— Вот и славно, дружок. Сейчас тебя отведут в другую комнату, посадят на мягкую кушетку, дадут чашку чая. Да, спецы сработали оперативно. Телефон Громанько ожил в половине четвертого утра. Ко лбу расколовшегося диверсанта прижался теплый ствол пистолета. — Все сделали? — лаконично поинтересовался Романовский. Голос его лился так ровно, словно до этого и не спал человек. — Да, шеф, все в порядке. Почта доставлена. Обвели этих лопухов-охранников вокруг пальца. — Вас никто не видел? — Нет, шеф. — Хорошо. Почему ты взял трубку? Где Олесь? — Так это самое, шеф… — Тут пленник нашел в себе силы пошутить: — Заднице же не прикажешь. В сортире он, короче. Расслабился, жилетку с телефоном бросил. — Тьфу на вас, — буркнул Романовский. — Ладно, до завтра. Знаете, что надо делать. Да поможет нам Бог. «Хрен ты угадал. Он вам не поможет», — подумал Вадим. День 2 августа в Крыму выдался солнечным, безветренным. Жара стояла несусветная, что и неудивительно — пик сезона. Городок Анкерман гудел. Сотни людей высыпали на набережную. В стране отмечался День Воздушно-десантных войск. Пляж, разумеется, был тоже забит до отказа. На набережной гремела патриотическая музыка. Проезжали машины с флажками Российской Федерации, водители призывно гудели. В толпе на набережной то и дело мелькали тельняшки и голубые береты. Герои дня прогуливались с девушками или своими чисто мужскими компаниями. Пиво лилось рекой, но до эксцессов пока не доходило. По набережной прогуливались сотрудники полиции с непробиваемо суровыми минами, следили за порядком. Все служители закона в этот день получили инструкции: героических десантников особо не третировать. Если есть фонтан, то пусть купаются. Им сам президент разрешил. Пресекать лишь явные и особо возмутительные нарушения законности. В прочих случаях ограничиваться замечаниями и воспитательными беседами. Все-таки праздник! Мужчина в парусиновых штанах и светлой хлопковой рубахе навыпуск спустился с набережной к причалу. Макушку его прикрывала бейсбольная шапочка, глаза — очки-хамелеоны. На плече он небрежно держал зачехленную связку спиннингов, шел расслабленной походкой, независимо посвистывая. Поскрипывал настил под ногами. Мужчина покосился через плечо и облизнулся. У девушки, пробежавшей навстречу ему, были вызывающе длинные ножки и короткая юбка. Одиннадцать утра. На пристани тоже было многолюдно. За спиной остался причал номер шесть с клумбами и будками туристического бюро. Самые нетерпеливые персонажи уже ожидали прибытия экскурсионного теплохода. Там работали киоски, стояли машины. Но мужчина не смотрел в ту сторону. Он удалялся на запад по причалу. Людей становилось меньше, набережная оборвалась. Этот человек прошел мимо старого бетонного пирса, вдающегося далеко в море. Им пользовались только местные рыбаки и отдыхающие. Пацаны с края пирса ныряли в воду, гам стоял, как на птичьем базаре. Пожилой рыбак забрасывал спиннинг, надеясь непонятно на что. За пирсом причал сузился. Здесь его давно не ремонтировали. К нему были пришвартованы весельные и моторные лодки и пара парусных яхт, не очень претенциозных и довольно старых. Мужчина прошел мимо таблички, извещавшей всех и каждого о том, что это и есть причал номер один. Здесь тоже теснились суденышки, в основном нерабочие, лишившиеся хозяев, давно вышедшие в тираж. Впрочем, не сказать, что это было совсем уж безлюдное кладбище погибших кораблей. Невдалеке кто-то возился с такелажем. На соседнем катере женщина средних лет в купальнике выбрасывала сгнивший канат из трюма. За скалой люди гремели бутылками и смеялись. Катер под номером АРС-3274 был пришвартован у дальнего края причала. Здесь обрывалась цивилизация и начиналась природа. К пирсу подступали скалы. Ограда места для швартовки имела чисто символический характер. Мужчина действовал по-хозяйски, спрыгнул