— И это ваша история? Вы что же, думаете, что я… — После того как она ушла, я сделал один телефонный звонок. Но этого оказалось достаточно. Я позвонил своему лучшему другу, чтобы поделиться с ним своей радостью и попросить его быть нашим свидетелем. Я хотел, чтобы он поехал с нами в Лас-Вегас. И знаете, что он сказал? Он категорически отказался. Сказал, что, если я женюсь на этой… на этой женщине, на моей карьере можно будет поставить крест. Заявил, что не позволит мне этого сделать. Что у него на меня грандиозные планы. — Это был Гордон Миттел! Конклин печально кивнул. — То есть вы хотите сказать, что это Миттел ее убил? А вы об этом даже не подозревали? — Я об этом даже не подозревал. Он опустил взгляд на свои костлявые руки и сжал их в крохотные кулачки. Они выглядели совершенно бессильными. Босх лишь молча смотрел на него. — Я осознал это только много лет спустя. Для меня даже помыслить было невозможно, что это сделал он. И потом, разумеется, я не могу не признаться, что думал о себе. Я был трусом и заботился только о том, как бы выпутаться из всей этой истории. Босх уже совершенно перестал понимать, что он говорит. Впрочем, похоже, слова Конклина были обращены не к нему. На самом деле старик разговаривал сам с собой. Внезапно, словно очнувшись от забытья, он вскинул глаза на Босха: — А знаете, я был уверен, что когда-нибудь вы придете ко мне. — Почему? — Потому что я знал, что вы захотите узнать правду. Пусть даже никого больше она не будет волновать. Но я был уверен, что вы захотите ее узнать. Иначе просто и быть не могло. Ведь вы же ее сын. — Расскажите мне о событиях той ночи. Во всех подробностях. — Тогда дайте мне воды. У меня горло пересохло. Там на комоде стоит стакан. В коридоре есть питьевой фонтанчик. Только не лейте слишком долго. Тогда она становится слишком холодной, и у меня начинает сводить зубы. Босх посмотрел на стакан на комоде, потом снова на Конклина. Ему вдруг стало страшно, что, стоит ему хотя бы на минуту выйти из комнаты, как старик умрет и унесет с собой в могилу свою историю. И тогда Босх никогда ее не услышит. — Идите. Мне ничего не сделается. Сбежать я точно никуда не смогу. Босх бросил взгляд на кнопку вызова медсестры. И снова Конклин прочитал его мысли. — Я куда ближе к аду, чем к раю, за то, что сделал. За то, что столько лет молчал. Мне нужно рассказать вам эту историю. И лучше уж я исповедуюсь вам, чем какому-нибудь священнику. Выйдя в коридор со стаканом, Босх заметил промелькнувшего в конце коридора человека. Тот свернул за угол и исчез из виду. Босху показалось, что на нем был костюм, но это был точно не охранник. Он нашел фонтанчик и, набрав воды, вернулся в комнату. Конклин слабо улыбнулся и поблагодарил его, прежде чем начать пить. Потом Босх взял у него стакан и поставил на тумбочку. — Ладно, — произнес он. — Вы сказали, что в ту ночь она ушла и больше вы ее не видели. Как вы узнали о том, что произошло? — К утру я начал беспокоиться, что с ней что-то случилось. Тогда я позвонил в прокуратуру и запросил сводку по ночным происшествиям. Помимо всего прочего, мне сообщили, что в Голливуде произошло убийство. И назвали имя жертвы. Это оказалась она. Это был самый кошмарный день в моей жизни. — Что было потом? Конклин потер лоб ладонью и продолжил: — Я узнал, что ее обнаружили уже утром. Она… я был в шоке. Не мог поверить в то, что такое могло случиться. Миттел по моей просьбе навел справки, но нам не удалось узнать ничего существенного. Потом мне позвонил человек, который… который познакомил меня с Марджори. — Джонни Фокс. — Да. Он позвонил и сказал, что, по слухам, его разыскивает полиция. И что он невиновен. Он стал мне угрожать. Пообещал рассказать полицейским, что в ту ночь я был с ней, если я не помогу ему. Это был бы конец моей карьеры. — И вы помогли ему. — Я поручил это Гордону. Он проверил слова Фокса и подтвердил его алиби. Я уже не помню, каким образом, но оно было подтверждено. Кажется, он играл то ли в карты, то ли еще во что-то в каком-то притоне, где было множество свидетелей. Когда я убедился, что Фокс непричастен к убийству Марджори, я позвонил детективам, которым поручили вести дело, и договорился о допросе. Чтобы защитить Фокса, а тем самым и меня, мы с Гордоном сочинили целую историю, что Фокс якобы выступал ключевым свидетелем по одному особо важному делу. Наш план сработал. Детективы переключились на другую версию. В какой-то момент я разговаривал с одним из них, и