— Алекс, ты будешь моим. Моим навсегда! — пробормотала она, как заклятье. Юлия не стала дожидаться, когда вновь увидит шефа на работе. Печь ему пирог и добавлять зелье туда, потом угощая его одного — это может показаться странным. А ждать его дня рождения, чтобы подарить весь пирог ему сил нет. На полгода ее не хватит. Сейчас! Все должно быть здесь и сейчас! Иначе от жгучей любви и пылающей ревности с ума сойдет. Из альбома на свет появилась качественная цветная фотография, где возлюбленный стоял на фоне морского заката. Один, как и просила бабка. — Ты будешь со мной? Будешь! Плача, ногтем поддернула крышечку бутылька. Он был вроде тех, в которых продают валерьянку. Крышечка, не ломая ногтя, откупорилась легко, улетев прочь под кровать. Тянуться за ней Юлия не стала. Торопливые пальцы уже сыпали черный порошок на фотографию. Все без остатка. Чтобы раз и навсегда, чтобы без обманов, чтобы надежно… — Он будет моим… Только моим… Навсегда мой… — шептали губы словно в оправдании дурному поступку. Слезы брызнули из глаз. Разрыдалась всласть. Переход к смеху был резким. Плач сменился неестественным хохотом. Себя не сдерживала. Сегодня можно. В пустой квартире никого никогда нет, кроме нее… но это ненадолго. — Все, Алекс, ты будешь моим. Навсегда моим, — прошептала она и улыбнулась. Естественно, по-человечески. Наверное, впервые за долгие месяцы разлуки. Глаза сонно прикрылись. Юля взобралась на кровать и просто отключилась. Прошло несколько месяцев. Ничего не изменилось. Юлька прокляла старую бабку за обман и думать о ней забыла, как в одну из ночей звонок мобильного телефона в сумочке заставил открыть глаза. Была уже глубокая ночь. Звонил смартфон настойчиво и не собирался отключаться. Что-то срочное. — Алло. — Юля, привет. Ты слышала новость? Звонила Роксана, давняя и, наверное, единственная оставшаяся подруга, а по совместительству коллега по работе, которая знала про ее любовь все. — Какого плана новость? Вот у меня новость! Твои перед ней — чепуха! — едва не взвизгнула девушка, вспомнив все, что проделала намедни. — Юля, — прервала Роксана. — Ты должна это знать… Алексей Иванович погиб в автокатастрофе… Завтра нерабочий день. Одень черное. Мир взорвался. Подбородок затрясся с немым вопросом: "Как?" — Юлька, маленькая моя, ты только держись там. Его вместе с таксистом под грузовик закинуло. Всмятку. Заместитель сказал, что умер мгновенно. Юлия сползла с кровати, выронив трубку. — Юля? Юля?! Ты слышишь? Эй, не бросай трубку… Он же не обращал на тебя внимания… Так ему и надо! Девушка молча отключила прием. Голова отчаянно кружилась, и так хотелось упасть в спасительное беспамятство. Только кто заметит? Одна в пустой квартире. Одна по жизни. Телефон зазвонил снова. Сил поднять трубку не осталось, они улетели куда-то вместе с именем возлюбленного. Смартфон обиженно отключился, позволяя Юлии остаться наедине с собственными мыслями. Она почти подумала, что потеряла сознание, но оно никак не собиралось уходить. Жестокий мир не собирался отпускать ее с прикроватного коврика в мир грез. Пришлось перевернуться на спину и просто уставиться в потолок. Глупо, бессмысленно, больно… Сколько прошло времени, сказать не могла. Мир для Юлии остановился. Лишь затекший затылок нуждался в смене положения тела, да желудок требовал жидкости. Но зачем это все, когда мир мертв? И она мертва вместе с ним. — Эх, Алекс, — протянули губы. — Юлька… — раздался отдаленный, до боли знакомый голос. Женщина моргнула, дернула головой. — Ну вот, уже и бредни начинаются… — Юля-я-я-я, — протянул голос где-то ближе, словно из другой комнаты. Сердце тревожно забилось и под ложечкой засосало. Краска покинула лицо. — Юля! Я здесь… — раздалось за спиной. Юлия закричала, резко повернулась. Но за спиной лишь коврик, только сильно ударилась головой о край кровати. По лбу потекла теплая струйка. Тяжелые капли разбились о пол. Непривычно багровые на фоне светлого пола, вызывающие тошноту. — Юля! Ты хотела меня? Я здесь! — издевался голос из ниоткуда. Он словно звучал в голове. — Мы теперь всегда будем рядом! Девушка вскочила, выбежала на