Босх пожал плечами: мол, кто знает, да и какая разница? — Если она вам грозит, мы можем вас защитить. Но если вы нам не поможете, мы не сможем помочь вам. Вы же понимаете, как это работает. — Боже мой! Я так и знал! А что это за второе дело, которым он занимался? — Дело одной из девушек Джонни, которую убили за год до него. Ее звали Марджори Лоуи. Ким покачал головой. Это имя было ему незнакомо. Он провел ладонью по лысине, утирая пот. Босх понял, что достаточно обработал толстяка, чтобы тот начал отвечать. — Так что с Фоксом? — спросил он. — Я не могу сидеть тут всю ночь. — Послушайте, я ничего не знаю. Я просто оказал одну услугу в обмен на другую. — Расскажите мне об этом. Ким долго собирался с духом, прежде чем заговорить. — Вам имя Джек Руби о чем-нибудь говорит? — Это который из Далласа? — Угу. Тот самый, который убил Ли Харви Освальда. Так вот, Джонни Фокс был лос-анджелесским Джеком Руби. Та же эпоха, тот же типаж. Фокс был сутенером, картежником, знал, кого из полицейских можно подмазать, и при необходимости подмазывал. Это позволяло ему гулять на свободе. Он был таким классическим «голливудским мерзавцем». Когда стало известно о его гибели, я вовсе не собирался о нем писать. Он был отбросом общества, а мы об отбросах не писали. А потом мой источник в полиции шепнул мне, что Джонни состоял на жалованье у Конклина. — А вот об этом уже вполне можно было и написать. — Вот именно. Ну и, в общем, тогда я позвонил Миттелу, который руководил избирательной кампанией Конклина, и поинтересовался у него, как так. Мне нужно было посмотреть на его реакцию. Не знаю, что вам известно о тех временах, но у Конклина была кристально чистая репутация. Он не щадя себя борется с пороками, а тут вдруг выясняется, что у него на жалованье состоит тип, на котором просто клейма ставить негде. Материал вышел бы первоклассный. Хотя официально Фокс, кажется, к ответственности не привлекался, закрытые досье с описанием его художеств в полиции имелись, и у меня был к ним доступ. Эта история произвела бы эффект разорвавшейся бомбы, и Миттел прекрасно это понимал. Дойдя до самого интересного, Ким остановился. Чтобы побудить его говорить дальше, необходим был какой-то толчок. — Миттел знал об этом, — сказал Босх. — И он предложил вам сделку. Вы подчищаете эту историю, а он за это пристраивает вас пресс-секретарем к Конклину. — Не совсем так. — А как тогда? В чем именно заключалась сделка? — Я более чем уверен, что все сроки давности уже прошли… — Об этом можете не беспокоиться. Расскажите мне, в чем заключалась сделка, и кроме нас с вами и вашего пуделя, об этом никто больше никогда не узнает. Ким сделал глубокий вдох и продолжил: — Кампания шла полным ходом, так что пресс-секретарь у Конклина уже был. Миттел предложил мне должность заместителя пресс-секретаря после выборов. Работать нужно было в суде в Ван-Найсе, решать все вопросы в Вэлли. — Это в том случае, если бы Конклин победил. — Да, но это считалось делом решенным. Если только не всплыла бы эта история с Фоксом. Но я уперся. Сказал Миттелу, что или становлюсь после избрания Конклина пресс-секретарем, или на меня они могут не рассчитывать. Потом он мне перезвонил и сказал, что согласен. — После того, как переговорил с Конклином. — Видимо. В общем, я написал статью, в которой о темном прошлом Фокса не было ни слова. — Я ее читал. — Ну и все. Я получил эту работу. Больше мы об этом эпизоде никогда не говорили. Босх испытующе посмотрел на Кима. Он был слизняком. А ведь работа репортера требовала призвания, точно так же как и работа полицейского. Вступая на этот путь, ты давал себе клятву. Ким, по всей видимости, не видел никакой проблемы в том, чтобы ее нарушить. Босх просто не мог представить себе, чтобы, к примеру, Киша Рассел в подобных обстоятельствах поступила таким образом. Постаравшись скрыть свое отвращение, он продолжил: — А сейчас, пожалуйста, напрягите свою память. Это очень важно. Когда вы в первый раз позвонили Миттелу и рассказали ему о прошлом Фокса, у вас не сложилось впечатления, что он и без вас все знал? — Да, он был в курсе. Неизвестно, получил ли он эту информацию от полицейских уже после убийства или знал все с самого начала. Но он знал, что Фокс мертв, и знал, кем он был. Мне показалось, что он слегка удивился, что и мне тоже об этом известно, и сделал все, чтобы подробности не попали в прессу… Это был первый и единственный раз, когда я поступил подобным образом. И до сих пор очень об этом жалею. Ким опустил глаза на пуделя, потом перевел взгляд на бежевый коврик, и Босх понял, что для него этот коврик стал чем-то вроде экрана, на котором он отчетливо увидел, как резко и бесповоротно изменилась его жизнь в тот миг, когда он согласился на сделку. Это она привела его оттуда, где он находился когда-то, туда, где он оказался в итоге. — В вашей заметке не были упомянуты имена никаких полицейских, — сказал Босх. — Вы не помните, кто вел это дело? — Нет, не помню. Столько лет прошло. Кажется, это были два человека из голливудского убойного. Тогда они занимались всеми несчастными случаями со смертельным исходом. Сейчас для этого есть специальное подразделение. — Клод Эноу? — Эноу? Я его помню. Может, и он. Кажется, я что-то такое припоминаю… Да, это был он. Теперь я вспомнил. Он занимался этим делом в одиночку. Его напарник то ли перевелся куда-то в другое место, то ли вышел на пенсию, и он, пока ждал, когда ему дадут нового, работал один. Поэтому ему поручали все ДТП, в которых кто-то погиб. Там обычно и расследовать-то было особенно нечего. — Как вы все это помните? Ким поджал губы и ответил, мучительно обдумывая каждое слово: — Наверное… Ну, в общем, я уже сказал, я потом всю жизнь жалел о том, что сделал это. Так что я очень часто об этом думаю. Потому и помню. Босх кивнул. Обо всем, что хотел, он уже спросил, и теперь обдумывал полученные от Кима сведения, пытаясь соотнести их с той информацией, которой располагал сам. Эноу вел оба дела, Марджори Лоуи и Джонни Фокса, а потом вышел на пенсию, предварительно организовав совместно с Конклином и Миттелом подставную фирму, которая на протяжении двадцати пяти лет занималась исключительно тем, что раз в месяц отправляла на его банковский счет тысячу долларов. Ким по сравнению с Эноу получил от сделки гораздо меньше. Босх уже собирался подняться, как в голову ему пришла одна мысль. — Вы сказали, что Миттел потом никогда больше не упоминал ни о вашей с ним сделке, ни о Фоксе. — Совершенно верно. — А Конклин? — Нет, он тоже никогда ничего не говорил. — Какие у вас с ним были отношения? Он не вел себя с вами как с вымогателем? — Нет, потому что я не был вымогателем, — возразил Ким, но негодование, прозвучавшее в его голосе, казалось неубедительным. — Я делал для него работу, и делал ее на совесть. Он всегда очень хорошо ко мне относился. — Конклин был упомянут в вашей заметке про Фокса. У меня ее сейчас при себе нет, но там он заявлял, что никогда не знал Фокса лично. — Да, это было вранье. Я это выдумал. — В каком смысле? — Босх был озадачен. — Вы выдумали, что они не были знакомы? — На тот случай, если бы они вдруг решили нарушить условия сделки. Я вставил в заметку слова Конклина о том, что он якобы не был знаком с Фоксом, потому что у меня были доказательства, что это не так. И им это было известно. Если бы они после выборов решили дать задний ход, я выкопал бы эту историю и продемонстрировал общественности, что Конклин врал, говоря о том, что не знал Фокса, хотя на самом деле знал. В таком случае я мог бы пойти дальше и заявить, что он знал и о криминальном прошлом Фокса, когда принимал его на работу. Это, конечно, ничего особенно не изменило бы, поскольку Конклин был бы уже избран, но определенный ущерб его репутации нанесло. Словом, с моей стороны это была попытка подстраховаться. Понимаете? Босх кивнул. — Что это были за доказательства того, что Конклин знал Фокса? — У меня