— Никаких комментариев для печати не будет. — А не для печати? — А не для печати, на условиях анонимности и строго между нами, ты, Киша, та еще штучка. И статья твоя — полная лажа. От первого до последнего слова. Если в ней все изложено в таком ключе, как ты мне только что обрисовала, тебе в следующем же номере придется давать опровержение. И в нем будет говориться, что меня вообще ни в чем не подозревают. А ты после этого вынуждена будешь искать применение своему писательскому таланту в каком-нибудь другом жанре. — Это еще почему? — спросила она заносчиво. — А потому, что это утка, которую пустили эти товарищи из ОВР. И когда завтра с твоим творчеством ознакомятся в управлении, все поймут, что ты на нее купилась, и никто больше не будет тебе доверять. Тебя будут считать ширмой для ребят вроде Брикмана. Никто из серьезных людей, на которых можно рассчитывать в качестве надежных источников информации, не захочет иметь с тобой дело. И я тоже. После этого тебе останется разве что освещать заседания полицейского начальства да переписывать пресс-релизы. А, ну и каждый раз, когда Брикману нужно будет подставить кого-нибудь еще, он будет набирать твой номер и звонить тебе. В трубке повисло молчание. Босх посмотрел на небо и увидел, что оно уже потихоньку начинает розоветь. Потом бросил взгляд на часы. До шести вечера оставалась одна минута. — Киша, ты меня слушаешь? — Босх, мне страшно тебя слушать. — Ну еще бы. У тебя осталась примерно минута на то, чтобы принять важное решение. — Один вопрос. Действительно ли ты две недели назад набросился на Паундза и выкинул его в окно? — Это для печати или нет? — Не важно. Мне нужно получить от тебя ответ. Только быстро! — Если не для печати, то все более-менее так и было. — Ну, тогда есть все основания считать тебя подозреваемым в его смерти. Я не вижу, как… — Киша, меня три дня не было в городе. Я вернулся только сегодня. Брикман привез меня в управление и даже часа со мной не разговаривал. Мое алиби проверили и меня отпустили. Подозрения с меня сняты. Я говорю с тобой из моего дома. Слышишь грохот? У меня тут ремонтники. По-твоему, главного подозреваемого отпустили бы домой на ночь? — Как я могу подтвердить твои слова? — Сегодня? Никак. Придется тебе выбирать, кому верить — Брикману или мне. Завтра можешь позвонить Ирвингу, и он все подтвердит — если, конечно, захочет с тобой разговаривать. — Черт! Босх, это просто невозможно. Если я сейчас явлюсь к редактору и скажу ему, что статью, которую мы три часа назад утвердили на первую полосу, давать нельзя… мне придется искать себе другую работу. — Киша, в мире полно других новостей. Найдут они, что поставить на первую полосу. В любом случае в долгосрочном периоде это окупится. Я шепну про тебя ребятам в управлении. Она некоторое время молчала, пытаясь принять решение. — Все, не могу больше разговаривать. Мне нужно срочно бежать разыскивать редактора. Пока, Босх. Надеюсь, когда мы с тобой будем разговаривать в следующий раз, я не буду безработной. И прежде чем он успел попрощаться, она отключилась. Босх дошел до машины и подогнал ее к дому. Гауди закончил прикручивать скобы, и теперь на обеих дверях красовались замки. Инспектор, облокотившись на капот своей машины, что-то писал. Босх решил, что он специально задержался, чтобы удостовериться, что Босх уехал. Он принялся грузить свои пожитки в «мустанг». Ехать ему было некуда. Он усилием воли выбросил из головы мысли о том, что теперь он бездомный, и начал думать о Кише Рассел. Интересно, успела она отозвать материал из печати в последний момент? Возможно, статья уже зажила своей жизнью. Как чудовище из редакционного компьютера. А она, его создательница, практически доктор Франкенштейн, невластна была остановить свое детище. Загрузив вещи в «мустанг», он отсалютовал Гауди, сел за руль и поехал вниз по холму. Выехав на Кауэнгу, он некоторое время не мог принять решение, в какую сторону свернуть, потому что так и не придумал, куда податься. Справа был Голливуд. Слева — Вэлли. Потом он вспомнил про «Марк Твен», старый отельчик всего в нескольких кварталах от полицейского участка в Уилкоксе, в Голливуде. Там было сравнительно тихо и чисто — куда тише и чище, чем на прилегающих к нему улицах. Босх знал это, поскольку ему несколько раз приходилось селить там свидетелей. А еще он знал, что там имеется пара двухкомнатных номеров со всеми