Майор оценил обстановку. Уходил на запад теплоход «Скрябин». Люди стояли на корме, таращились на странный катер. Мелькнула растерянная физиономия Балабанюка. Девчонки на верхней палубе, среди них и та рыжая, бесстыжая. До берега порядка полумили. Там скалы, пляжи, светлые пятна на зеленом фоне — санатории, гостиницы. Полуостров Крым — самое популярное в этом сезоне место отдыха у россиян. Катер остановился. Рулевой заглушил двигатель. Две фигуры на задней палубе по-прежнему выделялись на фоне неба. Пичулин и Романовский. Что происходит, черт возьми? А ведь у Вадима давно имелось подозрение насчет того, что террористы могут привлечь к делу и другие фигуры, не только Дубаря. Слишком уж навороченное у них задание. До катера было метров тридцать. Ржавый правый борт, маленький иллюминатор. Двое мужчин на палубе. Они не разговаривали, пристально смотрели вслед уходящему теплоходу. Пичулин что-то сунул Романовскому. Тот повертел этот предмет в руке. Хищная ухмылка исказила лицо, на котором уже не было фальшивой растительности. Да и живот куда-то подевался. «Пульт! — озарило Вадима. — Они дадут теплоходу чуть отойти и попытаются подорвать его. Им нельзя тянуть резину. Они догадываются, что на борту были охотники за ними, но не знают, что взрывчатке давно приделали ноги». Вадим нырнул, рвался из жил, разгребая пласты воды. Самое время переходить на усиленный режим работы. Он должен успеть! Майор пер под водой, как на таран, и невеселые мысли взрывали его голову. Затягивать время террористам действительно не резон. Видимо, поблизости нет судов, раз они решили провести акцию именно сейчас. Он вынырнул, жадно хватая воздух. До катера оставалось метров десять. Двое мужиков на борту грязно ругались. Вадим разбирал лишь отдельные слова — звон в ушах стоял неимоверный. Почему эта штука до сих пор плывет, мать ее?! Может, ближе надо подойти? Дистанция подрыва оказалась меньше, чем ее разрекламировали? Крики усилились, теперь в эту самую беседу вступил кто-то еще. Майор набрал полные легкие воздуха, нырнул и услышал, как завелись моторы. Потоки воды подхватили, закачали его. Когда он вынырнул, корпус судна подрагивал. Оно уже не дрейфовало само по себе, смещалось вперед. Вадим схватился за борт. Тот ускользал. Вот уже корма. Еще мгновение, и винты перемолотят его в фарш! Репнин отчаянным рывком подался вперед, зацепился за металлическую раму сантиметров семьдесят шириной, к которой крепились подвесные моторы. Он чуть не ошалел от страха, когда ноги стали отрываться от тела. Их засасывало под винты! Майор неимоверным усилием подтянул ступни под себя, зацепился покрепче. Катер разгонялся. Меньше чем в метре от Вадима работали оба винта, хищно рычали, гнали волну. Сквозь ветер, рвущий уши, доносились отрывистые крики. «Может, не все так плохо? — мелькнула мысль. — Ведь они меня не заметили». Нет, все было очень плохо! Совсем рядом ревели мощные японские моторы. Спина бороздила воду. Как долго он мог продержаться? Руки уже отнимались. Майор терпел как только мог. Напряжение рвало его на части, глаза выдавливались из орбит. Он не понимал, что происходит рядом, стремился хоть как-нибудь выжить. Катер вроде бы притормаживал, потом опять рвался вперед, делал вираж. Пассажиры катера богатым матерным лексиконом описывали свои чувства. За теплоходом уже не шли, потеряли надежду, уносились в открытое море. Вадиму удалось перехватиться. Он подался боком вверх, отжался, переместил ноги на выступ в борту. Майор немного отдышался, но напряжение все равно давило. Голоса на палубе стихли. Кажется, эти двое ушли оттуда, им надоело наслаждаться брызгами. Берег постепенно превращался в невнятную черную полосу. Где пограничники, вертолеты антитеррора и прочие люди при погонах? Бандиты обманули всех, сменили курс? Откуда они знают про эти лазейки? Вадим подтянулся, ухватился за борт обеими руками. Рискованно, но что делать? Глаза слезились, их разъедала соль. Вот задняя палуба. Это метра четыре утопленного пространства. Два ряда лавок ближе к кокпиту. Корма завалена всяким хламом — мешковиной, какими-то железками. За правым задним сиденьем видна ниша, в которой можно разместиться. Если втиснуться туда да чем-то укрыться, то даже человек, стоящий на корме, не сразу заметит. За палубой располагалась крытая надстройка. Штурвал с небольшой панелью, там же лестница, ведущая на нижнюю палубу. Мерцала, рябила в глазах спина рулевого. Больше никого, все внизу. Он стиснул зубы, подтянулся из последних сил, перекатился с борта на корму. Конечности немели, радужные брызги плясали перед глазами. Сил не осталось абсолютно никаких. Нападение на рулевого вылилось бы в самоубийство. Майор перекатывался, полз, за что-то хватался, но не чувствовал своих рук. Он влез в углубление под сиденьем, поджал ноги, натянул на себя какую-то мешковину, потом еще одну. Его трясло, стучали зубы. Предательское онемение расползалось по конечностям. Ничего, теперь он немного передохнет. Скоро свои прибудут. Или Вадим сам начнет действовать. Похоже, старость была не за горами. Он превращался в какое-то задубевшее дерево. Обморок накатывал волнами. Репнин проваливался в него, никак не мог прийти в себя. Он пытался вникнуть в события, происходящие на борту, но они ускользали. Рядом кто-то топал. Майор сжимался в пружину, гадал, сможет ли дать адекватный отпор. Но террористы не замечали его. На корму они почти не ходили, моторы управлялись дистанционно, из рубки. Временами раздавались крики, люди грязно ругались. Голоса Ждановича он не слышал. Кто-то стонал внизу, сыпались звуки ударов. «Зря я грешил на майора и его парня, — вяло думал Вадим. — Здесь они, просто подставились, не проявили должный профессионализм». Занемели ноги, но он боялся ими шевелить. Сознание постоянно куда-то проваливалось. В моменты ясности майор старался взять себя в руки, понять, что происходит. Судя по голосам, на борту находились Романовский, Пичулин и еще двое их пособников. Местные патриоты? Законспирированные агенты, рекрутированные для поддержки? Что ж, Романовскому пригодилась их помощь. Но задание он все равно провалил. Оттого и ругань на все Черное море. — Не могу понять, почему не сработала взрывчатка. Что за мерзость мне подсунули? Маяк и взрыватель были исправны, груз надежно упрятан, — прокричал Романовский. — Пан майор, на теплоходе были москали из ихнего антитеррора, — перекрыл рев двигателей Пичулин. — Они знали про катер и теплоход. Проследили, куда вы прячете груз, избавились от него или удалили взрыватель. Что тут непонятного? А не брали вас потому, что люди кругом были. Они и Громанько со Стеценко замели. Почему те не выходят на связь? Переиграли нас, пан майор. Но ничего, мы взяли их офицера из военной разведки, можем поторговаться. Романовский был в бешенстве, выдержка отказала ему. — Не торговаться, уничтожать этих тварей надо! Что за бездари кругом, с кем работать?! Крым и Донбасс промайданили! Страна непонятно куда катится. Последствия провала трудно представить, — прорычал он и спросил: — Петрович, ты уверен, что в этом квадрате нас москали не засекут? — Не грузи, майор, все под контролем, маневрируем, как уж можем, — пробубнил какой-то мужик. — Вроде сбили их со следа, ушли в другую сторону. Коктебель напротив, здесь нас искать не должны. Еще малость, и выйдем из территориальных вод. А там свои суда, американский фрегат торчит в соседнем квадрате. Я знаю, на какой волне общаются пограничники. Они пока обшаривают соседние квадраты. Проскочим, Господь