— Хорошо. Рамона опустила глаза. Казалось, она вот-вот расплачется. Сейчас ей ничего не грозит, но вокруг полно других хищников. Такой образ жизни неминуемо приведет ее к новой беде. Вытащив из кармана визитку Таусона, Бэллард протянула ее Рамоне. — Вот, возьмите. Это визитная карточка адвоката. Я к нему обращалась и могу сказать, что он отличный специалист. — Зачем мне адвокат? В чем меня обвиняют? — О нет, дело не в этом. Вообще-то, мне не положено давать юридических консультаций, но все же скажу: попробуйте отсудить часть имущества вашего обидчика. Знаете, у него очень дорогой дом. Думаю, вам стоит нанять юриста и забрать себе часть этих денег. Он мучил вас, и вы имеете право на компенсацию — больше, чем кто-либо еще. — Хорошо. Но Рамона не взяла визитку. Бэллард положила ее на тумбочку у кровати. — Вот. Когда понадобится, она будет здесь. — Хорошо, спасибо. — Свою карточку я тоже оставлю. Возможно, позже вы захотите что-нибудь уточнить. Звоните. — Хорошо. Развязка оказалась неловкой: после смерти Трента дело будет закрыто, и приходить к Рамоне было незачем. Выходя из больницы, Бэллард думала, встретятся ли они снова. Может, она предложила отсудить часть имущества Трента, чтобы дать показания в суде? Или же дело в подсознании? В том чувстве удовлетворения, какое бывает, когда доводишь дело до конца? Трент был мертв, но Бэллард все еще могла «привести» его в зал суда и добиться вердикта «виновен». 33 Бэллард сидела в кабинете начальника отдела поведенческого анализа доктора Кармен Инохос. Помещение было отделано светлым деревом. Стены кремового цвета, неброские шторы. За окном виднелись крыши Чайна-тауна, а дальше — башня городской ратуши. Обе женщины расположились лицом друг к другу, в уютных креслах. Бэллард, однако, чувствовала себя совсем неуютно. — Раньше вы кого-нибудь убивали? — спросила Инохос. — Нет, — ответила Бэллард. — Это у меня впервые. — И как вы себя чувствуете? — Сказать по правде, я чувствую себя прекрасно. Если бы я не убила его, он убил бы меня. Никаких сомнений. Она тут же пожалела, что начала фразу со слов «сказать по правде». Обычно после такого вступления люди говорят что угодно, кроме правды. Сеанс продолжался. Инохос задавала вполне ожидаемые вопросы. Бэллард прекрасно знала, о чем спрашивают в любой ситуации, связанной с внутренним расследованием, и как правильно сформулировать каждый ответ. В новостной рассылке профсоюза не раз публиковались протоколы подобных встреч с тщательным анализом всех реплик. Главное, чтобы Инохос поняла, что Бэллард не сожалеет о том, что ей пришлось убить Трента. Нельзя показывать, что раскаиваешься, или признаваться, что тебя замучила совесть. Начальство должно знать, что ты готов без сомнений выполнять свою работу и не растеряешься, случись тебе оказаться в ситуации «либо мы, либо нас». Во время беседы Бэллард вела себя спокойно, говорила откровенно и смутилась лишь однажды: когда Инохос, отвлекшись от смерти Трента, начала задавать вопросы о детстве Бэллард и причинах, по которым она решила пойти на службу в полицию. Ей показалось, что ее заманивают в ловушку. Вынуждают излить душу перед чужим человеком. Что ж, никуда не денешься. В ином случае есть риск, что Бэллард не допустят до службы, сославшись на необходимость дальнейшего анализа или терапевтического вмешательства, а ей совсем не хотелось просиживать штаны на скамейке запасных. Она решила отвечать на вопросы в позитивном ключе: мол, из тяжелых испытаний можно извлечь полезные уроки. Но отец ее погиб, а мать бросила ее, когда Бэллард была подростком. Еще и год бездомной жизни… Найти в этом что-то положительное было весьма непросто. — На Мауи красивейшие пляжи, лучшие в мире, — сказала наконец Бэллард. — Каждое утро перед школой я каталась на доске. — Да, но вам было негде жить. А мать от вас отвернулась, — заметила Инохос. — Тяжело это, наверное, в таком-то возрасте? — Ну, это длилось недолго. За мной приехала Туту. — Туту? — «Бабушка» по-гавайски. Она привезла меня сюда, в Вентуру. Инохос была дама в возрасте, с седыми волосами и золотисто-коричневой кожей. Она работала в департаменте больше тридцати лет. На коленях у нее лежала раскрытая папка с психологическим портретом Бэллард, составленным пятнадцать лет назад, когда та подавала заявление о приеме на службу. Тогда она еще не знала, что лучше держать прошлое при себе, и в папке хватало подробностей о ее детстве. Сегодня Бэллард была в отделе поведенческого анализа второй раз в жизни. — Доктор Ричардсон сделал любопытные выводы, — сказала Инохос, имея в виду предыдущего психолога. — Он считает, что вы решили стать блюстителем закона из-за детских переживаний. Что вы на это скажете? — Ну… — замялась Бэллард. — Думаю, нам необходимо жить по правилам. Только в этом случае общество можно назвать цивилизованным. — И Томас Трент нарушил эти правила? — О да! Еще как нарушил. — Если бы у вас появилась возможность заново прожить последние семьдесят два часа, исправить возможные ошибки… Как считаете, Томас Трент сейчас был бы жив? — Что за ошибки? В тот момент я поступила правильно. И предпочла бы отвечать на вопросы о том, что случилось на самом деле и почему все произошло именно так. Не вижу смысла рассуждать в условном ключе. — Значит, никаких угрызений совести? — Еще какие. Но не те, о которых вы думаете. — Давайте проверим. Что за угрызения? — Поймите правильно: у меня не было выбора. Вопрос стоял ребром: или он, или я. Так что я ни о чем не жалею и в подобных обстоятельствах сделаю такой же выбор. Но мне очень хотелось бы, чтобы он остался жив. Чтобы я могла арестовать его. Чтобы он предстал перед судом и сгнил в тюрьме за то, что совершил. — Хотите сказать, что он, погибнув, еще легко отделался? На мгновение задумавшись, Бэллард кивнула: — Угу. Именно так. — Ну что ж, детектив Бэллард, спасибо за прямоту. — Инохос закрыла папку. — Погодите, это все? — удивилась Бэллард. — Да, все. — И что, я могу вернуться к работе? — Да, в скором времени бумаги будут готовы. Но я советую взять перерыв, восстановить психику. Вам неизвестно, что случилось, когда вы были без сознания. Вы пережили травму, физическую и душевную. И телу, и психике нужен отдых. Чтобы прийти в себя, потребуется какое-то время. — Ценю ваш совет, доктор. Правда ценю. Но у меня есть нераскрытые дела. Нужно разобраться с ними, а потом думать об отдыхе. Инохос устало улыбнулась: так, словно слышала эти слова уже тысячу раз. — Наверное, все копы в этом кабинете говорят одно и то же, — сказала Бэллард. — И я их не виню, — произнесла Инохос. — Все боятся потерять работу, свой жетон… Никто не боится потерять самого себя. А если бы вы не служили в полиции, чем бы занимались? — Не знаю, — поразмыслив, ответила Бэллард. — Об этом я не думала. Инохос кивнула. — Я не первый год общаюсь с полицейскими, — сказала она. — Повидала разные карьеры, и долгие, и скоротечные. Весь вопрос в том, как справиться с тьмой. — С тьмой? — переспросила Бэллард. — Я работаю на «ночном сеансе». Там всегда… — Я говорю о внутренней тьме. По долгу службы вы, детектив, заглядываете в самые мрачные уголки человеческой души. Во тьму вроде той, что наполняла Трента. На этой территории свои законы, сродни законам физики: действию всегда есть равное и противоположное противодействие. Ступая во тьму, вы впускаете ее в свою душу. И вам решать, как быть дальше. Как оградить себя от тьмы. Сделать так, чтобы тьма не завладела вами. Доктор сделала паузу. Бэллард поняла, что ей тоже стоит помолчать. — Найдите себе оберег против этой тьмы, детектив Бэллард, — с этими словами Инохос поднялась на ноги. Сеанс был окончен. Она проводила Бэллард к двери, и та кивнула на прощание: — Спасибо, доктор. — Берегите себя, детектив Бэллард. 34