Босх провел в кабинке еще некоторое время, привалившись к стене и закрыв глаза. Потом вытер рот туалетной бумагой и, смыв ее в унитаз, покинул кабинку и на нетвердых ногах направился к раковине. Человек перед зеркалом уже закончил бриться и теперь завязывал галстук. Босх мельком взглянул на него в отражении, но не узнал. Склонившись над раковиной, он умылся и прополоскал рот холодной водой, потом тщательно промокнул лицо и руки бумажным полотенцем. В зеркало на себя он взглянуть так и не отважился. — Спасибо за беспокойство, — бросил он, выходя из туалета. Когда он вернулся в конференц-зал, Ирвинг выглядел так, как будто за время его отсутствия даже не шелохнулся. — Ты хорошо себя чувствуешь? Босх опустился на стул и вытащил сигареты: — Простите, но мне нужно покурить. — Ну, когда в прошлый раз курил, даже не спрашивал. Босх закурил и глубоко затянулся. Потом поднялся и подошел к мусорной корзине в углу. В ней лежал пустой стаканчик из-под кофе, и он вытащил его, чтобы использовать вместо пепельницы. — Всего одну, — пообещал он. — Потом откроем дверь и проветрим. — Это вредно для здоровья. — В этом городе даже дышать вредно для здоровья. Как он умер? Что именно стало причиной смерти? — Вскрытие было сегодня утром. Сердечная недостаточность. Не выдержал пыток. Босх немного помолчал. Силы понемногу начинали к нему возвращаться. — Может, расскажете мне все остальное? — А там нечего больше рассказывать. Это все. Никаких улик. Ни на теле, ни в машине. Изнутри все протерли. Ни одной зацепки. Все, тупик. — А одежда? — Она была там же, в багажнике. Там тоже не за что зацепиться. Но одну вещь убийца все-таки забрал. — Какую? — Жетон. Этот ублюдок забрал его жетон. Босх молча кивнул и отвел взгляд. Оба долго молчали. Перед глазами Босха продолжал стоять мертвый Паундз, и перед глазами Ирвинга, надо полагать, тоже. — Значит, — нарушил наконец молчание Босх, — вы посмотрели на то, что с ним сделали, — на следы пыток и все остальное — и первым делом подумали на меня. Что ж, приятно, когда твои коллеги хорошего о тебе мнения. — Послушайте, детектив, вы только две недели назад высадили головой этого бедолаги стекло. Мы получили от него дополнительный рапорт о том, что вы ему угрожали. Что, по-вашему, мы должны были… — Я ему не угрожал. Он… — Мне все равно, угрожали вы ему или нет. Он написал рапорт. Точка. Правда это или нет, но он написал рапорт, следовательно, он считал, что вы представляете для него угрозу. Что, по-вашему, мы должны были сделать? Проигнорировать это? Просто сказать: «Гарри Босх? Ну что вы, наш дорогой Гарри никогда в жизни не мог бы так поступить»? Не говорите ерунды. — Ладно, ладно, вы правы. Я сглупил. А жене он вообще ничего не сказал перед выходом из дома? — Только то, что ему позвонили и ему нужно отлучиться на часик, чтобы встретиться с одним очень важным человеком. Имени он не назвал. Звонок был около девяти вечера в пятницу. — Он сказал ей это именно в такой формулировке? — Не знаю, наверное. А что? — Просто если он именно так выразился, тогда, возможно, в деле могли участвовать сразу два человека. — Почему? — Потому что, судя по формулировке, звонил ему один человек, а встречаться он должен был с другим, кем-то очень важным. Если бы этот другой позвонил ему сам, он сказал бы жене: так, мол, и так, мне только что позвонил один очень важный человек, и мне нужно с ним встретиться. Понимаете, что я имею в виду? — Понимаю. Но тот, кто звонил, вполне мог воспользоваться именем какого-то важного человека в качестве наживки, чтобы заставить Паундза выйти на улицу. А сам этот человек мог вообще ни сном ни духом об этом не ведать. — Тоже верно. Но как бы то ни было, звучать эта история должна была убедительно, иначе Паундз никуда не поехал бы в одиночку на ночь глядя. — Возможно, этот важный человек был ему знаком. — Возможно. Но тогда он, скорее всего, назвал бы жене его имя. — Справедливо. — Когда он уходил из дома, при нем ничего не было? Может, портфель, или папка, или еще что-нибудь? — Если что-то и было, нам об этом ничего не известно. Его жена в это время смотрела телевизор, так что не видела, как он