Я открываю платяной шкаф. У меня нет ни малейшего представления о том, в чем ходят в Венеции, но я абсолютно уверена, что из имеющихся у меня вещей подойдут только вечернее платье, платье-туника горчичного цвета и ботинки, которые мне купил Ли. Я кладу в чемодан эти вещи, потом добавляю к ним пару джинсов в обтяжку, черные лосины и несколько рубашек. Бросив в чемодан также свое самое лучшее нижнее белье, несколько шорт и футболок, я захожу в ванную, забираю половину содержимого висящего над мойкой шкафчика, хватаю косметичку, иду обратно в комнату и бросаю быстрые взгляды по сторонам. Я вспоминаю про мамины туфли, которые все еще лежат на дне платяного шкафа. Я знаю, что мне вообще-то следовало бы спросить разрешения у папы, но я уверена, что он скажет «да», поэтому я кладу их в чемодан и закрываю его. Чуть ли не бегом я спускаюсь на первый этаж. Папа сидит за кухонным столом, уже, по-видимому, смирившись с тем, что я уезжаю. – Ты уверена, что взяла все, что нужно? – спрашивает он. – Да. Я думаю, что да. – Паспорт? Я стону, бегу обратно на второй этаж и роюсь в комоде, пока не нахожу паспорт. – Спасибо, – говорю я, вернувшись на кухню. – Ты сейчас спас мне жизнь. До меня доходит, что я только что сказала, уже когда слова вылетели у меня изо рта, и мне приходится прикусить язык. – Послушай, – говорит он, вставая. – Извини, если я сказал что-то не так. Я переживаю за тебя. – Я знаю. Но тебе необходимо позволить мне жить своей собственной жизнью. – Я постараюсь. – У меня есть разрешение на то, чтобы развлечься? – Да, конечно. – Вот и хорошо. Потому что именно это я и собираюсь делать. – Но ты тогда дай мне разрешение за тебя переживать. Потому что я буду это делать – нравится тебе это или нет. – Со мной все будет в порядке. У меня сейчас самое классное в жизни время. Папа кивает и делает шаг вперед. Я знаю, что он сейчас меня обнимет, и изо всех сил пытаюсь отогнать от себя картинку, как он плачет на моих похоронах. – Напиши мне, когда приедешь туда, – говорит он, обнимая меня. Затаив дыхание, я пытаюсь сдержать уже угрожающие выступить на моих глазах слезы. – Мне пора, – говорю я. – Да, конечно. Давай я помогу тебе вынести чемодан и познакомлюсь с этим твоим молодым человеком. Я колеблюсь. Мне очень не хочется развеивать волшебные чары, позволив моему папе вмешиваться. Но я также знаю, что мне не хочется уезжать на отдых в такой напряженной нервной атмосфере между мною и папой. – Хорошо, – говорю я и выхожу вслед за папой на улицу. Ли, увидев нас, выходит из машины и идет нам навстречу. – Здравствуйте, мистер Маунт, – говорит он, протягивая руку. – Я – Ли. Рад с вами познакомиться. Папа крепко пожимает ему руку. – А я рад познакомиться с вами. Пожалуйста, называйте меня просто Джо. – Хорошо. Мы некоторое время стоим на тротуаре в неловком молчании. – Это вообще-то хороший выбор – поехать в Италию, – говорит папа. – Да, отправься в Италию – и не ошибешься. Там где-то вроде бы живут ваши родственники, да? – На юге, возле Неаполя. Мы ездим повидаться с ними, когда у нас есть такая возможность. Дело в том, что мы почти каждое лето ездили на отдых к ним, когда я была ребенком, но в то лето, когда умерла мама, я не смогла заставить себя сесть в самолет, и с тех пор мы были там лишь два раза. Отчасти потому, что очень утомительно ехать туда и обратно на поезде. Я смотрю на папу. По его лицу видно, что он вдруг вспомнил и о том инциденте с самолетом. – А у тебя, случайно, не будет проблем с… – Не будет, – поспешно говорю