— Гарри, лучше тебе поехать со мной и Эрлом, — сказал Ирвинг. — Может, я лучше сам туда подъеду? — Ты поедешь с нами. Тон у Ирвинга был ледяной. Никаких дальнейших обсуждений не предполагалось. Босх воздел руки над головой, признавая свое поражение, и поплелся к двери. Его посадили на заднее сиденье «форда ЛТД» Сайзмора, прямо за Ирвингом. Глядя в окно, он вспоминал молодую репортершу. Ее погубило собственное рвение, но Босх не мог не винить и себя тоже. Ведь это он заронил в ее сознание семечко тайны, которое настолько разрослось, что она не смогла ему сопротивляться. — Где ее нашли? — спросил он. Ответом ему снова было молчание. Он не мог понять, почему они ничего ему не говорят, особенно Ирвинг. Босху всегда казалось, что если между ними и не было особой приязни, то, по крайней мере, какое-никакое взаимопонимание имелось. — Я же велел ей ничего не предпринимать, — сказал он. — Я велел ей подождать несколько дней. Ирвинг обернулся на своем сиденье: — Детектив, я понятия не имею, о ком или о чем вы говорите. — О Кише Рассел. — Никогда о такой не слышал. Он снова отвернулся. Босх был озадачен. В мозгу у него снова замелькали имена и лица. Может, все-таки Жасмин? Да нет, не может быть. Она ничего не знала о его расследовании. — Маккитрик? — Детектив, — строгим тоном произнес Ирвинг, снова вполоборота повернувшись к Босху. — Мы расследуем убийство лейтенанта Харви Паундза. Люди, чьи имена вы только что упомянули, в деле не фигурируют. Но если вы считаете, что нам необходимо с ними связаться, будьте так добры, сообщите мне об этом. Босх был настолько ошеломлен, что начисто утратил дар речи. Харви Паундз? Но в этом не было никакой логики. Лейтенант не имел ни малейшего отношения к делу об убийстве его матери. Он вообще понятия не имел о его существовании. Паундз даже из офиса никуда не выходил. Как его могли убить? И тут Босха словно ледяной водой окатили. Все сразу встало на свои места. И логика стала отчетливо понятна. Равно как и его ответственность за произошедшее вкупе с серьезностью его собственного положения. — Меня что… Он даже не смог договорить. — Да, — кивнул Ирвинг. — В настоящий момент вы считаетесь подозреваемым. А теперь, будьте так добры, не говорите ничего до тех пор, пока мы не начнем официальный допрос. Босх прижался лбом к стеклу и закрыл глаза: — О господи… И тут его накрыло осознанием, что он ничем не лучше Брикмана, который отправил человека в ящик. Потому что в глубине души он знал, что несет ответственность за смерть Паундза. Он понятия не имел о том, где и как это случилось, но знал, что ответственность лежит на нем. Это он убил Харви Паундза. И в кармане у него лежал жетон злополучного лейтенанта. Глава 32 Босх не замечал практически ничего из того, что вокруг него происходило. Когда они приехали в Паркер-центр, его отвели на шестой этаж и усадили в кресло в примыкающем к кабинету Ирвинга конференц-зале. Там он в одиночестве просидел полчаса, прежде чем появились Брикман с Толивером. Брикман уселся прямо напротив Босха, Толивер справа от Гарри. Из того, что они расположились для допроса в конференц-зале Ирвинга, а не в отделе внутренних расследований, Босх сделал вывод, что Ирвинг намерен держать это дело под своим личным контролем. Если бы выяснилось, что речь идет об убийстве одного полицейского другим, ему пришлось бы очень сильно постараться, чтобы дискредитирующая полицию информация не вышла за пределы управления, в противном случае это могло бы спровоцировать волну возмущений такого масштаба, по сравнению с которой история с Родни Кингом показалась бы детским лепетом. Сквозь овладевшее Босхом оцепенение и мучительные образы мертвого Паундза в его сознание в конце концов пробилась мысль: он сам находится в очень тяжелом положении. Он сказал себе, что не может замыкаться в своей раковине. Ему необходимо быть настороже. Человек, сидевший напротив него, ничего не хотел так сильно, как повесить на него убийство, и готов был ради этого на все. Босх знал, что он не убивал Паундза, во всяком случае физически, но одного этого знания было недостаточно. Ему нужно было защититься от этих обвинений. Босх принял решение не показывать Брикману свои слабости. Он не спасует ни перед кем в этом зале. Он прокашлялся и, прежде чем Брикман успел произнести хотя бы слово, спросил: — Когда это произошло? — Вопросы здесь задаю я. — Послушайте, Брикман, я могу сэкономить вам время. Скажите мне, когда это случилось, и я скажу вам, где находился. С этим надо покончить как можно скорее. Я понимаю, почему подозрение пало на меня, и не держу на вас зла, но вы попусту тратите время. — Босх, вы что, вообще ничего не чувствуете? Погиб человек, с которым вы вместе работали! Босх долго смотрел на него, прежде чем ровным тоном ответить: — Мои чувства не имеют к делу ровным счетом никакого отношения. Никто не заслуживает быть убитым, но я не стану по нему скучать и уж абсолютно точно не стану расстраиваться из-за того, что мне не придется больше с ним работать. — Поразительно, — покачал головой Брикман. — У него, между прочим, остались жена и ребенок. Студент колледжа. — Кто знает, может, и они тоже не станут по нему скучать. На работе этот человек вел себя как полный придурок. С чего бы ему дома вести себя по-другому? Вот ваша жена, Брикман, что о вас думает? — Босх, избавьте меня от ваших штучек. Я не намерен поддаваться на ваши… — Скажите, Фабрикман, а вы в Бога верите? — поинтересовался Босх, назвав Брикмана прозвищем, которым в отделе его наградили за ту методичность, с которой он фабриковал дела против других полицейских, вроде покойного Билла Коннорса. — Разговор сейчас идет не обо мне и не о том, во что я верю, Босх. Разговор идет о вас. — Совершенно верно, разговор идет обо мне. Поэтому я расскажу вам, что я думаю. Я сам не очень знаю, во что я верю. Моя жизнь прожита уже более чем наполовину, а я до сих пор так и не нашел для себя ответа на этот вопрос. Но все же я склоняюсь к теории, что каждый человек на этой планете несет в себе определенную энергию, которая и делает этого человека тем, кто он есть. Человек — это его энергия. А когда он умирает, эта энергия перемещается куда-то в другое измерение. Теперь возьмем Паундза. Он нес в себе отвратительную энергию, а теперь она находится где-то в другом измерении. Так что не могу сказать, что его смерть сильно меня расстроила, — это к вашему вопросу про мои чувства. Но мне очень хотелось бы знать, где оказалась его негативная энергия. Надеюсь, что не у вас, Фабрикман. У вас и собственной выше крыши. Он подмигнул Брикману, и на лице у того на мгновение отразилось замешательство: он не мог понять, что означает все это фиглярство со стороны Босха. Потом тот все же взял себя в руки и продолжил: — Хватит паясничать. Из-за чего у вас в четверг произошла стычка с лейтенантом Паундзом в его кабинете? Вы же знаете, что вы не имели права там появляться, находясь в административном отпуске. — Ну, я оказался в ситуации «уловки двадцать два» — так, кажется, это называют? Я и не собирался там появляться, но потом Паундз, мой непосредственный начальник, позвонил мне и велел сдать служебную машину. Это все его плохая энергия. Меня уже и так отстранили от работы, но ему показалось, что этого мало. Ему непременно было нужно еще и машину у меня отобрать. Так что я приехал отдать ему ключи. Он ведь был моим начальником, который отдал мне приказ. Так что, появившись там, я нарушил правила, но если бы я там не появился, я все равно их нарушил бы. — Почему вы стали ему угрожать? — Я ему не угрожал. — Он написал дополнение к жалобе на нападение, которую подал двумя неделями ранее. — Мне все равно, что он там написал. Я ему не угрожал. Этот малый был трусом. Возможно, он почувствовал угрозу. Но я ему не угрожал. Это разные вещи. Босх устремил взгляд на второго штатского. На Толивера. Такое впечатление, что тот был намерен на протяжении всего допроса не раскрывать рта. Такая у него была роль. Он просто сидел и смотрел на Босха, как мог бы смотреть на экран телевизора. Босх обвел зал взглядом и впервые за все время заметил на банкетке слева от стола телефон. Зеленый огонек сигнализировал о том, что идет конференц-колл. Его допрос передавался куда-то за пределы этой комнаты. Возможно, записывался на диктофон. Возможно, транслировался по громкой связи за стеной, в кабинете Ирвинга. — У нас есть свидетель, — сообщил Брикман. — Свидетель чего? — Ваших угроз. — Знаете что, лейтенант, может, расскажете мне, чем именно я угрожал покойному Паундзу, чтобы я понимал, о чем вообще речь? В конце концов, раз уж вы так уверены, что я ему угрожал, что плохого будет, если я узнаю, что конкретно я сказал? — Все очень просто. — Брикман немного подумал, прежде чем ответить. — Вы сказали ему, что если он, я цитирую, от вас не отвянет, то вы его убьете. Не слишком-то оригинально. — Зато весьма удобно, да? Знаете что, Брикман, идите вы к черту. Я никогда такого не говорил. Я не сомневаюсь, что этот ублюдок тут же побежал строчить жалобу, это очень в его духе, но этот ваш свидетель, не знаю уж, откуда вы его вытащили, лепит горбатого. — Вы знаете Генри Корчмара? — Генри Корчмара? Босх далеко не сразу сообразил, что Брикман имеет в виду старого Генри из «антикварного отряда». Он никогда не слышал фамилии старика, и она ввела его в замешательство. — А, вы про старину Генри? Он при этом не присутствовал. С чего он вдруг свидетель? Я велел ему выметаться из кабинета, и он послушался. Не знаю, что он вам сказал, но, скорее всего, он подтвердил слова Паундза, потому что струхнул. Но он при этом не присутствовал. Валяйте, Брикман, продолжайте гнуть свою линию. Я приведу вам десять человек из бюро, которые наблюдали за этой сценой через стекло. И они все подтвердят, что Генри там не было, что Паундз врал, как дышал, и все это знали. И что тогда останется от вашей версии с угрозами? Брикман ничего не сказал, и Босх продолжил: — Вы плохо сделали свою работу. Я думаю, вы прекрасно знаете, что вас и вам подобных ребята из нашего отдела и за нормальных людей-то не держат. К тем, кого они отправляют за решетку, уважения и то больше, чем к вам. И вам, Фабрикман, это отлично известно, так что вы просто побоялись обратиться к ним, а вместо этого насели на несчастного старика, который небось знать не знал о том, что Паундз мертв, когда вы с ним разговаривали. Глаза у Брикмана забегали, и Босх понял, что попал в яблочко. Воодушевленный этой победой, он поднялся и двинулся к выходу из зала. — Куда это вы собрались? — Воды попить хочу. — Джерри, сходи с ним. Босх остановился перед дверью и обернулся к Брикману: — Что, думаете, я дам деру, да? Так вот, это доказывает, что вы ни черта обо мне не знаете. Это доказывает, что вы даже не подумали подготовиться к допросу. Не хотите как-нибудь приехать к нам в отдел? Я бы дал вам мастер-класс, как надо допрашивать подозреваемых в убийстве. И даже денег с вас за это не взял бы. Босх вышел в коридор. Толивер поспешил следом за ним. Остановившись у питьевого фонтанчика, он долго пил воду, потом утер губы рукой. Нервы у него были на пределе. Он не знал, сколько еще времени понадобится Брикману, чтобы сквозь его напускную браваду разглядеть, что он держится из последних сил.