— Конклин пытался представить все это так, как будто мы переходим границы, в то время как эта скотина Фокс нагло ухмылялся нам в лицо, развалившись на стуле и жуя зубочистку. Прошло уже тридцать с лишним лет, а я до сих пор эту чертову зубочистку забыть не могу, настолько она меня взбесила. В общем, так нам и не удалось тогда вынудить его ни в чем признаться. Лодка покачнулась на волне, и Босх огляделся по сторонам. Никаких других лодок в зоне видимости не наблюдалось. Это было странное ощущение. Босх еще раз окинул водную гладь взглядом и впервые за все время осознал, насколько это все не похоже на Тихий океан. Глубокая синева Тихого океана казалась холодной и неприветливой. Залив же манил прозрачной теплой зеленью. — Мы уехали оттуда несолоно хлебавши, — продолжал Маккитрик. — Я полагал, что нам еще представится случай снова допросить Фокса. Мы начали проверять его алиби. Оно оказалось надежным. И не потому, что его подтвердили свидетели, которых назвал он сам. Мы проделали серьезную работу. Нашли независимых людей. Людей, которые не были с ним знакомы. По моим воспоминаниям, алиби было железобетонное. — Вы не помните, где он находился в ту ночь? — Сначала сидел в баре на Айвар-авеню — там вечно сутенеры ошивались. Название сейчас уже не вспомню. Оттуда поехал в карточный клуб на бульваре Вентура и практически весь остаток ночи играл там в карты. Потом ему кто-то позвонил, и он уехал. Главное, не было впечатления, что он все это делал специально, чтобы обеспечить себе алиби. Для него это было совершенно обычное времяпрепровождение. Во всех этих местах его прекрасно знали. — А кто ему звонил? — Этого нам выяснить так и не удалось. Мы вообще понятия не имели об этом звонке, пока не начали проверять его алиби и кто-то вскользь о нем не упомянул. Нам не представилось возможности спросить об этом у самого Фокса. Но, честно говоря, тогда нас это не особенно интересовало. Как я уже сказал, алиби у него было железобетонное, а позвонили ему уже практически под утро. Часа в четыре или в пять. Проститу… твоя мать к тому времени была уже давным-давно мертва. По данным экспертов, ее убили около полуночи. Так что этот звонок не представлял для нас никакого интереса. Босх кивнул, но подумал о том, что если бы он вел это дело, то подобную деталь без внимания ни за что не оставил бы — настолько она показалась ему любопытной. Кому и зачем могло прийти в голову позвонить в игорный клуб в такую рань? И что это должен был быть за звонок, если он заставил Фокса прервать игру и уехать? — А отпечатки? — Я все равно попросил проверить их, и они не совпали с отпечатками на ремне. Он оказался ни при чем. Этот мерзавец оказался ни при чем. Тут Босху пришла в голову одна мысль. — А с отпечатками жертвы вы «пальчики» на ремне сравнивали? — Послушай, Босх, я понимаю, что вы все сейчас чертовски высокого о себе мнения, но и мы в наше время тоже в своем деле кое-что смыслили. — Простите. — На пряжке действительно было обнаружено несколько отпечатков, которые принадлежали убитой. Все остальные, вне всякого сомнения, принадлежали убийце — в силу их расположения. Мы сняли два хороших полноценных прямых отпечатка и еще несколько частичных, по которым было совершенно понятно, что ремень сжимали в кулаке. Когда ремень надевают, его так не держат. Его так держат, когда хотят затянуть на чьей-нибудь шее. После этого они оба долго молчали. Босх не очень понимал, что Маккитрик пытается ему всем этим сказать. Из него словно вдруг выпустили воздух. Он-то думал, что, если ему удастся разговорить Маккитрика, старый полицейский укажет пальцем на Фокса, или на Конклина, или на кого-нибудь еще. Но его ожидания не оправдались. Пока что он не узнал от Маккитрика ничего нового. — Как получилось, что вы помните такое количество подробностей, Джейк? Столько времени прошло. — У меня было много лет на то, чтобы снова и снова прокручивать в голове каждую мелочь. Когда ты выйдешь на пенсию, Босх, у тебя тоже будет такое дело. Вот увидишь. Одно дело, которое остается с тобой навсегда. У меня это дело об убийстве твоей матери. — И что вы можете теперь о нем сказать? Что осталось в сухом осадке? — В сухом осадке? Ну, на меня произвел совершенно неизгладимое впечатление тот разговор в кабинете Конклина. Конечно, чтобы прочувствовать это все в полной мере, наверное, надо было там находиться, но… но впечатление было такое, что парадом у них там командовал Фокс. Он чувствовал себя там за главного. Босх кивнул. Он видел, что Маккитрик пытается облечь свои давние ощущения в слова. — У тебя когда-нибудь бывало так, что ты допрашиваешь подозреваемого, а адвокат через слово встревает в разговор? — спросил Маккитрик. — «На этот вопрос не отвечай, на тот тоже не отвечай»? — Да постоянно. — Ну, в общем, вот примерно так оно все и было. Мы задаем этому мерзавцу Фоксу вопрос, а Конклин — на минуточку, будущий окружной прокурор! — тут же возражает. Если не знать, кто мы такие и где находимся, можно было подумать, что он на жалованье у Фокса. Что они оба у него на жалованье. И Миттел тоже. Так что у меня возникла абсолютная уверенность в том, что Арно плотно сидит у него на крючке. Бог уж его знает, как это ему удалось. И я оказался прав. Впоследствии это подтвердилось. — Вы имеете в виду, после гибели Фокса? — Ну да. Его сбила машина, когда он занимался предвыборной агитацией за Конклина. Водитель скрылся, его так и не нашли. Я помню, что в газетном репортаже не было ни слова ни о том, что он когда-то был сутенером, ни о прочей его, с позволения сказать, деятельности на Голливудском бульваре. Просто сбили человека. Саму невинность. Говорю тебе, эта история наверняка обошлась Арно в кругленькую сумму, а какого-то журналиста сделала немного богаче. Босх видел, что Маккитрик еще не закончил, поэтому не стал ничего говорить. — Я тогда уже работал в Уилшире, — продолжал Маккитрик. — Но когда эта история дошла до меня, мне стало любопытно. И я позвонил в Голливудский участок, чтобы узнать, кто вел это дело. Это оказался Эноу. Кто бы мог подумать? И подозреваемых он не нашел. Так что эта история только лишний раз подтвердила мои подозрения и на его счет тоже. Маккитрик устремил взгляд на воду, туда, где она сливалась с небом. Солнце уже начинало сползать к горизонту. Он швырнул пустую пивную банку в ведро, но промахнулся, и банка, отскочив от бортика, плюхнулась в воду. — Да ну его к черту, — сказал Маккитрик. — Пожалуй, пора нам поворачивать к берегу. Он принялся сматывать спиннинг. — А какую выгоду, по-вашему, получил от всего этого Эноу? — Даже не знаю. Возможно, он рассчитывал на ответную услугу или что-нибудь вроде того. Вряд ли он, конечно, озолотился на этом деле, но, думаю, что-то ему все-таки перепало. Забесплатно он точно ничего делать бы не стал. Маккитрик вытащил удочки из держателей и принялся крепить их на крюках вдоль борта. — В семьдесят втором году вы брали дело из архива. По какой причине? Маккитрик с любопытством поглядел на него. — Я несколько дней тому назад расписывался в том же самом формуляре, — пояснил Босх. — Там до сих пор значится ваше имя. Маккитрик кивнул: — Да, это было сразу же после того, как я подал заявление об уходе. Я увольнялся из полиции, подчищал концы, просматривал все свои бумаги и все такое прочее. А «пальчики», которые мы сняли с ремня, все это