я. – Все нормально. Нам уже пора ехать. – Хорошо, – говорит папа. – Ну что же, желаю вам обоим замечательно провести время. – Так оно и будет, – говорит Ли. – И не переживайте – я намереваюсь очень хорошо заботиться о вашей дочери. Папа кивает. Слова Ли его, похоже, успокоили. Мы садимся в машину, и Ли заводит двигатель. Когда автомобиль трогается, я машу папе на прощание. – Он, похоже, неплохой человек, – говорит Ли. – Да, именно так. А ты сумел произвести хорошее впечатление на отца своей девушки. Я думаю, ты ему понравился. – Это потому, что я не сказал ему о своем намерении насиловать тебя каждый день. – Думаю, ты поступил правильно. – А еще я покажу тебе достопримечательности, – говорит Ли. – В свободное от изнасилований время. – Я на это надеюсь. Мы не можем вернуться домой без фотографий. Иначе люди догадаются, чем мы там занимались. Мой телефон издает звуковой сигнал: пришло сообщение от папы. Мне он нравится. Думаю, понравился бы и маме. Желаю тебе хорошо развлечься. Люблю тебя. XX Он всегда это делает – ставит значок поцелуев от них обоих, то есть два значка. Как будто мама все еще с нами. Я смотрю в окно, и по моей щеке течет одинокая слеза. ЛИЧНОЕ СООБЩЕНИЕ Джо Маунт 4/09/2017 07: 11 Вчера вечером я ходил на твою могилу. Я ходил туда с лопатой, потому что решил, что не могу больше этого выдерживать. Я собирался выкопать тебя, чтобы еще раз на тебя посмотреть. Мне понятно, что это было безумием. Но, как ты сказала мне однажды, если человек влюблен, он совершает безумные поступки. А я люблю тебя по-прежнему, Джесс. Я люблю тебя с того момента, когда впервые услышал биение твоего сердца через стетоскоп акушерки. С того момента, когда я почувствовал, как ты лягнула меня в ладонь из живота мамы. С того момента, когда ты появилась на свет, громко крича, и у меня перехватило дыхание, потому что в тот миг я понял, что ты всегда будешь самым важным человеком в моей жизни. Поэтому я взял лопату. Ты, наверное, и не помнишь, что у меня была лопата. Я хранил ее в сарайчике для инструментов на заднем дворике. Чаще всего я использовал ее для того, чтобы убирать снег. Я не помню, чтобы я когда-то ею что-то копал, но я всегда считал, что у мужчины должна быть лопата. Я положил ее с собой в машину. А когда приехал на кладбище, я взял ее с собой, чтобы идти к могиле. Лишь тогда мне впервые пришло в голову, что это безумная идея. Было темно, два часа ночи (в последнее время я плохо сплю), а потому мне можно было не переживать, что поблизости могут оказаться какие-либо люди (даже те, кто выгуливает собак). Я постоял какое-то время, поставив одну ногу на лопату, как бы уже приготовившись копать. А потом я в самом деле начал копать. Я копал как одержимый, но через несколько минут я понял, что не смогу сделать это. Я не захотел беспокоить тебя, Джесс. Я ведь похоронил тебя в быстро разлагаемом микроорганизмами гробу из древесины ивы, потому что тебе всегда нравились эти деревья, и мне вдруг пришло в голову, что если мне удастся докопать до гроба, то моя лопата, возможно, легко проткнет крышку. Твой гроб, возможно, уже сгнил, и в таком случае тебя там уже ничто не защищает. А может, гроб окажется уже таким размякшим, что моя лопата пройдет через него насквозь. И я не смог решиться побеспокоить тебя, Джесс. Я не смог пойти на этот риск, как бы сильно я не хотел вернуть тебя себе и снова побыть рядом с тобой. Я бросил лопату, упал на кучу выкопанной мною земли и заплакал. Я плакал так, как не плакал еще никогда – даже на твоих