были фотографии. — Что за фотографии? — Их сделал штатный фотограф «Таймс» на балу по случаю Дня святого Патрика в здании Голливудской масонской ложи за пару лет до выборов. Для раздела светской хроники. Фокс с Конклином были сняты вдвоем, за столом. Эти кадры пошли в отвалы, но однажды я… — В каком смысле — пошли в отвалы? — Так никогда и не были опубликованы. Но я имел обыкновение проглядывать снимки для раздела светской хроники прямо в лаборатории, чтобы иметь представление о том, кто заправляет делами в городе, с кем общаются эти люди и так далее. Это была полезная информация. Однажды мне на глаза попались эти фотографии. На них Конклин был снят в обществе какого-то человека, чье лицо показалось мне знакомым, но я не мог понять, где я его видел. Видимо, это потому, что он оказался вне привычного контекста. Я не ожидал увидеть Фокса на балу и потому не узнал его. А потом, когда Фокса убили и мне сказали, что он работал на Конклина, я вспомнил те фотографии и сообразил, кто был тот второй человек. Фокс. Я пошел в архивы, нашел те снимки и забрал их. — Значит, они на этом балу просто сидели рядом за столом? — На фотографиях? Да. И улыбались друг другу. Было понятно, что они знакомы. Их явно снимали без их ведома, они не позировали. Собственно, поэтому эти фотографии и не стали печатать. Для раздела светской хроники они не годились. — На фотографиях были только они одни? — Нет, там была еще пара каких-то женщин. — Несите сюда эти фотографии. — Ой, у меня их давно нет. Я выкинул их, когда пришел к выводу, что они мне больше не пригодятся. — Ким, только не надо вешать мне лапшу на уши, ладно? Вы не могли прийти к такому выводу. Не исключено, что эти фотографии — единственная причина, по которой вы до сих пор живы. А теперь несите сюда ваши фотографии, а не то я сейчас отвезу вас в участок, а потом вернусь сюда с ордером и перетряхну тут все сверху донизу. — Ладно, ладно! Боже мой! Ждите здесь. У меня где-то одна осталась. Он встал с кресла и пошел по лестнице на второй этаж. Босх посмотрел на пуделя. На нем был красный свитер, очень похожий на кардиган его хозяина. Наверху скрипнула дверца шкафа, потом раздался какой-то грохот. По всей видимости, Ким, доставая с полки коробку, уронил ее на пол. В следующий миг на лестнице послышались тяжелые шаги. Он подошел к дивану и протянул Босху пожелтевшую по краям черно-белую фотографию. — Еще одну я храню в сейфе, в депозитарии, — сказал Ким. — Она получилась более четкой. Но и на этой видно, что рядом с Конклином сидит Фокс. Босх ничего не сказал. Он внимательно разглядывал снимок. Фотографировали со вспышкой, из-за чего лица людей оказались пересвечены и получились белыми, как снег. Конклин сидел за столом напротив человека, который, судя по всему, и был Фоксом. Перед ним на столе стояло с полдюжины пустых стаканов. Конклин улыбался, глаза его были полузакрыты — видимо, по этой причине фотографию и не стали публиковать, — а Фокс, слегка повернув голову, смотрел в противоположную сторону от камеры. Черт его лица было толком не разобрать. Чтобы его узнать, надо было быть с ним знакомым. Ни тот ни другой, похоже, даже не подозревал, что их фотографируют. Наверняка вспышки в тот вечер сверкали в зале повсюду. Но куда больше, чем эта парочка, Босха заинтересовали присутствующие на снимке две женщины. Рядом с Фоксом, склонившись над ним и что-то нашептывая ему на ухо, стояла женщина в обтягивающем темном платье. Босх узнал в ней Мередит Роман. А напротив, по правую руку от Конклина, практически незаметная рядом с ним, сидела Марджори Лоуи. Даже сам Босх с трудом тут ее узнал. Конклин курил. Его рука с сигаретой закрывала половину лица Марджори. Казалось, она подглядывает за камерой из-за его локтя. Босх перевернул снимок. На обратной стороне обнаружился штамп с логотипом «Таймс» и подписью «Фото Бориса Лугавере». Датирован снимок был 17 марта 1961 года. Это было за семь месяцев до того, как его мать убили.