Лейтенант подошел вплотную к Бэллард. Та, не дрогнув, смотрела ему в глаза. Впервые за два года — именно столько времени прошло с той злосчастной жалобы — Бэллард оказалась с Оливасом лицом к лицу. Глядя на его угловатую физиономию, она чувствовала гнев пополам с ужасом. Словно понимая, что сейчас будет, Честейн попятился и нырнул в работу. — Ну и как вам на «ночном сеансе»? — спросил Оливас. — Нормально. — Как поживает Женкинс? — Дженкинс? Не жалуется. — Вы же знаете, почему у него такое прозвище — Женкинс? — Я… Она не договорила. Набычившись, Оливас придвинулся ближе — на дюйм, но Бэллард показалось, что на фут, — и тихо, чтобы слышала только она, произнес: — «Ночной сеанс». Самое место для стервозных баб. — Он сделал шаг назад и уже нормальным голосом спросил: — Приказ ясен, детектив? — Да, — сказала Бэллард. — Я извещу родных. — В таком случае ступайте. Не задерживайтесь. Посторонние мне здесь не нужны. Не ровен час, что-нибудь испортите. Бэллард заметила, что доктор Джей наблюдает за этой сценой у него из-за спины. Перехватив ее взгляд, коронер отвернулась. Бэллард посмотрела на Честейна в поисках хоть какой-нибудь поддержки, но тот был весь в делах: сидел на корточках, и рука его, облаченная в перчатку, укладывала в маленький пластиковый пакет некий предмет, похожий на черную пуговицу. Развернувшись, Бэллард направилась к выходу. Щеки ее горели от испытанного унижения. 5 Дженкинс по-прежнему караулил свидетелей в соседнем дворике. Когда пришла Бэллард, он воздел руки и растопырил пальцы, словно пытаясь сдержать напирающую толпу. Какой-то вконец расстроенный хипстер говорил с ним, едва не срываясь на крик: — Чувак, мне утром на работу! Что, будем всю ночь здесь торчать? С учетом того, что я ни хрена не видел? — Понимаю ваши чувства, сэр. — Дженкинс, человек обычно сдержанный, тоже повысил голос на полтона или около того. — Мы возьмем у вас показания, как только представится такая возможность. Не забывайте, убиты пятеро человек. Хипстер, разочарованно махнув рукой, вернулся на свою скамейку. Кто-то, выругавшись, завопил: — Вы не имеете права нас здесь удерживать! Дженкинс не ответил: по закону полиция могла держать всех посетителей клуба под стражей, пока следователи не разберутся, есть ли среди них потенциальные свидетели или подозреваемые. Основание неубедительное — ясно, что подозреваемого среди этих людей не окажется, — но вполне правомерное. — Ты как, в норме? — спросила Бэллард. Дженкинс развернулся — так, словно думал, что на него вот-вот накинутся. Увидел Бэллард и сказал: — Так, кое-как. Зла на этих не держу. У них впереди долгая ночь. Тюремный автобус уже в пути. Как увидят решетки на окнах, вконец ошалеют. — Хорошо, что меня здесь не будет. — Куда намылилась? Бэллард показала ему пакет с вещами Синтии Хэддел. — Нужно сгонять в больницу. Кое-что нашлось. Буду минут через двадцать. Оповестим родных, и все: можно садиться за писанину. — Родных, говоришь? Плевое дело. Всяко лучше, чем торчать с этими обезьянами. Половина, думаю, на наркоте, и их вот-вот начнет отпускать. Когда приедут в участок, дело примет дурной оборот. — А это уже не наша забота. Я скоро. Бэллард решила не говорить, зачем едет в больницу, так как знала, что напарник этого не одобрит. Развернувшись, пошла к машине, но Дженкинс окликнул ее: — Эй, коллега! — Что? — Можешь снять перчатки. Он заметил, что латексные перчатки все еще на ней. Бэллард опустила взгляд на ладони — так, словно видела эти перчатки впервые в жизни. — Точно, — кивнула она. — Как только попадется урна. Подошла к машине и, не снимая перчаток, сложила вещи Синтии Хэддел в ту же коробку, где уже находился ее передник. Но сперва вынула из пакета телефон и сунула его в карман. Через десять минут она была в Пресвитерианском