Часть 37 из 68 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Дурное? – Я слышу в собственном голосе такую беспомощность, что внутри у меня все сжимается. – В чем дело, Нейт? Что происходит?
– Я не тот, за кого ты меня принимаешь, – произносит Нейт тихим, сдавленным голосом, как будто слова причиняют ему боль. – Но я никогда не лгал больше, чем было необходимо. Помни это, ладно? Обещай, что будешь помнить.
Я потерянно качаю головой.
– Я не… Что…
Нейт берет меня за плечи.
– Слушай внимательно, – шепчет он. – Мунбим, ты особенная девушка – сильная, умная, храбрая, и я горжусь, что был тебе другом. Но я больше не смогу тебя защищать, поэтому держись поближе к отцу Джону. Не позволяй ему забыть, что ты его будущая жена. Никому не позволяй об этом забыть. И сторонись Люка, он опасен.
Я вглядываюсь во мрак. Что значит – Нейт не сможет меня больше защищать? Я никогда не просила защиты.
– Нейт, ты меня пугаешь.
– Знаю. Знаю и прошу прощения. Но ты должна меня выслушать, время на исходе.
Мое сердце колотится как сумасшедшее, но я пытаюсь замедлить этот бешеный ритм, не дать панике овладеть мной.
– Я тебя слушаю.
– Хорошо. – Нейт вкладывает мне в ладонь два предмета. – Вот, возьми. Спрячь куда-нибудь, где никто не найдет.
Я тянусь к прикроватной тумбочке за фонариком, однако Нейт перехватывает мою руку и удерживает ее.
– Не зажигай свет, – шипит он. – Скорее всего, они не видели, как я выскользнул из комнаты, но мало ли что.
Он отпускает мою руку, я провожу пальцами по обоим предметам. Первый на ощупь напоминает гладкую прямоугольную коробочку, второй похож на целлофановый пакетик с чем-то острым внутри.
– Что это? – спрашиваю я.
– В целлофане – мастер-ключ, – объясняет Нейт. – Он откроет любую дверь на Базе. Любую, Мунбим, понимаешь?
Перед моим мысленным взором появляется железная дверь в подвале Большого дома, за которой хранится оружие.
– Понимаю.
– Второй предмет – сотовый телефон, – сообщает Нейт, и я издаю приглушенный вздох.
Нейт тут же шикает на меня, но я просто не сдержала своего изумления, ведь телефоны строго-настрого запрещены. Единственный мобильный телефон на всей Базе – во всяком случае, насколько мне известно, – хранится в запертой шкатулке в Большом доме, и на моей памяти им пользовались всего дважды: один раз – для вызова скорой, когда Эймоса укусил гремучник, а другой – попросить, чтобы нам восстановили подачу электричества, после того как какой-то особенно мерзкий прислужник Змея перерезал силовой кабель у дороги.
– Нейт, почему ты…
– Слушай меня, – перебивает он. – Телефон выключен, и ты его не включай, пока дела не станут совсем плохи. Но если так случится, сперва нажми зеленую кнопку для включения, а потом – кнопку с цифрой один. Номер сохранен в памяти.
– Чей номер?
Нейт качает головой.
– Используй его только при крайней необходимости, – настаивает он. – Снаружи происходят кое-какие события, и я не хочу ставить их под угрозу срыва, но и тебя бросить совсем одну, без возможности вызвать помощь, не могу. Просто не могу.
– Нейт…
– Мне пора, – говорит он и неожиданно заключает мое лицо в ладони.
При нормальных обстоятельствах от этого жеста я либо застыла бы, словно каменная статуя, либо превратилась в дрожащее желе, но то при обычных обстоятельствах. А сейчас меня трясет от нарастающей паники, голова пухнет от вопросов, и в ней отчаянно бьется лишь одна мысль: пожалуйста, не оставляй меня. Ты ведь не можешь тоже уйти. Не надо, прошу.
– Понимаю, тебя мучают сомнения, – шепчет Нейт. – Ты прячешь их, но я знаю, что это так. Слушай себя, Мунбим. Верь себе, верь своим глазам и разуму. Не доверяй никому другому.
– Нейт…
Он крепко меня обнимает.
– Все будет хорошо, – говорит он. – Обещаю.
Моя голова прижата к его груди, тело напряжено, как струна, руки безвольно висят по бокам. Я хочу сказать ему миллион разных вещей, но в эту минуту, посреди этого кошмарного сна, от которого не проснуться, мне на ум не приходит ничего, кроме двух слов:
– Не уходи.
Нейт еще крепче сжимает меня в объятьях и легко касается губами моего лба. Потом отстраняется, и моя голова вдруг оказывается в пустоте. Я слышу слабый скрип двери, которая открылась и закрылась. Металлический щелчок замка – и я снова в темноте. Одна.
После
– Утром его уже не было? – спрашивает агент Карлайл.
Киваю.
– Да. На рассвете Центурионы разбудили нас и приказали идти во двор. К тому времени, когда все собрались, отец Джон уже стоял на крыльце часовни. Он был в ярости.
– Что он сказал?
– Что Нейт оказался шпионом Чужаков. Что он вредил Легиону с первого дня, как появился на Базе. Что мы идиоты, потому что смеялись и шутили с прислужником Змея, который планировал перерезать всем глотки, пока мы спим. Еще сказал, что он-то сразу раскусил Нейта и просто ждал, когда и мы сделаем то же самое, когда хотя бы у одного из нас хватит ума узреть истину, но, поскольку мы все оказались слепы и безмозглы, он был вынужден взять дело в свои руки. Мы-де подвели не только Легион, но и Всевышнего, и он, отец Джон, крайне разочарован нами, и ему за нас стыдно.
«ТАК И ЕСТЬ! Я ГОВОРИЛ, ЧТО НИКОГДА…»
Я резко отгоняю голос Пророка, и он затыкается. Словно бы глядя со стороны, удивляюсь, насколько проще теперь заставить его умолкнуть.
– Ты ему поверила? – интересуется доктор Эрнандес.
– Трудно сказать… Когда Нейт отказался стать Центурионом, отец Джон явно что-то заподозрил, но сомневался ли в нем до этого, неизвестно. С чего бы он выбрал Нейта на должность Центуриона, если не считал его истинно верующим?
– А может, это была проверка, – высказывается доктор Эрнандес. – Способ распознать Нейта.
– Возможно, – соглашаюсь я. – Хотя отказ Нейта на глазах у всего Легиона сильно подпортил авторитет отца Джона. Не знаю, стоила ли того проверка Нейта таким способом.
– Так что ты об этом думаешь? – задает вопрос агент Карлайл. – Почему Нейт сделал то, что сделал?
Я пожимаю плечами.
– Не знаю. После его исчезновения я много дней размышляла об этом. Какое-то время я считала, что он просто испугался должности Центуриона – не хотел брать на себя ответственность. Но потом я задумалась о его словах в ночь перед побегом – о том, что во Внешнем мире кое-что готовится и он не хотел бы это сорвать, – подумала про ключ и телефон, которые он мне дал, и пришла к заключению, что отец Джон, пожалуй, был прав. Когда Нейт покинул Легион, у Пророка не было другого выхода, кроме как изобразить его притворщиком, лжецом и опасным врагом, и хотя я ни на миг не верила, что Нейт замышлял причинить кому-нибудь вред, это не означало, что он не шпионил. С другой стороны, если он был шпионом, то непонятно, почему отказался стать Центурионом, ведь это максимально приблизило бы его к отцу Джону.
– Вероятно, он полагал, что подобная близость увеличивает риск быть раскрытым, – говорит агент Карлайл. – Либо ему претили обязанности Центуриона, которые пришлось бы исполнять, скажи он «да»: наказывать, избивать, запирать людей в железный ящик. Возможно, он не был на это готов.
– Вы ведь не знаете, кем он был на самом деле? – задаю вопрос я.
Агент с улыбкой качает головой.
– Увы, мне ничего не известно о Нейте Чилдрессе.
– А если что-то узнаете, скажете мне? – спрашиваю я, хотя заранее знаю ответ.
– Нет. Если, конечно, не получу специального разрешения.
– По крайней мере честно, – вздыхаю я. – Получается, мне не стоит верить, что у вас нет информации о моей маме?
Улыбка на губах агента Карлайла гаснет.
– Я не это имел…
– Ладно, – перебиваю я. – Проехали.
Доктор Эрнандес, озабоченно хмурясь, переводит взгляд с меня на агента и обратно. Агент Карлайл пристально смотрит мне в глаза, после кивает. Не знаю, что означает этот кивок. Что я правильно делаю, не веря ни единому их слову? Или что я ошибаюсь и ему можно доверять?
– Итак, Нейт исчез без следа? – возвращается к теме разговора агент Карлайл. – Это выяснилось утром, верно?
Киваю.
– В юго-западном углу забора обнаружили пару ножниц по металлу. Нейт разрезал проволочную сетку и сбежал. Эймос сел за руль пикапа и отправился на поиски – на случай, если Нейт пошел пешком вдоль шоссе, – но вернулся ни с чем, и это, в общем-то, никого не удивило. По-моему, затеряться в пустыне довольно легко.
– Ты права, – кивает агент Карлайл.
– Вот, собственно, и все, – подытоживаю я. – Весь Легион собрали во дворе перед часовней, отец Джон долго разорялся, что мы сбились с Истинного пути, что наша вера фальшива, что все мы никчемные идиоты, недостойные Вознестись. К тому времени, как он закончил, многие плакали.