удобствами. Он решил, что снимет один такой, и свернул направо. И практически тут же телефон у него снова зазвонил. Это была Киша Рассел. — Босх, ты передо мной в большом долгу. Статьи не будет. Он испытал облегчение, смешанное с раздражением. Киша мыслила примерно так же, как и все репортеры. — Да нет, — возразил он. — Это ты передо мной в большом долгу. Я спас твою шкуру. — Ладно, это мы еще посмотрим, кто у кого в долгу. Завтра я провентилирую этот вопрос. И если все окажется так, как ты сказал, я пожалуюсь на Брикмана Ирвингу. Я его сдам. — Ты только что это сделала. Киша нервно засмеялась. До нее дошло: она сейчас подтвердила, что ее источником был Брикман. — Ну, что сказал твой редактор? — Он считает меня идиоткой. Но я сказала ему, что в мире полно других новостей. — Неплохая фраза. — Угу, я сохраню ее у себя на компьютере. Ладно, что у тебя интересного? И кстати, что там с теми вырезками, которые я для тебя раздобыла? — Пока ничего определенного. — Ясненько. Не знаю, почему я до сих пор продолжаю тебе помогать, Босх, но тем не менее. Помнишь, ты спрашивал про Монти Кима? Парня, который написал первую заметку, которую я для тебя нашла. — Угу. Монти Ким. — Так вот, я поспрашивала народ, и один из наших старых сотрудников сказал мне, что он еще жив. Оказывается, после того как он уволился из «Таймс», он еще некоторое время работал в прокуратуре. Не знаю, чем он занимается сейчас, но у меня есть его адрес и телефон. Он живет в Вэлли. — Можешь дать их мне? — Наверное. Они, вообще-то, есть в телефонной книге. — Черт! Мне даже и в голову не пришло посмотреть. — Может, ты и неплохой детектив, Босх, но приличного репортера из тебя не вышло бы. Она продиктовала ему телефон и адрес, сказала, что как-нибудь позвонит еще, и отключилась. Босх бросил телефон на пассажирское сиденье и поехал в Голливуд, обдумывая только что полученную информацию. Монти Ким работал в прокуратуре. И Босх, кажется, догадывался, под чьим началом. Глава 37 Портье за стойкой отеля «Марк Твен», похоже, не узнал Босха, хотя тот был совершенно уверен, что, когда снимал здесь номера для свидетелей, имел дело именно с ним. Высокий, худой и сутулый, он производил впечатление человека, на чьих плечах лежат все тяготы мира. Выглядел он так, как будто сидел за этой стойкой со времен президента Эйзенхауэра. — Вы меня не помните? Я из одной конторы тут с вами по соседству. — Да, помню. Я не стал ничего говорить, подумал, вдруг вы работаете под прикрытием. — Нет, все совершенно открыто. Я хотел узнать, свободен ли у вас сейчас какой-нибудь из больших номеров в дальнем конце. Мне нужен с телефоном. — Хотите снять? — Да, потому и спрашиваю. — И кто будет там жить на этот раз? Те ваши ребята, что проходили по делу по групповому изнасилованию, знаете, что в прошлый раз устроили? Они… — Нет, никаких насильников. Жить буду я один. Я для себя снимаю. — Вы хотите снять номер? — Именно так. Обещаю на стенах не рисовать! Сколько? То, что Босх собирался поселиться в гостинице сам, похоже, совершенно ошарашило портье. Наконец опомнившись, он сообщил, что вариантов оплаты у Босха три: тридцать долларов за день, двести за неделю либо пятьсот за месяц. Деньги вперед. Босх заплатил за неделю проживания кредиткой, понадеявшись про себя, что платеж пройдет. — А сколько будет стоить место на парковке перед гостиницей? — Там парковка не предусмотрена. — Я хочу, чтобы моя машина была на виду. Боюсь, как бы иначе ваши постояльцы ее не обнесли. Босх вытащил из кармана деньги и протянул портье пятьдесят долларов. — Если кто-нибудь из охраны парковки будет возмущаться, скажите им, что все в порядке. — Угу. — Вы здешний управляющий? — И владелец по совместительству. Уже двадцать семь лет как. — Прошу прощения. Босх отправился к машине за вещами. На то, чтобы перенести все его имущество в двести четырнадцатый номер, понадобились три ходки. Номер располагался в глубине отеля, и оба его окна выходили на отделенный узкой улочкой задний двор одноэтажного здания, в котором размещались два бара, а также магазин товаров для взрослых. Босх, впрочем, отдавал себе отчет в том, что это за место. Отель был не из тех, где постояльцев ждут в шкафу махровые халаты, а на подушках перед сном карамельки. На самом деле, он не так уж далеко ушел от меблированных комнат, где деньги за проживание передают портье через прорезь в пуленепробиваемом стекле.