– Почему ты никак не усвоишь, что я вычеркнула социальные сети из своей жизни? – Потому что я тебе не верю. – Последний раз меня туда заносило году в 2009-м, и это был какой-то сплошной базар, где каждый орет, как прекрасна у него жизнь, и никого, кроме себя, не слышит. Вряд ли что-то кардинально поменялось. – Тогда почему ты до сих пор там?[1] Она недовольно фыркает, как кошечка, вздумавшая с кем-то поцапаться. – У меня есть страницы, чтобы не терять связь со старыми друзьями, но я не мониторю обновления. Соцсети портят мое мнение о людях. Лучше не задумываться, сколько в них нарциссизма. – Эгоистка ты, вот что. – Не коротковата ли выйдет книга? Ну, колесит по белу свету один воинствующий атеист и ни во что не верит, и что? Такая презрительная трактовка моей концепции заставляет меня нахмуриться. – Разумеется, я буду строить повествование в рациональном ключе. Но в то же время я постараюсь оставаться непредвзятым. В Интернете многие верят в привидений, вот пусть они и подтолкнут меня в нужном направлении. Я начал вести список теорий, которые могут дать объяснение любым паранормальным феноменам. Я назову его УЖАСТИК Спаркса, как аббревиатура от… – Я как-нибудь обойдусь без этой информации. – А когда я допишу книгу, то смогу смело заявить всем чокнутым фанатикам, мол, был у вас был шанс меня убедить, но вы его просрали. – Истинный джентльмен. Когда Бекс сочетает высокий слог и сарказм, мои безответные чувства к ней только крепнут. Мои давние читатели должны помнить эту двадцатилетнюю инструкторшу по фитнесу, которая так давно делит со мной квартиру, что отношения между нами уже вряд ли когда-нибудь перерастут во что-то большее. Также они знают, каких мучений мне стоит слушать, как она занимается за стенкой сексом со своими мужиками. (Не то чтобы у нее была куча разных мужиков. Она не такая. Уже полгода она встречается с неким Лоуренсом, явно скользким и слабохарактерным типчиком, серьезно.) Я могу позволить себе открыто писать о своих чувствах к ней, потому что Бекс не читает мои книги. «Джек, мы живем вместе, – сказала она как-то раз, когда мы отвлеченно посматривали «Жителей Ист-Энда» и увлеченно наворачивали китайскую еду на нашем большом желтом диване. – С какой стати мне это еще и читать. Думаешь, мне охота заново переживать, как ты перенюхал кокса и валяешься под унитазом?» Бекс самый адекватный человек из всех моих знакомых, хотя совершенно напрасно не читает моих книг. Сказать по правде, я всегда жду ее одобрения по поводу моих литературных идей. Вот и в этот раз мне очень хочется склонить ее на свою сторону. Наша вагонетка, встрепенувшись, начинает тарахтеть. Со скрипом мы катимся вперед. – Как Греция? – интересуется Бекс. – Италия, – поправляю я и повышаю голос, потому что сзади кто-то визжит. – Был жуткий переполох. Я некрасиво себя повел, и меня отругал экзорцист. – И как нарочно, все это в Хэллоуин. – А потом увидел этот странный ролик на YouTube. Бекс переваривает мои слова. Вагонетка набирает скорость, и в последний момент Бекс спрашивает: – Какой еще ролик? – После расскажу. И мы въезжаем в пасть сатаны. Итак, отмотаем на сутки назад. Я – в самой глуши итальянской провинции. Это моя первая остановка в эпичном путешествии по миру сверхъестественного, которое занесет меня и к боевому магу из Гонконга, и к??? из??? к??? из??? не говоря уже о??? из??? (Элеанор: Пробелы заполню позже, когда буду знать, куда я, собственно, еду и кого там встречу. Если забуду, доверяю это дело тебе.) Я вхожу в церковь. Старое здание в гордом одиночестве стоит на холме, один склон которого резко уходит вниз отвесной стеной. Если бросить туда камень, чаща голых деревьев не даст ему долететь до земли и подхватит его на полпути своими кривыми узловатыми пальцами. Церквушка, как каменный сторож, оглядывает густой лес и жмущиеся друг к дружке холмы, выглядывающие из-за горизонта. Убранство церкви строго аскетично. Ничего лишнего, разве что характерные статуи нависают над душой, призванные внушать трепет и чувство раболепия, да блистают позолотой символы величия и могущества. А самый эффектный элемент декора – витражное окно на противоположной стене церкви, сквозь которое пробивается зимнее солнце. Я всегда считал, что церкви не заслуживают такой красоты, как витражи. Царит такая тишина и благодать… Сложно поверить, что через полтора часа сюда вызовут «Скорую». В половине второго, запыхавшись, с опозданием на полчаса, я вваливаюсь в церковь и приковываю к себе всеобщее внимание. Отец Примо Ди Стефано, восьмидесяти лет, приветствует меня натянутой улыбкой и скупым рукопожатием. Он одет в просторный черный балахон. Чопорные прислужники, подпирающие его с боков, оба одинаково упитанные и низкорослые, – в черные рубашки и серые брюки. Друг от друга они отличаются только растительностью на лице, так что условимся звать их Бородачом и Безбородым. К моим услугам здесь переводчик с итальянского – Тони. Его мы по понятным причинам будем звать переводчиком Тони. Невзирая на его волосатые, как у оборотня, руки, и грозную монобровь, нависшую поверх суетливых карих глаз, и зубы, между которыми можно проехать на мотоцикле, Тони – единственный мало-мальски дружелюбно настроенный здесь человек. Мы успели найти общий язык во время перекура за порогом церкви, и он похвалил мою медную зажигалку «Зиппо». Эта старушка многое повидала на своем веку и изрядно потускнела, но дело свое делает. Эта провинциальная церквушка – чужая территория для Ди Стефано. Он тут, в сущности, такой же гость, как и я. Сам же он на правах верной папской борзой базируется в Риме, а столь долгий путь проделал, дабы привести в исполнение миссию милосердия. Короче говоря, изгнать дьявола из тринадцатилетней девочки при помощи слов, жестов и всяческого библейского «Sturm und Drang»[2]. Старик уверяет, что провел свыше двухсот сеансов экзорцизма. В качестве побочного эффекта – а как же – этот опыт снабдил священника материалами для прибыльного цикла книг с описаниями его похождений. Среди них встречаются такие названия, как «На войне с дьяволом», «Битва с Антихристом длиною в жизнь» и мое любимое: «Я и сатана». Ну, точно какой-нибудь старомодный ситком. «На этой неделе наш герой отец Ди Стефано зовет друзей в гости, но его проказливый сосед сатана истребляет собравшихся, отрицая при этом господа бога!» Промозглый ветер гуляет между церковными скамьями, на одной из которых сидим и беседуем мы с отцом Ди Стефано и переводчиком Тони. Нужно же как-то скоротать время до появления участницы сегодняшнего священного ритуала. Экзорцизм уходит корнями глубоко в прошлое, на тысячи лет назад. Уже на заре цивилизации человек был склонен валить свои болячки, физические и психические, на злых духов. И конечно, начиная с древневавилонских жрецов, всегда находились те, кто рад был назваться экзорцистом. Спасителем. Самым прославленным из них слыл Иисус Христос, которого хлебом не корми, а дай спасти кого-нибудь. Ди Стефано считает, что в эпоху Интернета экзорцизм актуальнее, чем когда-либо. – Интернет, – говорит он мне через Тони, – облегчает человеку доступ к информации, и не всегда эта информация полезна. Люди развлекаются за спиритическими досками и нарываются на неприятности. А потом зовут нас на помощь. У священника побитое ветрами лицо и повадки мастиффа. В темных глазах – ни малейшего намека на чувство юмора. Меня он невзлюбил сразу. Его прислужники ошиваются в зоне слышимости. Такое поведение всегда раздражает меня во время интервью, и я прошу их отойти подальше, но мою просьбу бесцеремонно игнорируют. Вскоре мне становится понятно, что Ди Стефано туговат на ухо, когда ему это выгодно – например, когда я задаю каверзный вопрос. Но стоит мне сказать что-то провокационное, к чему ему захочется прицепиться, его слух резко обостряется. За свою жизнь Ди Стефано успел раздать немало интервью, чаще всего приуроченных к выходу очередной его книги, но, насколько мне известно, ни одного журналиста раньше не подпускали пронаблюдать за проводимым им сеансом экзорцизма. Сегодняшнее мероприятие кажется этакой уступкой современным СМИ, хитрым пиар-ходом: если церковь продемонстрирует, как она помогает людям, она не утратит своего значения в глазах общества. Актуальность – вот о чем сегодня и впрямь следует беспокоиться религии. Только пусть имеют в виду, что переманить на свою сторону Джека Спаркса будет ох как непросто. Ничего не могу с собой поделать и воображаю Ди Стефано во время сеанса: вот у него физиономия кирпичом, а вот, стоит только дверям церкви закрыться, он вдруг заходится в безудержном хохоте, надрывая животики от того, какая дичь ежедневно сходит ему с рук. Но есть у этой истории и серьезная подоплека. Все-таки Ди Стефано постоянно приходится иметь дело с крайне