Сержант Мойра Кларк смутилась. Вообще-то говоря, она не занималась расследованиями. Она руководила дежурной частью, причем блестяще. Как ни прискорбно, но современная полицейская служба во многом сводится к управлению ресурсами, и никто не справлялся с этим лучше, чем Мойра Кларк. Очевидно, существовала причина, по которой она больше не «играла на поле», но Бернс считала нетактичным ее расспрашивать. – Любые мысли, Мойра, выкладывай. Я вся внимание. – Ну, я подумала, что… Вы знаете, моя дочь Ваня – большая певица. Очень любит петь. Ее невозможно остановить. – Понятно. – Это бесит ее брата. Она поет, даже когда делает уроки, – просто не может остановиться, и всё тут. Бернс старалась сохранять терпение. Очевидно, Мойра к чему-то подводила, хотя пока было неясно, к чему именно. – И? – Ну, если эта женщина работала певицей в Штатах, то тут, даже если бы она старалась держаться в тени, у нее все равно могло возникнуть искушение. – Разумно. – В общем, я опубликовала вопрос на джазовом форуме. Ну там, знаете ли, где зануды часами спорят друг с другом обо всем сразу и ни о чем конкретном. – И? – Кто-то ее вспомнил. По крайней мере, я так думаю. Написал, что чернокожая женщина по имени Симона раньше пела в баре под названием «Чарли». Хотя парень не помнит, когда именно, и вообще… – Мойра, ты чертов гений. – Старший инспектор Бернс схватила трубку телефона. – Проходи и садись. Глава тридцать первая Уилсон заехал задним ходом на свободное место парковки и заглушил двигатель. Поездка получилась неловкой, хотя, по счастью, милосердно короткой. Этим утром агент Дав впервые села в его машину после «инцидента», несмотря на то что ни один из них ни разу не напомнил о том, что произошло или, скорее, не произошло между ними. Могло показаться, что для обоих того события просто не существовало. Однако на следующее утро Дав написала, что поедет в контору на такси, так как хочет прибыть туда пораньше, и с тех пор в течение двух дней всякий раз находилась какая-нибудь причина, не позволявшая им ехать вместе. Уилсону было не по себе. В конце концов, он был симпатичным парнем и знал, что женщины сходят с ума от ирландского акцента. Возможно, она неверно истолковала его природную харизму как сигналы, которые он определенно не посылал. Дав, со своей стороны, вела себя как ни в чем не бывало. Одним из преимуществ ее фантастически пластикового лица было то, что за ним, вероятно, было легче скрывать эмоции, поскольку оно в первую очередь сильно ограничивало способность их выражения. – Ну ладно, – сказал Уилсон, – просто чтобы напомнить: как мы и договаривались, инициативу я беру на себя. Дав кивнула: – Оки-доки. Перед их выездом на адрес детектив-суперинтендант Бернс их очень четко проинструктировала. К счастью, Донал Мартин, парень из паромной компании, шел на поправку, однако Бернс дала понять, что если еще хоть один опрашиваемый окажется в больнице, то за это, черт возьми, придется дорого заплатить. Агенту Дав разрешено присутствовать на беседе только при строгом условии, что она не откроет рта. Дав согласилась на это – в своей чрезмерно жизнерадостной манере, производившей впечатление сарказма. С ее мимикой невозможно было быть ни в чем уверенным. Уилсон нервничал, так как расследование последние несколько дней походило на мартышкин труд. Дав связалась с американской стороной, чтобы выяснить, смогут ли они определить по ДНК личность неизвестного мужчины, похороненного вместе с Зайасом, но никаких результатов это пока не принесло. Они обзвонили все крупные отели Дублина и Уиклоу в надежде найти место, где мог останавливаться Дэниел Зайас, под каким бы псевдонимом он ни регистрировался. Это оказалось невозможным. Записи делались самые простые, а те немногие сотрудники, которые работали в тех же отелях восемнадцать лет назад, предсказуемо не помнили конкретных регистрировавшихся или выезжавших гостей. Точно так же все поиски Симоны Деламер потерпели крах. Чернокожие женщины, возможно, и не являются повседневной нормой в Ирландии, но вряд ли они настолько беспрецедентное явление, чтобы люди вспоминали о них почти два десятка лет спустя. Так было до тех пор, пока детективу-сержанту Мойре Кларк не пришла в голову ее идея. Уилсон испытывал легкий стыд: он должен был подумать об этом сам. Чтобы найти клуб «Чарли», им потребовалось несколько минут. Неоновая вывеска, указывавшая в сторону мощеного переулка, не горела, что делало ее почти незаметной. Спустившись по короткой каменной лестнице, они оказались у старой обшарпанной двери с тремя замками. Дверь была закрыта, но Уилсон расслышал музыку – неуместно жизнерадостную танцевальную музыку, если быть точным. Он постучал в дверь. Потом постучал громче. Затем заколотил по двери кулаком. Дверь распахнулась, и перед ними предстала высокая сердитая блондинка в спортивном костюме и с волосами, собранными в болезненно-тугой пучок. – Че надо? Мы закрыты. Не видите вывеску? Она указала на окно, в котором не было никакой вывески, после чего сморщила нос: – Блин, кто спер вывеску? Уилсон достал удостоверение: – Я детектив Доннаха Уилсон, Национальное бюро уголовных расследований. Женщина тут же скривилась так, будто Уилсон только что разоблачил себя сам. – Ни черта не знаю! Этот козел ухватил меня за жопу. Я только пощечину ему дала. Его нос был сломан до того, как он сюда вошел. У меня свидетель есть. – Вообще-то мы хотим поговорить с владельцем, мистером Ноэлем Графо. – О. А у вас есть ордер на обыск? Уилсон поднял бровь: – Нам не нужен ордер на обыск. Мы не собираемся ничего обыскивать. Мы просто хотим задать мистеру Графо несколько вопросов. Она на секунду задумалась, затем отступила на шаг. – Входите. Я схожу за Ноэлем. Уилсон сел за стол в центре комнаты. Все помещение сильно пахло дезинфицирующим средством, но при этом не казалось чистым. Мебель была разномастной и подержанной, плиточный пол покрыт пятнами так, что было сложно определить его первоначальный цвет. Рядом с небольшим баром располагалась крошечная сцена, почти полностью занятая безукоризненно ухоженным роялем. Его блестящей поверхностью можно было пользоваться вместо зеркала. Рояль был единственным объектом, сиявшим в этом зале. Вероятно, он выглядел бы еще прекраснее с правильно расставленным освещением и музыкой, которая не была бы похожа на группу «Венгабойс»[57], пережившую психический срыв. Пока Уилсон сидел, Дав бродила вокруг, разглядывая фотографии тех, кого Уилсон посчитал известными джазовыми исполнителями. Дав не производила впечатления поклонницы джаза. Хотя, с другой стороны, мысль о том, что Дав хоть в чем-то может быть «нормальной», сама по себе давалась с трудом. Из-за двери за стойкой появился пожилой седовласый мужчина в кардигане, за ним вышла блондинка в спортивном костюме. Приблизившись к ним, мужчина сильно дернулся: – Сука! Синдром Туретта Уилсона врасплох не застал. Утром они несколько часов потратили на подготовку, пытаясь разузнать о баре и его владельце как можно больше. – Светлана, выключи это дерьмо, пожалуйста. Блондинка, вставшая за стойку бара, надула губы: – Но я же слушаю вашу музыку… – Сука! – мужчину снова передернуло. – Я тебе за это плачу. Светлана протянула руку и неохотно выключила телефон, лежавший возле колонок на стойке бара. Затем предприняла ужасно неубедительную попытку протереть бар, сосредоточив все внимание на подслушивании. Уилсон встал и протянул руку. – Детектив Доннаха Уилсон, а это специальный агент ФБР Алана Дав. Дав помахала рукой, продолжая ходить по комнате и любоваться фотографиями. – ФБР? Серьезно? Сука… Далеко же вас занесло от дома. Дав ничего не ответила, и Ноэль с Уилсоном сели по разные стороны стола. – Она разговаривает? Уилсон улыбнулся: – Только с моего разрешения. – Это правильно. Сука! Чтоб тебя! Сука твою мать! Чем могу помочь? Уилсон огляделся: – У вас отличное заведение. Давно им владеете? – Тридцать лет без малого. Если вы и ваше ФБР подыскиваете место для рождественской вечеринки, то вы немного опоздали. – Ха, нет. На самом деле мы хотели… – Сука. Извините, она когда-нибудь садится? Ноэль повернулся и посмотрел на Дав со значением. Дав улыбнулась, затем подошла и села возле Уилсона.