает. Руководит студией Осмоловский бесплатно, уроки живописи и истории искусства проводит на высоком профессиональном уровне: его воспитанники регулярно занимают призовые места на областных и всесоюзных конкурсах молодых живописцев. Директору училища есть что показать проверяющим из Министерства культуры: грамоты, призы, благодарственные письма. – Никто не сигнализировал о его повышенном внимании к хорошеньким ученицам? – Тут отдельная история. Студия «Возрождение» состоит из двух кругов: общего и, так сказать, внутреннего. Общий круг – это вся молодежь, которая приходит проверить свои способности в изобразительном искусстве. Занимаются они в классах художественного училища во внеурочное время. Из этих учеников Осмоловский отбирает самых талантливых, с которыми проводит индивидуальные занятия, но уже не в стенах училища, а в своей личной творческой мастерской. Осмоловский, как член Союза художников, получил от горсовета помещение для художественной мастерской. Что там происходит, кто к кому пристает – тайна, покрытая мраком, но жалоб от воспитанниц или их родителей нет. – Кем у него Каретина числилась? Она же рисовать толком не умела. – Есть у человека дар к изобразительному искусству или нет – определяет преподаватель. Осмоловский считал, что Луиза – перспективная художница, и потом, «Возрождение» – это общественная организация. Ее руководитель отчитываться ни перед кем не обязан. – ОБХСС им никогда не интересовался? Частные заказы – это же нетрудовые доходы. – Портрет Дзержинского в зале для совещаний областного УВД видел? Осмоловский нарисовал. Бесплатно. В свободное от работы и общественной деятельности время. – После разрыва отношений с Волковым и конфликта с Луизой «Возрождение» не приостановило свою деятельность? – Общее «Возрождение», где Осмоловский внимательный преподаватель, не позволяющий себе никаких вольностей, работает в обычном режиме. Что с его внутренним кругом, я установить не смог. Мой главный источник информации в личной студии Виктора Абрамовича полы не моет. – Где находится его мастерская? Айдар назвал адрес и предполагаемое время появления Осмоловского в студии. В конце недели я приехал на улицу Герцена в центре города, нашел нужный дом. Творческая мастерская художника Осмоловского располагалась в мансарде здания сталинской постройки. «Никогда не обращал внимания на крыши старых домов, – подумал я, рассматривая мансарду. – Оказывается, чердачки, выходящие на улицу, это не архитектурные излишества, а окна просторного помещения, бесплатно переданного городскими властями талантливому алкоголику». Виктор Абрамович появился в два часа дня. Выждав пару минут, я пошел следом за ним. Поднялся на последний этаж, постучал в дверь. – Кто там? – недовольно спросил Осмоловский. – Уголовный розыск! Щелкнул замок, дверь открылась. Несколько секунд мы молча смотрели друг другу в глаза, пытаясь по первой реакции определить, какую линию поведения нужно выстраивать. Первым решил действовать Виктор Абрамович. – Проходите, – он распахнул дверь и отошел в глубь помещения. – Служебное удостоверение показывать? – Не надо. Я уже понял, кто вы и по какому поводу пришли. – О нет, Виктор Абрамович! Вряд ли вы догадываетесь о цели моего визита. – Волков, Каретина. Кто вас еще может интересовать? Руководитель студии «Возрождение» снял пальто, небрежно накинул его на вешалку, подошел к зеркалу, критически осмотрел себя, достал носовой платок, вытер испарину со лба. – О чем вы хотели поговорить? – не оборачиваясь, спросил Осмоловский. – Для начала – о том, как вы совратили несовершеннолетнюю Луизу Каретину. – Ого! Я вижу, вы решили начать с угроз.