неуравновешенными людьми всех возрастов (младенцы не в счет: младенцы истеричны по определению, так что, пока они не воспарят над колыбелькой, никогда нельзя быть уверенным, в себе они или не в себе). Наверняка среди клиентов священника львиная доля страдает от расстройства психики, а многие являются жертвами насилия. – Верно, – соглашается, к моему удивлению, Ди Стефано. – Часто в процессе мы понимаем, что перед нами или душевнобольной, или человек с тяжелым прошлым. Демоны в таких случаях совсем ни при чем. Естественно, если такое происходит, мы направляем больного на соответствующее лечение. Потребность в экзорцизме встречается на самом-то деле достаточно редко. – Откуда вы знаете, когда дело действительно в бесах? – спрашиваю я. Ди Стефано смотрит на меня свысока, как на несмышленого неуча, строгим и холодным рыбьим взглядом. – Этому учишься. С опытом начинаешь улавливать признаки истинной одержимости бесами, – говорит он. – Чувствовать их. Это совершенно особенное ощущение. Н-да, конкретнее некуда. – И как же именно ощущается истинный бес? – не унимаюсь я. – Воздух… сгущается, – объясняет священник с отвращением. – Становится черным, как мазут. Это… – Он потирает большим и указательным пальцами в поисках слова. Потом обменивается с Тони итальянскими словами, быстрыми, как пулеметная очередь, и тот подсказывает слово с уст Ди Стефано: – Угнетающе. Священниик продолжает: – К тому же это видно по глазам одержимого. Вы ведь знаете, глаза – зеркало души. В них видно, кто и что обитает в этой душе. – Как вы можете быть уверены, что все это не плод вашего воображения? – интересуюсь я. Мастиффову морду перекашивает. Непростая задачка, когда на твоей физиономии и так не осталось гладкого места. Священнику явно не по душе то, какое направление принимает наша беседа. Все-таки подобные вопросы можно распространить и на всю религию в целом. Но он все-таки уступает. – Я, насколько мне известно, из ума пока не выжил. Мои коллеги экзорцисты – тоже. А мы повидали такое… Поведение одержимых людей – это… это не игра воображения, – он обводит жестом церковь. – Думаю, сегодня вы и сами убедитесь. Я спрашиваю: – А вы видели «Изгоняющего дьявола»? – Фильм-то? Давным-давно. Я уже плохо помню… – Сеансы экзорцизма хоть чем-то на него похожи? – Иногда да, – отвечает священник устало и, словно предвидя мой следующий вопрос, добавляет: – Вы поймите, экзорцизм существовал задолго до выхода этого фильма. Фильм опирался на уже существующие традиции. Но должен сказать, за свою жизнь я видел сцены и пострашнее. Я придвигаюсь ближе, предвкушая сочную цитату. – Можете дать конкретный пример? Ди Стефано рассказывает о матери-одиночке бальзаковского возраста из Флоренции, которая плакала кровавыми слезами. Ее болезненная кожа позеленела и покрылась гнойными струпьями. Поднявшись в ее комнату на чердаке, священник начал прогонять ее демонов, но она шепотом произнесла задом наперед текст молитвы и выдавила собственный глаз ржавой ложкой. Ди Стефано (дело было в конце семидесятых, и он был обычным служкой) вместе с самим экзорцистом обездвижил женщину, приложил к глазу лед и отвез в больницу. Спасти глаз не удалось даже после пятичасовой операции. Но Ди Стефано уверяет, что беса из нее все-таки изгнали, и женщина смогла воссоединиться со своими детьми. Я уговариваю его поделиться самым страшным своим воспоминанием, и он нехотя вспоминает случай с десятилетним мальчиком из Милана в 2009 году. Священник говорит о мальчике, и его зычный голос опускается до тихого шепота. – Когда я стал изгонять из него демонов, он рассмеялся мне в лицо и один за другим переломал себе все пальцы. – Но только на одной руке? – уточняю я с искренним интересом. – Не мог же он сделать это на обеих руках. Ди Стефано бросает на меня свирепый взгляд, подумав, вероятно, что я издеваюсь. Потом он опускает голову: – Я не смог его спасти. Демоны вцепились в него мертвой хваткой. Я думаю, они делали это нарочно, чтобы отвадить меня от главной миссии моей жизни. Во время третьего сеанса мальчик раскроил себе лицо об угол стеклянного стола. Кровь была повсюду. Во время пятого – угрожал моим племянницам. Сказал, что заставит меня смотреть, как он будет сдирать кожу с их лиц, а потом засунет ее мне же в горло. Переводчик Тони сует в рот пластинку никотиновой жевачки. Ди Стефано переводит дыхание и собирается с духом: