Элизабет Я просыпаюсь рано и быстро одеваюсь — мне не терпится приступить к делу. Я подхожу к номеру Сэма и стучу в дверь. До коридора, где я нахожусь, доносятся разные звуки — скрип кровати, шорох простыней и тяжелое шлепанье ног по полу. Дверь со скрипом приотворяется, и в проеме возникает Сэм — волосы растрепаны, из одежды только майка и широкие штаны. — Который час? — хриплым со сна голосом вопрошает он. — Начало девятого. Он морщится. — Я ранняя пташка, — чирикаю я, разглядывая его с откровенным бесстыдством. Вид помятого и мрачного со сна мужчины — это всегда так упоительно, и Сэм в этом смысле не исключение. — А мне казалось, девушки из высшего общества любят поваляться в постели. — Меня изгнали из высшего общества, позвольте вам напомнить. И вообще, я никогда не была лежебокой, — усмехаюсь я. — Вот уж не подумала бы, что вы любите поспать подольше. Сэм ерошит себе волосы. — Я не первую неделю занимаюсь этим делом и сильно недосыпаю. — Порок не дремлет? — В каком-то смысле. — Должно быть, тот, за кем вы охотитесь, очень опасен, раз вы не спите по ночам. — Так и есть. — Если он такой отъявленный злодей, как вы говорите, может, вам стоит отдохнуть? Вы точно хотите сегодня ехать со мной в лагерь? — Да. У меня есть несколько часов. Только дайте мне время одеться. — Тогда я прогуляюсь вдоль берега. Встретимся возле гостиницы через… — Я принимаю в расчет его внешний вид, мрачное выражение физиономии и поздний час прибытия. — …полчаса. — Отлично, — Сэм без лишних слов закрывает дверь. Я быстро спускаюсь по ступенькам и ослепляю улыбкой мужчину за стойкой, который вчера выдавал нам ключи от номера. — Шторм надвигается, — говорит он, когда я прохожу мимо. Вчера Сэм вскользь упоминал про шторм. Надеюсь, пока мы будем в дороге, сильно лить не будет. Как только я выхожу из гостиницы, на меня обрушивается рев океана, незнакомый ландшафт вызывает ощущение, точно я нахожусь где-то очень далеко. Невозможно представить себе место, столь непохожее на Манхэттен. Пляж узкий, вдоль тонкой полоски песка идут мангровые заросли. Остатки цивилизации — обломки досок, пустые стеклянные бутылки, разломанные ящики — валяются на песке и качаются вдоль берега в этом не особенно тронутом цивилизацией месте. Тем не менее, несмотря на странный маленький пляж, этот узенький островок не назовешь неприятным местом. Солнце яркое, воздух неподвижен, небо чистое. Он красив дикой, распутной красотой, которая вызывает во мне неистовую тягу к свободе. По песчаной дорожке в направлении пляжа идет девушка. В нескольких шагах от меня она останавливается. — А я уж было подумала, что я одна на этом краю света, — вместо приветствия говорю я. — Это не совсем край света, — отзывается она, подходя ближе. — Хотя людей здесь и впрямь не так много. Она говорит с акцентом, и вкупе с шикарным нарядом это наводит на мысль, что она не местная. Отделанное каймой платье, которое больше подходит для прогулок по Пятой авеню, роскошный бриллиант на безымянном пальце и изящные розовые туфли — я быстро понимаю, кто она такая. Она пахнет деньгами, и мгновение я упиваюсь этим запахом и вспоминаю, каков он на языке — устрицы и экзотические фрукты, чей сладковато-пряный вкус ласкает нёбо, шампанское и аромат парижских духов. Мне хочется дотронуться до ткани ее платья, просто чтобы ощутить что-то иное, отличное от дешевого, поношенного материала, которого касается моя кожа. — Вы ведь не отсюда, да? — спрашиваю я. — Нет, у меня здесь медовый месяц. — Мои поздравления. В ответ — ни улыбки молодой жены, опьяненной любовью, ни самодовольного выражения женщины, отхватившей завидный брачный трофей. Она вообще никак не реагирует, поэтому я сама заполняю паузу: — Я Элизабет. После позора, постигшего нашу семью, мои прежние подруги в буквальном смысле рванули в закат — лишь бы не замарать свою репутацию. И разве их можно осуждать? Доброе имя для девушки — это все, так мне, по крайней мере, говорили. Она улыбается, и в ее улыбке тоже сквозит одиночество. — Мирта. Приятно познакомиться. — Интересное у вас место для медового месяца, Мирта. — Мы поженились в Гаване и следуем в Нью-Йорк. Мы здесь на несколько дней — муж решил, что тут стоит остановиться. — Мир тесен. Я приехала из Нью-Йорка. А как зовут вашего мужа? Если он холостяк с приличным состоянием — или холостяк с неприлично большим состоянием и не столь приличной репутацией — значит, в свое время моя матушка взяла его на контроль. — Энтони Кордеро, — говорит она. Ее ответ повергает меня в шок. Более неуместного персонажа даже вообразить невозможно: ассоциации, возникающие при упоминании этого имени, тянут в грязь большого города, в места, о которых девушкам вроде меня полагается знать только из газет. Хотя Энтони Кордеро и ему подобным вряд ли есть доступ в те круги, в которых когда-то вращалась мама, его имя на слуху у большинства жителей Нью-Йорка. Не говоря уже о том, что для меня тот мир — больная тема. — Вы шутите? Она поднимает подбородок, ее карие глаза светятся вызовом. — Нет. Я знаю, что говорят люди. У нас на Кубе тоже ходят слухи. — И вас это не смущает? — Я еще не поняла. Ну и ну, не просто обычная, скучная барышня из высшего общества. — И что он за человек? — Я иду на поводу у любопытства. У нее розовеют щеки. Совсем не скучная. — Настолько хорош? — подначиваю я. Румянец становится гуще. — Значит, настолько, — усмехаюсь я. — Я видела его фотографии в газетах. Довольно эффектный. — А как вы сюда попали? Айламорада — это очень далеко от Нью-Йорка. — Она ловко меняет тему, чувствуется светская закалка. Она пытается уклониться от моих откровенно грубых замечаний. Я улыбаюсь. Она мне нравится. — Вы приехали сюда со спутником? — Она ищет взглядом кольцо на моем безымянном пальце. — С супругом? — Нет, сама по себе. — Вы приехали сюда совсем одна? — У нее отвисает челюсть. — А что тут такого? На ее лице отображается что-то похожее на зависть. Я улыбаюсь. Я знаю эту девушку. Когда-то я была такой же: избалованной, защищенной и зажатой правилами и ожиданиями высшего общества. Разумеется, я взбунтовалась, но ощущаемое в ней напряжение узнаю безошибочно. — Должно быть, здорово быть свободной, — говорит она. — Это верно. — И немного страшно. — Тоже верно, — соглашаюсь я, сама не понимая, почему с ней откровенничаю. — Я помолвлена с одним человеком. — Мои поздравления.