кухню, схватила с полки кухонный тесак для рубки мяса и неумело замахала перед собой. Глаза залепило потоками крови с разбитого лба, погрузив и без того мрачный мир перед рассветом в розовый цвет. — Не подходи! Слышишь? Не смей! Странный смех прокатился по кухне, раздаваясь отовсюду: — В чем дело? Ты боишься? Не бойся. Мы всегда будем рядом! Ты ведь этого хотела? Я тебя теперь не покину! Ты меня привязала к себе, тупая ты тварь! Ты со свету сжила! Я тебе это все припомню! Прямо сейчас за все ответишь! — Нет!!! — Юлия побежала в коридор, закрыв глаза и выставив тесак перед собой, словно прорывалась сквозь толпу врагов. Неустойчивая, скользкая подошва обуви скользнула, и руки рефлекторно выбросились вперед, защищая голову. Тесак провернулся в нетвердой ладони, полоснул по коже и женщина покатилась по полу, прижимая руки к горлу… и оставляя за собой кровавый след. — Вот видишь, Юля. Я же говорил. Мы всегда будем вместе. Ты ведь этого хотела? — раздалось в голове. — Иди же в мои объятья. Я покажу тебе какой ад может устроить человек, которого разлучили с собственным сыном. — НЕЕЕТ! Кровь быстро переполнила горло, легкие не получали необходимого воздуха. Юлия умирала, захлебываясь. Алексей Иванович стоял перед глазами и улыбался. — Грех ведь на душу берешь, — эхом раздалось в голове последнее предложение ведьмы. * * * Много лет назад Сумерки наползали неспешно. Солнце спряталось за серой пеленой облаков, не собираясь показываться до следующего дня. Воздух пропитался сыростью, дышать приходилось почти что паром, легкие то и дело хрипели от конденсата, словно вокруг стоял сплошной туман. Духота и слабость проникали в каждую клеточку мощного звериного тела. Оно то и дело настойчиво требовало жидкости. Или лучше кровавого мяса, которое вернее прибавит сил. И отдыха. Завалиться на пару дней в сырой землянке на любимом камне и хорошенько проспаться — самое то. Николай шагал по лесу, как всегда, молча. Белые, как первый снег, зубы были крепко стиснуты. Губы сжаты в плотную линию. Лишь резцы немного торчали из-под верхней губы, почти как у волка. Но новый хозяин леса не был волком. Он был человеком. До той поры, пока его не стали бояться даже волки. Слух уловил дальний приглушенный шум борьбы. На периферии зрения мелькнула смазанная картина возни в кустах. Стоило повернуться и приглядеться сквозь листву, как узрел кровавую битву Бурого медведя с диким кабаном. Бились на смерть — медведь оголодал по весне, а кабан защищал потомство. Никто не отступит. Медведь когтистой лапой подранил кабана, тот ярился, стараясь подцепить на клыки или пнуть копытом. Но больше рычал, фыркал, истекая кровью и теряя силы с каждым мгновением. А косолапый близко не подходил, ждал момента, когда добыча совсем ослабеет, чтобы вторым мощным ударом довершить битву и вдоволь полакомится еще живым теплым мясом. Зима была лютой, долгой. Звери проснулись отощавшими, готовыми драться с кем угодно за любую пищу, чтобы набраться сил. Слабые долго не живут. Хозяин леса выхватил из-за пояса широкий охотничий нож, затаился за деревом, ожидая развязки — он за зиму потерял сил не меньше. Тоже надо восстанавливать. Медведь, тем временем, молниеносно метнулся к кабанчику — те, кто думают, что медведь неповоротлив и неуклюж, нередко оказываются мертвы. Николаю это с детства привил отец, который сам всю жизнь прожил в тайге. Косолапый быстро настиг жертву и мощной пятерней со смертоносными когтями легко разорвал толстую кожу до кости. Следующим ударом медведь буквально вдавил вепря в землю. На спине кабана остались глубокие раны, жилы и кости торчали наружу. Кабан захрипел, попытался отползти, оставляя на земле кровавую полосу, но лишь больше разъярил медведя. Запах внутренностей и крови пропитал окрестности, вызвав неподдельный интерес хищников со всей округе. Но как только звери чуяли рядом с добычей запах медведя, спешили прочь, поджав хвосты. С мохнатым хозяином леса мало кто брался сражаться. Но Николай имел свое мнение насчет первенства в тайге. Нож послушно лег в ладонь. Бывший человек, уже не таясь, вышел на полянку, где происходила битва. Вышел, чтобы принять полноправное участие. Медведь лениво повернулся: "Кто там такой смелый?". Пасть угрожающе оскалилась, тяжелые желтые капли упали с клыков, и оглушающий рык прокатился по поляне. Трехсоткилограммовая туша поднялась вертикально, раскинув передние лапы. Защищал добычу. Лесной человек недобро усмехнулся, расправляя плечи. Глаза налились кровью, свирепел, разгоняя кровь по жилам быстрее, заставляя сердце биться в состоянии "охотника". — Ты охотился на моей территории! — Голос истинного хозяина леса прокатился по поляне густой и мощный, полный уверенности и скрытой силы. Голос повелителя. Не подлого охотника с двуствольным ружьем и запасом патронов, а равного по силе медведю… Зверя! Медведь замахал перед собой передними лапами с когтями с палец человека. С оскаленной пасти продолжала капать слюна. Уже приготовился есть, а тут такая досада… Но ничего, он голодный, может съесть и этого двуногого. Он ведь грозиться отобрать добычу. Закон тайги суров: кто пытается лишить добычи — сам становиться добычей. Двуногого на поляну не звали. Сам пришел. Мясо лишним не будет. Глаза зверочеловека блеснули, нижняя челюсть выдвинулась, обнажая зубы. Они если и поменьше медвежьих, то никак не уступают по остроте. То, что раньше было резцами, стало клыками. Бывший человек медленно пошел навстречу медведю, раздвигая массивные, как скалы, плечи. Руки напряглись, под кожей обрисовались бугры, переместились к спине, под старую одежду, что когда-то была шкурой волку-одиночке, спустились к ногам. Истинный Хозяин леса, с шестнадцати лет породнившийся с тайгой, приготовился к битве. Оба сошлись посредине поляны, оба под две сажени ростом, с угрожающе взлохмаченной бурой и русой шерстью. И если бы рядом был какой-нибудь посторонний наблюдатель, то он вряд ли определил бы, кто из зверей зарос больше: медведь или лесной человек. Медведь не напал сразу, выжидал. Хозяин убрал нож в грубые ножны за пояс. Мохнатый в его глазах предлагал сначала помериться силами — стоял на задних лапах, раскинув передние, так же, как человек. Что-что, а повадки звериные Кан давно изучил, знал все на зубок. Тяжелые длани обоих легли на плечи друг другу одновременно. Оба напряглись. Ноги словно вросли в землю. Мать-земля и лес давали силы обоим. Лицо бывшего человека напряглось, скулы заострились, белки покрылись красными сетями. Глаза запылали гневом, и белки почти превратились в сплошной кровоподтек — лапы медведя сдавили, словно в тисках. Медведь, не в силах опрокинуть двуного сразу, попытался куснуть за ухо. Зубы клацнули в каком-то сантиметре. Но лохматый чудик успел отдернуть голову. Горячая пахучая слюна медведя закапала на длинные густые лохмы лесного человека, что вместе с бородой давно сплелись в одно целое. Вряд ли можно было сказать, где одно переходит в другое. Бывший человек зарычал, совсем как зверь, подсек ногу медведя и резко толкнул назад и чуть в бок. Косолапый повалился на спину, странный человек придавил сверху, уступая в весе не намного. В руке безумца блеснул острый нож — поборол честно, теперь можно! — и вонзился в горло медведя. Медведь взвыл, булькая кровью. Огромная пятерня ударила по плечу человека. Зверочеловек отлетел, перекувыркнулся, но тут же подскочил. Готов был снова броситься в бой, хоть и дышал тяжело, а в глазах плавали черные мухи от усталости. Медведь катался по земле, пытаясь подцепить острую железку, но этот зазубренный кусок металла выпадать не спешил, перекрыл кислород. В тщетных попытках глотнуть воздуха зверь лишь заливал всю поляну густой багровой кровью, пока не свалился без сил. Вскоре зверь затих. Победный возглас нового хозяина тайги прокатился по лесу, вспугнув птиц в кустах. Заставил тревожно прислушаться хищников рангом поменьше. Размеренно, как и подобает Хозяину, зверочеловек подошел к поверженной добыче, пнул для проверки, но мохнатый зверь больше не дергался. Одним рывком Николай извлек из горла нож, медленно облизал тягучие капли с острия и со всей силы вонзил кусок заточенной стали в грудь туши. Чуть выше области сердца. Оно еще стучит. В нем вся сила медведя.