— Ага, всенепременно. Глаз с вас не буду спускать. — И все равно не заметите, как я нанесу вам удар. Босх рассеянно кивнул и бросил взгляд в сторону двери, откуда, по его представлениям, должен был появиться Толивер. Связываться с Брикманом ему не хотелось, а хотелось поскорее очутиться дома. Он уже стал было подумывать, не выйти ли ему на улицу, чтобы поймать такси, но в час пик поездка обошлась бы ему баксов в пятьдесят, а таких денег у него при себе не было. И потом, ему нравилась мысль о том, что домой его повезет не кто-нибудь, а сотрудник ОВР. — Эй, убийца! Босх перевел взгляд обратно на Брикмана. Эти шутки уже начинали изрядно ему надоедать. — Скажи, а каково это — трахать другого убийцу? Стоит того, наверное, раз ты ради этого аж во Флориду поперся. Босх попытался сохранить самообладание, но почувствовал, что лицо его выдает. Он внезапно понял, о ком говорит Брикман. — Что вы несете? Тот верно истолковал изумленное выражение Босха, и его лицо озарилось злорадной улыбкой. — О, что такое? Она даже не удосужилась тебе об этом сказать, да? — О чем сказать? Босху очень хотелось схватить Брикмана за шкирку и повозить мордой по столу, но он умудрился сохранить спокойствие — по крайней мере, внешнее. — Знаешь, что я тебе скажу? Я считаю, что от всей твоей истории разит за версту, и я докопаюсь до правды. И тогда твой Ирвинг ничем тебе не поможет. — Он сказал, что велел вам оставить меня в покое. Все подозрения с меня сняты. — Да в гробу я видел вас обоих. Когда я предъявлю ему доказательства, что твое алиби липовое, ему волей-неволей придется вышвырнуть тебя из управления. Из-за двери за конторкой вышел Толивер с ключами от машины в руке. Он молча остановился за спиной у Брикмана и уткнулся взглядом в пол. — Я первым же делом пробил ее по базе, — сообщил Брикман. — Она уголовница, Босх. Что, не знал, да? Она убийца, прямо как ты. Вы с ней нашли друг друга. Нечего сказать, сладкая парочка. Босху хотелось задать тысячу вопросов, но он понимал, что задавать их этому человеку нельзя. Он почувствовал, как в душе начинает разверзаться черная бездна. Как же так, Джаз, в отчаянии подумал он, понимая, что его чувство к ней дало трещину. Хотя она-то расставила для него все маячки, просто он не смог, не сумел верно их истолковать. И все равно он чувствовал себя так, как будто она его предала. Демонстративно проигнорировав Брикмана, Босх устремил взгляд на Толивера: — Эй, пацан, ты домой-то меня везти собираешься или как? Толивер молча вышел из-за конторки. — Ты уже попался на связи с преступницей, Босх, — сказал Брикман. — Но я на этом не успокоюсь. Босх подошел к двери и открыл ее. Устав УПЛА запрещал полицейским общаться с людьми с доказанным уголовным прошлым. Впрочем, Босха сейчас меньше всего волновало, удастся ли Брикману дать этому делу ход. Он вышел в коридор, и Толивер двинулся за ним. — Поцелуй ее за меня, киллер! — заорал им вслед Брикман, прежде чем дверь успела захлопнуться. Глава 36 Поначалу, сидя рядом с Джерри Толивером в машине по пути домой, Босх молчал. В голове у него ворочался вал самых разнообразных мыслей, и он решил попросту игнорировать молодого сотрудника ОВР. Толивер оставил включенной рацию, и время от времени выплескивавшаяся в эфир сухая полицейская скороговорка была единственным, что разбавляло тишину в салоне. Они попали в самый разгар вечернего часа пик и с черепашьей скоростью ползли по шоссе в направлении перевала Кауэнга. После того как его полчаса нещадно выворачивало в туалете, все внутренности у него ныли, и он сидел, обхватив руками живот, точно женщина, баюкающая младенца. Ему необходимо было успокоиться и привести мысли в порядок. Намеки Брикмана о темном прошлом Жасмин задевали его за живое и не давали покоя, но он понимал, что не это сейчас самое главное. Важнее было то, что случилось с Паундзом. Он попытался восстановить последовательность событий и пришел к очевидному заключению: явившись