похоронах. Потому что я очень скучаю по тебе, Джесс. Скучаю больше, чем ты можешь себе представить. До меня в этот момент как бы наконец дошло, что я уже никогда не смогу вернуть тебя себе. Мне было очень тяжело, когда умерла твоя мама. Я едва не сошел с ума. Но мне удалось это выдержать, потому что у меня была ты. Теперь же, когда у меня нет и тебя, жизнь, похоже, потеряла всякий смысл. Я как бы оплакивал вас обеих. Поэтому я сел между вашими могилами и стал с вами разговаривать. Я говорил обо всем том, что только смог вспомнить о вас. Когда наступил рассвет, я все еще находился там. Я находился там и тогда, когда появились первые из тех, кто выгуливает собак. Ко мне подбежал какой-то кокер-спаниель и лизнул меня в лицо. Его хозяин подошел ко мне и стал извиняться. Он спросил, все ли со мной в порядке. Он, наверное, подумал, что я какой-то опасный тип – сижу на кладбище в семь часов утра с лопатой. А я просто посмотрел на него и кивнул. Он кивнул в ответ, хотя, конечно, видел, что со мной не все в порядке, и, позвав свою собаку, пошел себе дальше. А я отправился домой, Джесс. И поставил лопату обратно в сарайчик для инструментов. Я, возможно, уже не буду пользоваться ею никогда. Даже для того, чтобы чистить снег. Потому что каждый раз, когда я буду смотреть на нее, я буду невольно думать о тебе. И о том, что я уже никогда не смогу тебя увидеть. Джесс Суббота, 5 марта 2016 года Я стою в туалетной кабинке в аэропорту «Лидс-Брадфорд» и читаю папину публикацию. У меня по лицу рекой текут слезы. Мой папа. Разумный, здравомыслящий человек, который никогда не делал в жизни ничего безумного. И вот ему приходит в голову такая безумная идея, как взять лопату и попытаться посреди ночи выкопать меня на кладбище. Моя смерть явно выбила его из колеи. Для него это, возможно, закончится нервным расстройством. Я имею в виду, что ни один человек не может такого выдержать. Умирает твоя жена, а вслед за ней – дочь. И у него не осталось никого, с кем можно было бы поговорить. У него нет друзей. Во всяком случае, друзей в моем понимании этого слова. У него друзья только мужчины – те, с которыми он вместе работает. Он не ходит с ними никуда, он не звонит никому из них. Единственный близкий человек, который остался в его жизни, – это Гаррисон, но с ним не поговоришь. Кроме того, я не уверена, что папе часто позволяют видеться с Гаррисоном, если тот находится на попечении Ли и Анджелы. От мысли о том, что моего сына воспитывает Анджела, мне становится не по себе. Это не та жизнь, которую я ему желаю. Однако если меня рядом с ним нет, то я, конечно же, ничего не могу с этим поделать. Я сокрушенно качаю головой и убираю телефон. Я не могу сейчас уделять этому много времени. Ли ждет меня перед входом в туалет и, наверное, уже удивляется, что я, черт побери, так долго делаю в туалете. Я высмаркиваюсь в туалетную бумагу, вытираю глаза и выхожу из кабинки. Мое отражение, которое я вижу в зеркалах над раковинами, меня совсем не радует. Я сглупила, заглянув в «Фейсбук» перед полетом. Очень сильно сглупила. Мой ухажер везет меня в самое интересное за всю мою жизнь путешествие, а я стою перед зеркалом и вижу, что представляю собой вовсе не веселое зрелище. Я брызгаю водой себе на глаза, достаю косметичку и пытаюсь быстренько привести себя в порядок. Когда я выхожу из туалета, Ли стоит, прислонившись к стене. – Ну наконец-то, – говорит он, внимательно глядя на меня. – Все в порядке? Судя по этому его вопросу, он подозревает, что не все в порядке.