с причала на палубу, пристроил у борта спиннинги, полез в карман за ключами. Посудина оказалась не такой уж и маленькой. Высокие борта с ржавчиной в районе ватерлинии, длина от кормы до носа — метров двенадцать. Задняя палуба с продольными сиденьями в углублении. До передней с кормы можно было добраться вдоль борта с веревочными леерами. Между палубами возвышался несуразный многогранный кокпит с крышей, оснащенной парой маломощных прожекторов. В нем, перед креслом управления, начиналась наклонная лестница, ведущая на нижнюю палубу. Исходя из габаритов судна, там могли находиться от силы два помещения размерами не больше вагонного купе. Сомнительно, что в прежние времена это был катер береговой охраны. Возможно, он принадлежал одной из вспомогательных служб. Дубарь оформил списание и прибрал эту штуковину к рукам, воспользовавшись служебным положением в корыстных целях. Картину завершали два солидных навесных мотора «Судзуки», прикрепленные к кронштейнам на корме. Они не выглядели старыми, работали, судя по всему, нормально и могли разогнать посудину узлов до сорока. Мужчина удовлетворенно обозрел катер, отомкнул люк, воспользовавшись ключом. Примерно полминуты он возился внизу, вылез, открыл приборную панель, вставил другой ключ, прощелкал тумблерами. Все работало, баки были заполнены горючим на две трети. Мужчина усмехнулся. Он не таился, вел себя естественно, так, словно это была его собственность. Включать двигатели пока не стал. Сперва нужно было оттолкнуться от причала. Он вышел на заднюю палубу, достал из кармана телефон, набрал номер и сказал: — Я на борту. Все идет по плану. — Отлично, — отозвался кто-то. — Больше не связываемся. Удачи. Человек перебрался на причал, стал отвязывать канат от чугунного кнехта. Тут на причал вдруг легла какая-то тень. Он невольно вздрогнул. — Добрый день, — вежливо проговорил некий мужчина. — Вы Дубарь Петр Алексеевич? Человек на катере сжался в пружину, медленно поднял голову. Он не снимал очки, оправа переливалась радужными бликами. Напротив стояли двое. Статный, спортивно сложенный субъект лет под сорок сдержанно улыбался. Рядом с ним держался молодой человек, скорее невзрачный, чем запоминающийся, но тоже крепко сбитый. — А в чем дело? — осведомился человек на катере, разгибая спину. — Вы Дубарь Петр Алексеевич? — вкрадчиво повторил незнакомец. — Мы знаем, что это плавсредство принадлежит ему. — Что-то не так? — Мужчина пожал плечами и машинально отступил на полшага, чтобы иметь дополнительную точку опоры. — С документами и доверенностью на управление судна все в порядке, могу показать. Кто вы, господа хорошие? — Значит, вы не Дубарь, — проговорил незнакомец. — Мы из службы судебных приставов. Вынужден сообщить, что на данное плавсредство, согласно постановлению суда, наложен арест. А против гражданина Дубаря Петра Алексеевича возбуждено административное судопроизводство. Ваша доверенность не имеет юридической силы. Это судно сейчас будет опечатано. Очень жаль, но вам придется его покинуть. Вы позволите? Мы должны осмотреть имущество. — Да, пожалуйста. — Мужчина, чуть поколебавшись, отступил назад. Он лихорадочно раздумывал. Возможно, это препятствие, возникшее столь неожиданно, не такое уж и серьезное. — Покажите, пожалуйста, ваши документы и постановление суда. — Да, с большой охотой. — Незнакомец перепрыгнул на палубу и развернул лист формата А4. — Вот, пожалуйста. Мужчина побледнел. Из-под листа бумаги выглядывал ствол пистолета. Он недвусмысленно смотрел ему в живот. Молодой человек вмиг оказался на палубе и сунул руку под тонкую ветровку. Под ней образовалось что-то выразительно выпуклое. — Спокойно, гражданин Пичулин, — пробормотал, не стирая улыбки, незнакомец. — Держите руки на виду. Не будем устраивать потасовку со стрельбой при посторонних. — Он покосился краем глаза на шумную компанию молодежи, выходящую из скал. — Да и взрывать невинных граждан мы сегодня тоже не станем. Улавливаете мысль? Пичулин вздрогнул. Глаза его оставались неразличимыми под темными стеклами, но на лбу заблестели бусинки пота. — Спокойно, кому сказано! — прошипел незнакомец. — Медленно отступайте, заходите в рубку и ложитесь на пол лицом вниз. У вас нет шансов, Пичулин, все кончено. — Кто вы? — Диверсант облизнул пересохшие губы. — Майор Жданович, военная разведка. Это мой коллега капитан Бабин. Теперь вы все поняли? Живо в кокпит, скотина, рожу в пол, руки за спину! Пичулин пятился, перебирался через лавки, обтянутые дерматином, запнулся о резиновый коврик, схватился за косяки и втиснулся в кокпит спиной вперед. Майор Жданович недоглядел, проворонил удар ногой! Пистолет вылетел из руки, Жданович отшатнулся, переменился в лице. Пичулин бросился на него, подбадривая себя рыком. Он схватил Ждановича за грудки и оттолкнул на Бабина, чтобы освободить проход. Пистолет в кожаной сумке на ремне, сразу не дотянуться. Жданович вписался в Бабина. Тот отталкивал от себя начальника, пытался выдернуть пистолет из кобуры. Приказ был строг: стрелять только в случае угрозы жизни. Так вот она, нате вам! Но Жданович еще не растерял навыки бойца на кабинетной работе. Он оттолкнулся ногой от лавки и бросился вперед. Сшиблись два тела. Пичулин тоже с упорством обреченного пробивал себе дорогу. Капитан опомнился, сообразил, что стрелять тут нельзя, и бросился на выручку майору. Пичулин рычал, изливался бешенством. За всем этим безумием с любопытством взирала с берега компания молодых людей. — Ребята, пошли отсюда. У них же пистолеты! — испуганно пролепетала девушка. Умением у офицеров не вышло, взяли числом. Пичулин пятился под их напором, прикрывался плечом, пытался извлечь оружие из сумочки. В итоге она оторвалась, ее затоптали. Пичулин схлопотал удар под дых, оступился, опять схватил майора за грудки. Оба они покатились по лестнице, колотясь о стены и ступени. Внизу действительно было тесно. Там смешался тугой клубок из конечностей, тел и голов. Доносились звуки ударов. Бабин подобрал оружие командира, сумку диверсанта и поспешил на лестницу. Но когда он скатился вниз, перелом в сражении уже наступил. Жданович оседлал противника и от всей души лупил кулаками по физиономии, пышущей жаром. Голова диверсанта болталась так, словно уже оторвалась от позвоночника. Очки он потерял, из глаз сочилась ярость. Но против лома нет приема. Да тут еще и Бабин подскочил, ударил ногой по голове. Диверсант потерял сознание. Необратимых увечий он не получил. Синяки, шишки, сотрясение мозга. Бабин оттащил его к односпальной кушетке, перевернул, придавил к полу коленом и защелкнул браслеты на запястьях. Потом он нащупал под кушеткой промасленный огрызок ветоши и, когда Пичулин распахнул пасть, чтобы разразиться руганью, стал запихивать ему в рот импровизированный кляп. — Фу, крепкий оказался орех, — заявил он, ногой отпихнул от себя упакованное тело, вытер пот со лба и осведомился: — Вы в порядке, Юрий Иванович? Должен сказать, что полет вы совершили беспримерный и прямо-таки героический. Жданович, весь бледный, как-то лихорадочно ощупывал себя, нервно улыбался. — Все в порядке, даже не оцарапался. Только плечо побаливает, — ответил он. — Плюс серьезная психологическая травма, — с усмешкой добавил капитан. — Простите, товарищ майор, шучу. Вы мастерски его уделали. Хотя могли бы довериться профессионалам. Размяться решили? — Да, молодость боевая вспомнилась, — Жданович опасливо покрутил шеей. — Все нормально, Серега, обошлось. Похоже, судьба ко мне неравнодушна. — Тогда держите. — Бабин сунул ему потерянный пистолет. — И больше не теряйте. — Спасибо, Серега. — И еще у него тут… — Капитан раскрыл кожаную сумку Пичулина и высыпал на пол ее содержимое.