Я молча киваю, потом сознаю оплошность. – Да, – говорю я в трубку. – Мою подругу. Хани. – Кто запер ее в ящик? – Отец Джон. Он сказал, что она должна стать его женой, а она не захотела. Ей всего четырнадцать. – Ясно, – произносит женщина, и ее речь вдруг делается быстрой и деловой: – А вы, мэм? Вы сейчас в безопасном месте? – Нет, – отвечаю я, и по моим щекам катятся слезы. – Я думала, что здесь безопасно, но ошибалась. – Повторите, пожалуйста, где вы находитесь. – Святая церковь Легиона Господня. За Лейфилдом, на съезде со сто пятьдесят восьмого шоссе. Точного адреса я не знаю. – Ничего страшного. Пожалуйста, оставайтесь на линии, – произносит женщина. Издалека доносится хруст сухой ветки, и нервы мои в конце концов не выдерживают. – Не могу, – шепчу я. – Просто помогите, ладно? Извините. Я отнимаю телефон от уха и, удерживая его в трясущихся руках, жму зеленую кнопку, пока дисплей не гаснет. Засовываю мобильник в карман, в течение нескольких секунд тщетно пытаюсь успокоиться, после выхожу из-за сарая и с колотящимся сердцем возвращаюсь во двор. Стараюсь идти обычной походкой – не слишком быстро, не слишком медленно, растягиваю губы в улыбке. Надеюсь, она убедит любого, кто на меня посмотрит, что у меня все замечательно. Что я абсолютно счастлива. После Во время своего признания агенту Карлайлу и доктору Эрнандесу я расплакалась. Я не хотела плакать, совсем не хотела, но не смогла сдержаться. Однако рассказ не прервала. Раз уж я начала, раз уж решила выложить всю правду – и к черту последствия, – то нужно довести дело до конца. Только этого мне и хотелось. Слезы еще не высохли. Я смотрю на обоих мужчин и жду, когда они скажут, насколько серьезно я влипла. Во время этой паузы я копаюсь в себе в поисках того чувства вины, которое не отпускало меня с тех самых пор, когда перед главными воротами возник танк, но обнаруживаю лишь опустошенность и болезненно-сладостное облегчение. – Мунбим, – тихо, сдавленно произносит доктор Эрнандес. – Знаю, ты прошла тяжкое испытание. Спасибо тебе за мужество. Я сморщиваюсь, чтобы опять не заплакать, и киваю. – Мы должны тебе кое о чем сказать, – вступает агент Карлайл. – Нам просто и в голову не приходило, что ты можешь об этом не знать. – Что вы имеете в виду? Агент Карлайл смотрит мне в глаза. – Нам известно о твоем звонке в Управление шерифа. – Что?! – Мы в курсе, что ты звонила. Нам предоставили запись. Нет. Невозможно. Этого просто не может быть. Если они знали, что я сделала, знали с самого начала, тогда почему так любезны со мной? Почему не называют меня убийцей и не отправляют в тюрьму – пожизненно? Но если бы они на самом деле не знали, зачем утверждать обратное? – задается вопросом голос в моей голове. Какая им выгода от этого жестокого трюка? – Давай-ка проговорим еще раз, – продолжает агент Карлайл. – Я должен убедиться, что верно все понял. Ты думала, что объединенные силы ФБР и БАТОВ, то есть более двухсот агентов, дюжина самоходок при содействии средств тактической поддержки и удаленного наблюдения, окружили территорию Легиона и штурмом взяли Базу из-за твоего телефонного звонка в полицию? Киваю. Это же очевидно. – И теперь ты терзаешься мыслью, что этот звонок был ошибкой, поскольку ты не предполагала такого развития событий, не могла предполагать, что, когда явится помощь, отец Джон прикажет твоим братьям и сестрам открыть огонь по представителям власти? Снова киваю. – То есть ты их вызвала, они прибыли, и все покатилось в тартарары? Смотрю на него молча. – Ты уверена, что твои братья и сестры погибли из-за твоего поступка? Внутри у меня все сжимается. Я молчу. – И все это время ты живешь с этой мыслью? – У агента Карлайла дрожит голос, он как будто сдерживает слезы. – С мыслью, что во всем, что случилось в Легионе Господнем, виновата только ты? – Только я, – хрипло шепчу я. – Только я одна. Агент Карлайл дарит мне короткую и самую добрую на свете улыбку. – Нет, – возражает он. – Ты не виновата, Мунбим. Ни в чем. Нисколько. Я изумленно смотрю на него. Все тело немеет, а голова тяжелая и словно в тумане. Слушай, велит мне внутренний голос. Слушай его. – Как это? – чуть слышно лепечу я. – Сразу три различных федеральных