нам поможет. — Конечно, проскочим, — поддакивал ему другой голос. — У москалей не хватит возможностей заблокировать весь район. «Откуда у них такая осведомленность? — вяло думал Вадим. — Не иначе „кроты“ окопались в управлении береговой охраны». Несколько раз, когда стихали голоса, он порывался выйти из укрытия. Но снова кто-то прибегал, лаялись люди. Катер маневрировал, майор это чувствовал. «Неужели уйдут безнаказанными?» — гналась за ним печальная мысль. Самочувствие Репнина не улучшалось. Очередной обморок был бескрайним, как Мировой океан. Он провалился в бездонную пучину. Майор очнулся от невероятной тишины, распахнул глаза. Он не знал, как долго был без сознания. Кто-то из великих сказал: «Вечность — это утомительно. Особенно под конец». Катер никуда не плыл. Он покачивался на легкой волне, дрейфовал в открытое море. Глухие голоса доносились с нижней палубы. Репнин отогнул вонючую мешковину, высунул голову из ниши. Небо темнело. Это сколько же времени прошло? Часы на руке разбились. Телефон промок, значит, осталось его только выбросить. Судя по небу, сейчас было около восьми вечера. В кокпите тихо. Что случилось — горючее кончилось? Где они находятся? Ведь катер давно ушел из территориальных вод. Конечности, в принципе, гнулись. Ныло туловище, трещала голова, першило в горле, но ему явно становилось лучше. Репнин выполз из ниши, приподнял голову. Над водой поднимался туман. Клубились, расползались мглистые завихрения, оплетали ржавые борта. Видимость терялась уже в нескольких метрах. Вадим сел на корточки, стараясь не наехать на какую-нибудь железку, прислушался. Остались проблемы с координацией, он чуть не упал, оперся руками о скользкий пол. В кокпите кто-то был. Чиркнула зажигалка, мужчина прикурил, шумно выдохнул дым. Вадим замер, потом медленно пополз вперед. Заскрипели бутсы на лестнице, и через мгновение мужиков в рубке стало двое. — Куришь, Петрович? — А тебе-то что, Горлан? — Настроение у курильщика явно было не из лучших. Злоумышленники говорили по-русски. Видимо, это были жители Крыма, в котором украинская мова не больно-то приветствуется. — Да кури, помрешь быстрее. Второй был значительно моложе первого. Горлан — кликуха или фамилия? Какая разница? — Сколько ждать еще, Петрович? — Сколько надо, столько и ждать, Горлан. Да не трусь ты, это наши воды. — Ага, докажи это москалям. За двенадцать миль-то мы ушли? Или сколько там надо, чтобы убраться из территориальных вод? — Ушли, Горлан. Мы уже далеко от них. Жалко, конечно, что горючка кончилась. Только не капай на мозги. Беда невелика. Наши знают, в каком мы квадрате, подберут. А москали в этом тумане ни хрена не увидят. Несколько минут эти двое еще о чем-то бормотали. Потом тот, который был помоложе, махнул рукой и полез обратно в трюм. Майор решил, что глупо дожидаться другого удобного случая. Он передвигался, перебирая руками по полу. Темнело стремительно, и никакие осветительные приборы на судне не работали. Дьявол! Он зацепил что-то металлическое. Какой-то разбитый подшипник покатился по палубе. Дрогнула рука Петровича, держащая сигарету. Вадим застыл, прижался к полу. Петрович в рубке повернулся вместе с сиденьем, уставился в темноту. Возможно, он что-то увидел, но тьма сгущалась. Это самое «что-то» могло оказаться чем угодно. — Что за хрень? — проворчал Петрович, выбираясь из кокпита. Он обошел открытый люк, вышел на палубу. Вадим метнулся, схватил его за горло, рванул на себя. У того от неожиданности клацнули зубы. Он захрипел, но кричать не мог. Майор ударил его коленом в пах, чтобы отпало последнее желание сопротивляться, прижал к левому борту. Коренастый небритый мужчина лет пятидесяти вцепился в руку, сипел, вился змеей. Глаза его выстреливали из орбит.