время лежали у меня. Я забрал дактилоскопическую карту. И сам ремень тоже. — Зачем? — Ты прекрасно знаешь зачем. Я подумал, что оставлять их в деле или в хранилище вещдоков небезопасно — учитывая, что Конклин неминуемо должен был стать окружным прокурором, а Эноу оказывал ему услуги. Так что я решил, что у меня ремень и карта будут целее. А потом, много лет спустя, когда уже перед отъездом во Флориду разгребал свои завалы, наткнулся на них в ящике стола. Так что перед тем, как уйти, я взял дело из архива и положил дактилоскопическую карту обратно в папку, а потом поехал в отдел хранения и вернул ремень в коробку. Эноу к тому времени уже был на пенсии в Вегасе. Звезда Конклина закатилась, и он ушел из политики. Про дело все давным-давно забыли. Я вернул его в архив. Наверное, я подсознательно надеялся, что когда-нибудь кто-то вроде тебя снова им займется. — А вы сами, когда брали дело из архива, чтобы вернуть дактилоскопическую карту, в него не заглядывали? — Заглянул — и понял, что, когда решил оставить ремень и карту у себя, поступил совершенно правильно. За это время с делом кто-то поработал: из материалов исчез протокол допроса Фокса. Возможно, это был Эноу. — Если Эноу руководил расследованием, вся писанина была на вас, верно? — Ну да. Он спихнул на меня большую часть бумажной работы. — Что такого могло быть в протоколе допроса Фокса, что Эноу счел необходимым изъять его из дела? — Я не помню там ничего из ряда вон выходящего, за исключением своего ощущения, что Фокс врет, а Конклин ведет себя как-то странно. — Из того, что вы помните, больше из дела ничего не пропало? — Да нет вроде, ничего существенного, только протокол. Я думаю, он просто хотел, чтобы в материалах нигде не фигурировало имя Конклина. — Ну да, только Эноу кое-что упустил из виду. Вы упомянули о первом звонке Конклина в хронологическом отчете. Оттуда я, собственно, про него и узнал. — В самом деле? Ай да я! Да и ты тоже не промах, если добрался до меня. — Угу. — Ладно, давай поворачивать к дому. Жалко, что клева сегодня толком не было. — Я не жалуюсь. Я свою рыбу поймал. Маккитрик встал за штурвал и уже собирался завести мотор, как вдруг ему в голову пришла какая-то мысль. — Знаешь, что мы забыли? — Он подошел к термосумке и открыл ее. — Не хочу огорчать Мэри. Он достал сэндвичи, заботливо упакованные женой в отдельный пакетик каждый. — Есть хочешь? — Не особенно. — Вот и я тоже. Он вытащил сэндвичи из пакетов и выкинул за борт. Босх молча наблюдал за ним. — Джейк, а когда вы наставили на меня пушку, кем вы меня считали? Маккитрик аккуратно сложил пакеты и молча убрал их обратно в термосумку. Потом разогнулся и посмотрел на Босха. — Даже не знаю. Я думал, что, возможно, мне придется вывезти тебя в море подальше от берега и отправить за борт, как те сэндвичи. Сдается мне, я все эти годы прятался здесь, ожидая, что рано или поздно они кого-то ко мне подошлют. — Думаете, они дотянулись бы до вас? Все-таки времени прошло немало, да и забрались вы вон как далеко от Лос-Анджелеса. — Понятия не имею. Чем дальше, тем сильнее я в этом сомневаюсь. Но привычка — вторая натура. Я всегда держу под рукой пистолет. Даром что большую часть времени сам уже не помню, зачем он мне. Обратный путь они проделали в молчании, под рев мотора и шум волн, периодически окатывавших их мелкой россыпью соленых брызг. Говорить не тянуло. Все было уже сказано. Время от времени Босх бросал взгляд на Маккитрика. Морщинистое лицо старика было скрыто в тени козырька бейсболки. Но Босх видел его глаза. Они смотрели куда-то далеко в прошлое, на нечто такое, что случилось много лет назад и теперь уже невозможно изменить. Глава 26