он обронил, что, по его мнению, Марджори стала жертвой сексуального маньяка. В то время подобные преступления были достаточной редкостью. Детектив сказал, что перспективы раскрытия у этого дела не очень хорошие. Но мне даже в голову не могло прийти заподозрить… Гордона. Я и помыслить не мог, что он способен на такое зверство по отношению к невинному человеку. Все это время преступник находился у меня перед носом, а я не желал этого видеть. Я был глупцом. Жалкой марионеткой. — Вы говорите, что это были не вы и не Фокс. Вы утверждаете, что это Миттел убил ее, чтобы устранить угрозу вашей политической карьере. Но вам он ничего не говорил. Это была целиком и полностью его идея. Он пошел и сделал это. — Да, я это утверждаю. Когда в ту ночь я позвонил ему, я сказал, что она значит для меня больше, чем все его планы и все мои планы, вместе взятые. Он сказал, что это будет означать конец моей карьеры, и я согласился. Я согласился, потому что хотел начать вместе с ней с чистого листа. Думаю, это были самые счастливые минуты в моей жизни. Я был влюблен, и я принял решение. Он тихонько стукнул бессильным кулаком по одеялу. — Я сказал Миттелу, что мне наплевать на карьеру. Что мы с Марджори собираемся уехать. Я, правда, и сам не знал куда. Может, в Ла-Холью, может, в Сан-Диего. Мало ли на свете мест! Я не собирался сдаваться. Я был зол на него за то, что он не захотел разделить со мной мою радость. И этим я, сам того не подозревая, спровоцировал его и приблизил конец твоей матери. Теперь я это знаю. Босх пристально посмотрел на старика. Его боль казалась неподдельной. В запавших глазах плескался мрак. — А Миттел когда-нибудь говорил вам, что это он ее убил? — Нет, но я и так это знаю. Наверное, в глубине души это знание всегда было со мной, но несколько лет спустя он проговорился. Это подтвердило мои подсознательные подозрения. И положило конец нашим отношениям. — Что именно он сказал? Когда это было? — Много лет спустя. Я тогда готовился баллотироваться на должность генерального прокурора. Можете себе это представить? Я, лжец, трус и участник преступного сговора, намеревался стать главным вершителем правосудия в штате. Где-то за год до выборов Миттел пришел ко мне и без обиняков заявил, что мне срочно нужно жениться. Сказал, что обо мне ходят разные слухи, которые могут стоить мне голосов избирателей. Я ответил, что это нелепая идея и что я не собираюсь жениться только ради того, чтобы переубедить тупых ханжей из глубинки. И тогда он, выходя из моего кабинета, как бы между делом бросил одну фразу… Конклин прервался и протянул руку к стакану с водой. Босх помог ему, и старик медленно сделал несколько глотков. От него исходил тяжелый больничный запах, от которого внутри у Босха все переворачивалось. Он наводил на мысли о мертвецах и морге. Когда Конклин закончил пить, Босх взял у него стакан и поставил обратно на тумбочку. — Что это была за фраза? — Выходя из моего кабинета, он сказал — и я запомнил эту фразу дословно, — так вот, он сказал: «Иногда я жалею, что спас тебя тогда от скандала, который мог разразиться из-за той шлюхи. Если бы я этого не сделал, люди, по крайней мере, знали бы, что ты не голубой». Вот что он сказал. Босх внимательно посмотрел на него: — Возможно, это была просто фигура речи. Он мог всего лишь иметь в виду, что спас вас от скандала, связанного с вашим знакомством с ней, приложив все усилия к тому, чтобы ваше имя нигде не всплыло. Это еще не доказывает, что он ее убил или заказал ее убийство. Вы же были прокурором, вы понимаете, что этого мало, чтобы обвинить кого-то в убийстве. Нужны улики. А вы никогда не спрашивали его в лоб? — Нет. Никогда. Я слишком его боялся. Гордон успел стать влиятельным человеком. Куда более влиятельным, чем я. Так что я не стал ничего ему говорить. Я просто свернул кампанию и вышел из гонки. Прекратил всякую публичную деятельность и с тех пор с Гордоном Миттелом ни разу не разговаривал. Уже больше двадцати пяти лет. — Вы занялись частной практикой. — Да. Вел дела на благотворительной основе. Это было для меня чем-то вроде личной епитимьи за то, что я сделал. Хотелось бы мне сказать, что это помогло исцелить мои душевные раны, но это не так. Теперь я беспомощный старик, Иероним. Признайтесь: вы пришли сюда убить меня? Так не отказывайтесь от вашего намерения из-за моей речи, если вы полагаете, что я этого заслуживаю. Поначалу этот вопрос привел Босха в такой ступор, что он не смог ничего ответить. Потом покачал головой. — А Джонни Фокс? После той ночи он должен был крепко держать вас на крючке. — Да, это так. Он вообще был весьма изобретательный тип по части вымогательства. — Что с ним случилось? — Я вынужден был взять его на работу в свой избирательный штаб и согласился платить ему по пятьсот долларов в неделю практически ни за что. Понимаете, в какой фарс превратилась моя жизнь? Впрочем, он так и не успел получить никаких денег. Погиб под колесами автомобиля. — Думаете, это дело рук Миттела? — Не могу этого исключать, хотя, должен признать, он оказался весьма удобным козлом отпущения во всем, что касалось моих собственных прегрешений. — А вам тогда не показалось, что это ДТП пришлось подозрительно кстати? — Ну, задним умом мы все крепки. — Старик печально покачал головой. — Я тогда был просто в восторге, что все так удачно разрешилось само собой. Одной головной болью меньше. Не забывайте, в то время я даже не подозревал, что смерть Марджори имеет какое-то отношение ко мне. Я просто считал Фокса вымогателем, не упустившим возможности ко мне присосаться. Когда его тогда так удачно сбила машина, я обрадовался. Мы договорились с репортером, который писал о нем статью, что он не станет упоминать о его темном прошлом, и все было прекрасно… Хотя, разумеется, на самом деле не было. Никогда. Гордон при всей своей гениальности не предполагал, что я буду помнить Марджори вечно. И я до сих пор не могу ее забыть. — А в какой момент появился «Маккэг»? — Кто? — «Маккэг инк.»? Регулярные выплаты полицейскому. Клоду Эноу. Конклин некоторое время молчал, пытаясь сформулировать ответ. — Разумеется, я знал Клода Эноу. А что там с ним? Я ни разу ни цента ему не заплатил. — «Маккэг» зарегистрирована в Неваде. Записана она была на Эноу. А вы с Миттелом указаны в учредительных документах как руководители. Фирма была подставная. Через нее Эноу ежемесячно получал откуда-то по тысяче долларов. Видимо, от вас с Миттелом. — Нет! — со всей горячностью, на которую был способен, возразил Конклин. Со стороны звучало это так, как будто он поперхнулся. — Я ничего не знаю об этой фирме. Возможно, ее учредил Гордон, а все, что нужно, подписал вместо меня или даже просто подсунул мне на подпись. Я же был окружным прокурором, мне некогда было вникать во все, что он приносил мне на подпись. Когда он говорил, что нужно что-то подписать, я подписывал. Конклин произнес это, глядя Босху прямо в глаза, и Гарри ему поверил. Конклин сознался ему в куда худших прегрешениях. С чего бы он вдруг стал сейчас врать ему про Эноу? — Как Миттел отреагировал, когда вы свернули избирательную кампанию и сказали ему, что не будете участвовать в гонке дальше? — К тому времени он уже успел стать достаточно влиятельным человеком. В политическом смысле. Его юридическая фирма представляла интересы городской верхушки, а политическая деятельность ширилась и набирала обороты. И тем не менее основную ставку он тогда делал на меня. Планировалось, что сначала я займу должность генерального прокурора штата, а впоследствии стану губернатором. А может, он и на этом останавливаться не собирался, кто знает. Так что Гордон… в общем, он не обрадовался. Я отказался встречаться с ним, но мы поговорили по телефону. Он пытался меня переубедить, но не смог и тогда начал мне угрожать. — Чем? — Он сказал, что, если я когда-нибудь попытаюсь подорвать его репутацию, он позаботится о том, чтобы мне предъявили обвинение в убийстве Марджори. И у меня не возникло ни малейших сомнений в том, что он это сделает. — От лучшего друга до злейшего врага. Как вы вообще умудрились с ним связаться? — Наверное, он втерся ко мне в доверие, когда я потерял бдительность. Я не замечал его истинного лица, пока не стало слишком поздно… Наверное, я никогда в жизни не встречал другого такого человека, который готов был добиваться своей цели столь изощренными методами, как Гордон. Он был и остается опасным человеком. Мне очень жаль, что я познакомил его с вашей матерью. Босх кивнул. У него не осталось больше вопросов, и он не знал, что еще сказать. Конклин на некоторое время погрузился в глубокую задумчивость, потом снова заговорил: — Я думаю, молодой человек, что шанс встретить свою вторую половинку дается нам только раз в жизни. Так что, когда вы ее встретите, держитесь за нее обеими руками. Не важно, что она делала в прошлом. Все это не имеет никакого значения. Единственное, что важно, — это не упустить ее.