без приглашения на вечеринку в доме Миттела и подсунув ему вырезку из «Таймс», он тем самым спровоцировал цепную реакцию, которая в конечном счете привела к гибели Харви Паундза, именем которого он представился. Хотя тогда на вечеринке он назвал только имя, видимо, люди Миттела каким-то образом вышли на настоящего Паундза, а потом запытали до смерти. Наверное, главную роль в этом сыграли звонки Босха в транспортный департамент. Получив на благотворительном рауте вырезку с уличающей его статьей от человека, который представился Харви Паундзом, Миттел, по всей видимости, задействовал все свои связи, чтобы выяснить, кто это такой и что ему нужно. А связи у Миттела были повсюду — от Сакраменто до Вашингтона. Для него не должно было составить никакого труда узнать, что Харви Паундз из полиции. Немалое число законодателей в Сакраменто получили свои посты благодаря Миттелу. У него наверняка было достаточно знакомых в калифорнийской столице, чтобы выяснить, не пытался ли кто-нибудь наводить о нем справки. А если он это сделал, то, несомненно, узнал, что Харви Паундз, лейтенант УПЛА, проявлял интерес не только к нему самому, но еще к нескольким жизненно важным для него людям — Арно Конклину, Джонни Фоксу, Джейку Маккитрику и Клоду Эноу. Да, уголовное дело, к которому имели касательство все эти люди, было тридцатипятилетней давности, но именно Миттел тогда находился в центре заговора вокруг него, и попыток мнимого Паундза раздобыть о нем какие-то сведения могло, по мнению Босха, оказаться более чем достаточно, чтобы человек его положения забеспокоился и решил что-то предпринять. После общения с псевдо-Паундзом на благотворительном рауте Миттел, по всей видимости, пришел к выводу, что к нему подбирается какой-то мошенник, вымогатель. И нашел способ избавиться от этой проблемы. Точно так же как в свое время избавился от Джонни Фокса. Вот почему Паундза перед смертью пытали. Чтобы Миттел мог и дальше спать спокойно, ему необходимо было убедиться, что его секрет не ушел дальше Паундза, выяснить, кто еще мог знать то, что знал Паундз. Беда том, что Паундз сам ничего не знал. Он при всем желании не смог бы ничего рассказать. И его пытали до тех пор, пока у него не остановилось сердце. Оставался вопрос, что обо всем этом было известно Арно Конклину. Босх пока не вступал с ним в контакт. Был ли он в курсе того, что мнимый Паундз пытался подобраться к Миттелу? И если да, это он стоял за похищением настоящего Паундза? Или это была личная инициатива Миттела? И тут Босх заметил в своей теории небольшую шероховатость, с которой необходимо было разобраться. На благотворительном рауте Миттел видел его в лицо. Поскольку Паундза перед смертью долго пытали, а не убили сразу, следовательно Миттел при этом не присутствовал, иначе он сразу увидел бы, что его люди взяли не того человека. Возникал вопрос, поняли ли они, что на самом деле убили не того человека, а если поняли, то захотят ли исправить свою ошибку? Он попытался оценить, насколько правдоподобным выглядит предположение, что Миттел не присутствовал при убийстве Паундза, и пришел к выводу, что оно вполне укладывается в общую картину. Миттел не принадлежал к тому типу людей, которые стали бы делать грязную работу своими руками. Молодой человек с внешностью серфингиста, кстати говоря, тоже видел его тогда на вечеринке, и, следовательно, также не мог принимать непосредственного участия в убийстве. Значит, оставался только мужчина, которого Босх видел с улицы через французские двери. Тот самый широкоплечий громила с бычьей шеей, который у него на глазах передал вырезку Миттелу. Он тогда попытался догнать Босха на подъездной дорожке, но поскользнулся и упал. Босх понял, что не знает, насколько близок к тому, чтобы повторить судьбу Паундза. Он вытащил из кармана пачку сигарет и, сунув одну в рот, щелкнул зажигалкой. — Можно попросить вас не курить? — впервые за тридцать минут поездки подал голос Толивер. — Нельзя, — буркнул Босх. Закурив, он сунул зажигалку в карман и опустил стекло. — Ну что, теперь ты доволен? Выхлопные газы воняют в тысячу раз хуже сигаретного дыма. — В этой машине нельзя курить. Толивер постучал пальцем по магнитику, прикрепленному к приборной панели. Подобные безделушки получили распространение, когда городские власти приняли закон, запрещавший курение во всех административных зданиях и позволявший объявить половину полицейских машин зоной, свободной от курения. Магнит представлял собой сигарету в красном круге, наискосок перечеркнутую красной чертой. Подпись под ней гласила: «Спасибо, что не курите». Босх протянул руку, оторвал магнит от панели и вышвырнул в открытое окно. Пластиковый кругляшок рикошетом отскочил от асфальта и приклеился к дверце машины, ползшей в соседнем ряду. — Теперь можно. — Босх, вы просто ненормальный. Вы это знаете? — А ты напиши на меня кляузу. Приложишь ее к рапорту о моей связи с преступницей, над которым трудится твой босс. Мне плевать. Они некоторое время помолчали. — Он блефует, Босх. Я думал, вы это понимаете. — В каком смысле? Такой поворот событий удивил Босха. — Он просто блефует, и ничего более. Он все еще зол на вас за то, как вы его приложили тогда в конференц-зале. Но он знает, что ничего у него не выгорит. Там давнее дело. Непредумышленное убийство на фоне домашнего насилия. Дали пять лет условно. Скажете, что ничего не знали, да и все. Вам ничего за это не будет. Босх почти воочию мог представить себе, как это было. Она сама практически все ему выложила во время того их ночного разговора. Она не ушла вовремя от человека, от которого следовало уйти. Так она тогда сказала. Ему вспомнились картины, которые он видел у нее в студии. Серый портрет с красными, как кровь, всполохами. Он усилием воли заставил себя перестать об этом думать. — Толивер, зачем ты мне все это рассказываешь? Что заставило тебя пойти против своих? — Потому что они мне не свои. Потому что я хочу знать, что вы имели в виду, когда сказали мне то, что сказали тогда в коридоре. Босх даже не помнил, что бросил тогда в сердцах у фонтана. — Вы сказали, что у меня есть еще шанс. Шанс на что? — Шанс выбраться, — сказал Босх, припоминая собственные слова. — Ты еще совсем молодой пацан. Мой тебе добрый совет: уходи из ОВР, пока не поздно. Это как болото, которое постепенно засасывает. Просидишь там слишком долго — не выберешься уже потом никогда. Ты же не хочешь всю жизнь сажать полицейских за то, что они толкают проституткам грошовые пакетики с дурью? — Я просто хотел работать в Паркер-центре и не хотел ради этого сначала десять лет патрулировать улицы, как все остальные. Для белого парня это самый быстрый и надежный способ туда попасть. — Говорю тебе, оно того не стоит. Все, кто задерживаются в ОВР больше чем на два-три года, остаются там пожизненно, потому что они никому не нужны. Никто им не верит. Они как прокаженные. Подумай об этом. Свет клином на Паркер-центре не сошелся. Пока Толивер пытался найти какие-то слова в свою защиту, прошло некоторое время. — Но кто-то же должен следить за тем, чтобы полицейские тоже соблюдали закон. Мало кто это понимает. — Ну да. Вот только почему-то никто не следит за тем, чтобы полицейские, которые следят за тем, чтобы другие полицейские соблюдали закон, сами соблюдали закон. Подумай об этом. Их разговор прервала пронзительная трель, в которой Босх узнал звонок собственного телефона. Она доносилась с заднего сиденья, где были свалены вещи, которые изъяли у него из дома во время обыска. Ирвинг распорядился все ему вернуть. Среди них был портфель, в котором лежал его телефон. Босх протянул руку и достал его оттуда. — Босх. Слушаю. — Босх, это Рассел. — Послушай, Киша, мне пока нечего тебе рассказать. Я все еще работаю над этим делом. — Нет, это мне нужно кое-что тебе рассказать. Ты сейчас где? — В пробке стою. На сто первом, перед съездом к моему дому.