центре, надеясь, что вся бригада коронера занята массовым убийством в «Дансерз» и тело Хэддел еще не увезли. Так и было. Из приемного покоя ее отвели в накопитель, где лежали, ожидая транспортировки к коронеру, два накрытых простынями тела. Бэллард попросила санитарку узнать, можно ли поговорить с врачом, который пытался реанимировать Хэддел. Перчатки по-прежнему были на ней. Приподняв ближнюю простыню, Бэллард увидела лицо чрезвычайно тощего юноши: фунтов сто, не больше. Тут же вернув простыню на место, она шагнула к соседней каталке. Убедилась, что на ней лежит Хэддел, и перешла к ее правой руке. Вытащила из кармана телефон и прижала большой палец жертвы к сенсору отпечатка. Телефон остался заблокирован. Бэллард попробовала указательный палец, и тоже безрезультатно. Обошла каталку, проверила большой палец левой руки. На сей раз телефон ожил, и Бэллард получила доступ к данным. Для работы с экраном пришлось снять одну перчатку. Насчет отпечатков Бэллард не беспокоилась. Телефон — не улика, а личная вещь. Скорее всего, дактилоскописты не станут его проверять. У Бэллард тоже был айфон, и она знала: если бездействовать, блокировка включится снова. Открыв навигатор, она просмотрела последние пункты назначения. Коснулась записи с адресом в Пасадене. Приложение проложило маршрут. Теперь телефон не выключится, даже если Бэллард, игнорируя навигатор, отправится другой дорогой. Он будет разблокирован, и Бэллард, покинув больницу, сможет ознакомиться с его содержимым. Батарея была заряжена на шестьдесят процентов: более чем достаточно, чтобы все пролистать. Бэллард отключила звук, чтобы навигатор не выражал недоумения, когда она собьется с пути в Пасадену. Когда она накрывала тело, дверь открылась, и в накопитель заглянул врач. — Мне передали, что вы меня ищете, — сказал он. — Что вы здесь делаете? Бэллард вспомнила его голос. Этот человек говорил с ней в лифте, когда тело везли в операционную. — Нужен был отпечаток пальца. — Вместо дальнейшего объяснения Бэллард показала врачу телефон. — Но я хотела уточнить кое-что еще. Видела, что вы работали с Гутьерресом — жертвой нападения с переломом черепа. Как дела у пациента? Она решила говорить, не указывая половую принадлежность. Хирург же, напротив, отталкивался от анатомических подробностей. — Операцию сделали, но он все еще в реанимации. Вводим его в кому, а дальше остается лишь ждать. Чем скорее спадет опухоль, тем больше у него шансов. — Хорошо, спасибо, — кивнула Бэллард. — Завтра справлюсь, как дела. Вы не брали мазок на предмет изнасилования? — Детектив, наша задача — спасти пациенту жизнь, — ответил врач. — Остальное подождет. — Не сказала бы. Но я вас понимаю. Врач собирался было уйти, но Бэллард указала на вторую каталку и спросила: — А с этим что? Рак? — Да все на свете. Рак, ВИЧ, отказ всех органов. — Почему его отправляют к коронеру? — Самоубийство. Сам вытащил все трубки, отключился от аппаратуры. Наверное, хотят в этом удостовериться. — Ясно. — Мне нужно идти. — Врач скрылся за дверью. Взглянув на каталку, Бэллард представила, как юноша, собрав в кулак остатки сил, вытаскивает трубки из своего тела, и решила, что в этом поступке есть что-то героическое. Вернувшись в машину, она свернула окно навигатора и открыла список контактов Синтии Хэддел. Проверила номер с пометкой «Дом». Код 209 — пожалуй, родительский дом в Модесто. В списке «Избранные» было еще четыре контакта, помеченных именами без фамилий: Джилл, Кара, Леон и Джон, все с кодом Лос-Анджелеса. Бэллард решила, что этой информации хватит, чтобы связаться с родителями Хэддел, даже если по номеру «Дом» никто не ответит. Затем открыла приложение «СМС». Недавних бесед было две, одна из них с Карой. Синди: Угадай, кто только что срубил полтинник с круга мартини? Кара: