Не знаю, почему Нейт не пришел. Может, то, что случилось в Большом доме, интересовало только агента Карлайла, а может, с моей стороны было глупо надеяться на встречу. Возможно, Нейт сейчас шпионит где-то еще и его нельзя выдернуть с задания. Другой вариант: не считая моих Братьев и Сестер, доктор Эрнандес – единственный, кто про меня не забыл. Именно так я считала буквально до последнего момента. – Привет, Мунбим, – здоровается со мной агент Карлайл. – Давненько не виделись. И кто же в этом виноват? – Я никуда отсюда не уходила, – говорю я. Его улыбка медленно гаснет. – Ты права. Разумеется. – И с чего это вы вдруг вернулись? Улыбка полностью исчезает с лица агента Карлайла. Он бросает взгляд на доктора Эрнандеса, и я чувствую, как по спине ползет знакомый холодок. Что еще стряслось? – Боюсь, Мунбим, агент Карлайл привез плохие новости, – говорит доктор, и я подавляю нервный смех: других новостей и не бывает. – Мы будем беседовать столько, сколько необходимо, но, если поймешь, что пора остановиться, дай мне знать немедленно. Договорились? У меня екает сердце. – Что-то с мамой? – Нет, – поспешно отвечает доктор Эрнандес. – Это не касается твоей мамы. Я самую чуточку расслабляюсь. – Понятно. А кого тогда касается? Агент Карлайл набирает полную грудь воздуха. – Нейта Чилдресса, – говорит он. – Он погиб. Мне очень жаль, Мунбим. Я в изумлении гляжу на него. Моя первая, безумная мысль – это какая-то проверка или розыгрыш, отвратительный жестокий розыгрыш, но… Я смотрю в глаза агенту Карлайлу и вижу в них лишь боль. – Что… – Мой голос обрывается, я пробую еще раз: – Я не… Агент Карлайл избавляет меня от мучительных попыток. – Тело Нейта обнаружили неделю назад. Закопанным неглубоко в земле, в полумиле от территории Легиона. Расследование убийства еще ведется, и вплоть до вчерашнего дня дело было засекречено. Пока озвучено лишь предварительное заключение, однако, судя по состоянию тела, смерть наступила несколько месяцев назад. Предположительно, его убили… – В ночь побега, – еле слышно шепчу я. Лицо агента Карлайла искажает сочувственная гримаса. Он не отрываясь смотрит на меня и заметно переживает. Доктор Эрнандес подается вперед. – Мунбим, как ты себя чувствуешь? – озабоченно спрашивает он. Я перевожу взгляд на доктора. Понятия не имею, какого ответа он от меня ждет. Лоб доктора Эрнандеса прорезает глубокая складка. – Мунбим, поговори со мной. Я смаргиваю слезы в уголках глаз и сквозь ком в горле с трудом выговариваю: – Как он умер? – Его задушили, – сообщает агент Карлайл. – Мне очень… – Кто? Отец Джон? – с ненавистью выплевываю я. – Точно сказать нельзя. Но ты, конечно, не удивишься, что Джон Парсон и трое его приближенных, которые именовались Центурионами, проходят по делу в качестве главных подозреваемых. Лоунстар. Беар. Эйнджел. Мои Братья. Руки покрываются мурашками. Я сосредотачиваю все свое внимание на них, на тысячах крохотных бугорков, выступивших на коже, потому что все остальное слишком велико и нестерпимо болезненно. – Не исключено, что криминалисты сделают какие-то конкретные выводы, однако это маловероятно. – Значит, ему не удалось сбежать… – Я заставляю голову работать, пытаюсь осмыслить услышанное, но мозг словно отшибло. У меня вообще все отшибло. – Его убили. Агент Карлайл кивает. – Рабочая версия – Нейта схватили во время попытки побега. Думай. Успокойся и думай как следует. – Тогда почему наутро отец Джон был в таком бешенстве? – Тебе лучше знать. Как бы отреагировали члены Легиона, если бы он сказал, что ночью вместе с Центурионами лишил кого-то жизни? Я размышляю над вопросом, изо всех сил напрягая мятущийся разум. Многие мои Братья и Сестры ничуть не осудили бы убийство предателя, объявленного прислужником Змея, сочтя это Божьим судом. И в то же время, уверена, большинство из них, особенно те мужчины и женщины, что вступили в Легион до Чистки, приняли бы такую новость с большим трудом. Абсолютно точно знаю одно: подобное объявление вызвало бы в Легионе страшную панику. Все принялись бы ждать, что федералы нагрянут на Базу в поисках своего пропавшего шпиона, и как только… – Почему никто его не искал? – задаю я вопрос. – Нейт сбежал почти за два месяца до пожара. Неужели у вас никто не заметил его исчезновения? – Он не должен был предоставлять отчеты по расписанию, – объясняет агент Карлайл. – А жесткие правила внутри Легиона не позволяли регулярно выходить на связь. Несколько