уходил. Мы очень подробно ее опросили. И дом тоже осмотрели сверху донизу. Безрезультатно. Портфель он оставил у себя в кабинете в участке, не стал брать его домой. Зацепиться не за что. Честно говоря, ты был самым перспективным кандидатом на роль подозреваемого, но у тебя алиби. И тут я вынужден вернуться к своему вопросу. Могли какие-то твои действия иметь отношение к смерти Паундза? Босх не смог заставить себя рассказать Ирвингу о том, что, по его мнению, случилось с Паундзом. Это было даже не то что мнение, он просто это знал, знал где-то в глубине своей души. Но остановило его не чувство вины, нет. Это было желание выполнить свою миссию самостоятельно. Месть, понял он вдруг, дело сугубо индивидуальное, личная миссия, о которой ни в коем случае нельзя говорить вслух. — Я не знаю, что вам ответить, — сказал он. — Я ничего Паундзу о своем расследовании не рассказывал. Но он спал и видел, как бы выжить меня из отдела. Да, о покойниках плохо не говорят, но он был сволочью и хотел от меня избавиться, и вы прекрасно это знаете. Так что он готов был носом землю рыть, лишь бы накопать на меня хоть что-нибудь. Я появлялся тут на прошлой неделе пару раз, и кое-кто из ребят меня видел. Могло и до него дойти. Не исключаю, что он мог случайно на что-то наткнуться. Следователь из него был никудышный, так что он мог допустить промах. Не знаю. Ирвинг посмотрел на него мертвым взглядом. Он явно пытался понять, что из этого вранье, а что правда. Босх заговорил первым: — Он сказал, что ему нужно встретиться с одним важным человеком. — Да. — Послушайте, шеф, я не в курсе, что Маккитрик рассказал вам о нашем с ним разговоре, но вы же знаете, что в деле моей матери… фигурировали, скажем так, некоторые влиятельные лица, с которыми она общалась. Вы имели некоторое отношение к этому делу. — Да, имел, но после того, как нашел ее, непосредственно в расследовании участия не принимал. — Маккитрик что-нибудь рассказывал вам про Арно Конклина? — Сегодня нет. Тогда да. Помню, однажды я поинтересовался у него, как продвигается дело, а он сказал, что об этом лучше спросить у Арно. Сказал, что Арно вставляет им палки в колеса, чтобы кого-то выгородить. — Ну так вот, Арно Конклин был когда-то влиятельным человеком. — Да, был, но это когда было? Даже если он еще жив, то сейчас глубокий старик. — Он жив, шеф. И не забывайте одну простую вещь: влиятельные люди окружают себя другими влиятельными людьми. Они никогда не существуют в вакууме. Может, Конклин теперь и старик, но кто-то из его тогдашних знакомых мог еще не успеть состариться. — На что ты намекаешь, Босх? — Я намекаю на то, чтобы вы оставили меня в покое. Я должен это сделать. Я — единственный, кто может довести дело до конца. И скажите Брикману и всем остальным, чтобы держались от меня подальше. Ирвинг долго смотрел на него, явно не очень понимая, как быть. Босх поднялся на ноги: — Я буду держать вас в курсе. — Мне кажется, ты что-то от меня утаиваешь. — Так будет лучше для нас обоих. Он уже вышел в коридор, но потом кое-что вспомнил и вернулся в конференц-зал. — Да, а как прикажете мне без машины возвращаться домой? Меня же сюда привезли вы. Ирвинг потянулся к телефону. Глава 35 Босх спустился на пятый этаж в отдел внутренних расследований и обнаружил, что в приемной никого нет. Он немного подождал Толивера, которому Ирвинг по телефону приказал отвезти Босха домой, но тот так и не появился. Босх решил, что в ОВР решили в очередной раз таким образом ему досадить. Ходить по кабинетам в поисках молодого детектива ему не хотелось, поэтому он просто выкрикнул его имя. За конторкой находилась дверь, которая была слегка приоткрыта, так что он был совершенно уверен, что Толивер должен был его слышать. Однако, когда дверь распахнулась, на пороге появился отнюдь не Толивер, а Брикман собственной персоной. Он долго смотрел на Босха тяжелым взглядом, ни слова не говоря. — Послушайте, Брикман, Толивер должен отвезти меня домой, — сказал Босх. — С вами лично я больше никаких дел иметь не желаю. — Да? Что ж, очень жаль. — Просто позовите Толивера. — Я бы советовал вам, Босх, быть со мной очень внимательным.