ведомства более двух лет вели расследование в отношении Святой церкви Легиона Господня, – произносит агент Карлайл. – Дело завели после того, как сотрудник почтовой службы в Лаббоке перехватил посылку, в которой находились взрыватели и комплекты для модернизации огнестрельного оружия. Она была отправлена на адрес абонентского ящика в Лейфилде некоему Джеймсу Кармелу. – Что-что было в посылке? – хмурюсь я. – С помощью такого комплекта можно превратить полуавтомат в автомат. Полагаю, разница тебе известна. Как никому другому. Киваю. – В Техасе автоматическое оружие не запрещено, нужно лишь зарегистрировать его при покупке, – поясняет агент Карлайл, – а полуавтомат можно купить даже в «Уолмарте», предъявив водительские права. Однако самостоятельная переделка незаконна, потому что таким образом человек может собрать целый арсенал автоматики, не уведомляя об этом власти. Ясно, к чему я веду? Мои ноздри наполняются запахом дыма, в ушах грохочут автоматные очереди. Накатывает приступ тошноты, но я все же киваю. – Конечно ясно, – продолжает агент Карлайл. – Ну а что такое взрыватель, понятно по определению. Их используют в подготовке взрывов. – Для изготовления бомб, – говорю я. Агент Карлайл кивает. – Еще до перехвата посылки в Лаббоке Легион регулярно попадал в поле зрения федеральных агентств с связи с угрозой внутреннего терроризма. Наши службы долгое время собирали материалы для возбуждения дела против Джона Парсона и его ближайших сообщников. Решение о штурме, в ходе которого возник конфликт с членами Легиона, было согласовано более месяца назад. Тот факт, что штурм состоялся на следующий день после твоего звонка в Управление шерифа округа Лейтон, – простое совпадение. В Управлении шерифа внесли информацию, которую ты передала, в базу, и оттуда она сразу же поступила в ФБР. Так как в отношении Легиона уже велось активное расследование, сотрудникам ФБР был отдан особый приказ не предпринимать никаких действий. Поэтому абсолютно ни в чем из того, что произошло назавтра, нет твоей вины, Мунбим. Ты поняла, что я сейчас сказал? Я молча сверлю его взглядом, потому что не понимаю, зачем он спустя столько времени лжет мне. А он наверняка лжет, ведь если он знал – если они оба знали, – что я звонила, то отчего не сказал раньше? Почему они позволяли мне и дальше думать, что во всем виновата я? Потому что ты никогда не говорила им, что мучаешься виной, подсказывает внутренний голос. Ты не доверяла им настолько, чтобы все рассказать. – Да, мы были в курсе, – говорит доктор Эрнандес. – Я не торопил тебя с рассказом, понимая, насколько тяжело тебе будет это сделать, и хотел, чтобы ты подошла к точке доверия самостоятельно. Однако если бы я знал, что ты винишь во всем себя, то сразу бы открыл правду. – Я вам верю, – говорю я и сама слегка удивляюсь тому, что это так. Действительно так. Осознание на миг захлестывает меня, но его быстро вытесняет другое чувство. Облегчение, которое я испытала после признания, переросло во что-то огромное и всеобъемлющее. Конечно, никто не ожил и радоваться особо нечему, но я мысленно повторяю: они умерли не из-за меня, я не виновата, и это максимум, что я сейчас могу сделать, чтобы не расплакаться от счастья. Агент Карлайл потрясенно качает головой. – Поверить не могу, что ты так себя терзала, – говорит он. – Нужно было сказать. – Я хотела. – Я произношу это тоненьким, дрожащим голосом, как будто сдерживаю то ли смех, то ли слезы. – Думала об этом постоянно, но так и не смогла себя заставить. Я даже сегодня до конца не была уверена, что смогу. Поймите: входя в кабинет КСВ, я каждый раз видела детей, осиротевших из-за меня. Из-за того, что я сделала. – Сочувствую тебе всем сердцем, – говорит доктор Эрнандес. Я делаю глубокий вдох и задаю вопрос: – Значит, я не виновата? – Я должна услышать это снова. – Моей вины нет? Он улыбается и качает головой. – Нет, Мунбим. Ты ни в чем не виновата. Я закрываю глаза. Накатившая волна облегчения растекается во мне до самых кончиков пальцев, затем отступает. Разум постепенно проясняется, и в голову приходит внезапная мысль. Открываю глаза и, нахмурившись, спрашиваю у агента Карлайла: – Как вы за нами следили? – Что, прости?