месяцев молчания не вызывали подозрений, поэтому проблема выяснилась только в ходе предварительного расследования пожара. Агенты БАТОВ рассчитывали, что он сдастся вместе с другими выжившими, а когда этого не случилось, пришли к выводу, что одно из тел жертв может принадлежать ему. Холод, сковавший мой позвоночник, медленно растекается по всему телу. Я понимаю, что слышу ужасные вещи, и смутно догадываюсь, чтό они могут подразумевать, однако прямо сейчас пытаюсь найти в себе какие-то чувства к Нейту, ощутить хоть что-нибудь, и у меня ничего не выходит. Я не испытываю ничего, кроме усталости. Я очень, очень устала. – Хочешь узнать еще что-то? – уточняет агент Карлайл. – Информации у меня немного, но я расскажу все, что знаю. – У него была семья? – хрипло спрашиваю я. – Во Внешнем мире его кто-нибудь ждал? – Родители и сестра в Аризоне. Их уже известили. Не женат, детей не было. Я киваю, потому что не представляю, что тут можно сказать. Снова горе и скорбь, снова изломана чья-то жизнь. Снова боль. – Мне очень жаль, Мунбим, – произносит агент Карлайл. – Искренне жаль. Больше всего я хотел бы прийти сюда однажды утром с новостями, которые тебя порадуют. Мы спорили, сообщать ли тебе о Нейте, но в конце концов оба решили, что скрывать от тебя его гибель неправильно. Надеюсь, ты считаешь, что мы поступили верно. Нет. Да. Не знаю. – На этом сегодня закончим, – говорит доктор Эрнандес. – Многое нужно обдумать, и я хочу, чтобы у тебя для этого было достаточно времени и возможностей. Тем не менее до конца рабочего дня я, как обычно, здесь. Если понадоблюсь, скажи сестрам, и я приду, как только смогу. Я нахожу в себе силы коротко кивнуть. – Спасибо. * * * Сестра Харроу закрывает за собой дверь, а я сажусь на кровать. Вслед за щелчком дверного замка появляются слезы. Они ручьем льются из глаз, и кажется, что этот поток не остановить. Я стараюсь представить Нейта таким, каким его знала: добрым, порядочным человеком, который почти никогда не относился ко мне как к маленькой девочке, сносил мою влюбленность и ни разу ни использовал ее к своей выгоде. Однако мой противный, коварный разум то ли не хочет, то ли не может нарисовать ничего иного, кроме страшной картинки: на шее Нейта смыкаются чьи-то руки, его красивое лицо багровеет, чудесные зеленые глаза вылезают из орбит – жизнь покидает его. Я вижу приготовленную ему могилу – неглубокую яму, вырытую в пустыне. Вокруг нее уже собрались зрители – койоты и стервятники, терпеливо ожидающие, когда можно будет вступить в борьбу за внутренности. Я сползаю с кровати, корчась от спазмов, и наклоняюсь над раковиной, внезапно решив, что меня сейчас стошнит. Я давлюсь, сплевываю слюну и опять давлюсь; меня бьет крупная дрожь, но рвоты нет. Слезы все капают и капают в раковину, я чувствую их соленый вкус, кожа горит, и я не хочу смотреться в полированный лист жести, служащий мне зеркалом, потому что не желаю видеть собственное лицо. Когда спазмы в желудке наконец прекращаются, я, шатаясь, подхожу к столу, сажусь и начинаю рисовать. Карандаш проделывает в бумаге глубокие канавки, хаотично чертит черные ломаные линии: это я пытаюсь придать форму переполняющим меня гневу и горю, каким-то образом выпустить их из себя и заключить в рамки бумажного листа. Я верила, что Нейт спасся. Верила всем сердцем. Даже в те страшные последние дни, когда я во всем сомневалась и всех подозревала, я тем не менее верила, что побег удался и что Нейт теперь где-то там, в большом мире, как и моя мама. Но если Нейта… Не смей, шипит голос в моей голове. Не вздумай сворачивать на эту дорогу. В ее конце тебя не ждет ничего хорошего. Но я бессильна этому противостоять. Что я видела в день маминого Изгнания? Эймос увез ее с Базы на пикапе, а потом вернулся один. Отец Джон сказал мне, что ее высадят в Лейфилде, но вдруг он отдал и другой приказ, которого я не слышала? Что, если Эймос вывез мою маму в пустыню и… Не поступай так с собой, умоляет внутренний голос. Пожалуйста, не надо. Я крепко зажмуриваюсь, вдыхаю через нос и выдыхаю через рот. Вдох – выдох, снова и снова, пока в голове не начинает проясняться. Когда я открываю глаза, навязчивая мысль исчезает, хотя корни она все же пустила, кривые, узловатые, сплетенные между собой – их не обойти никакими доводами рассудка. Мамы нет. Нейт мертв. Остались только мои Братья и Сестры, агент Карлайл и доктор Эрнандес. Кроме них, у меня в целом мире никого.