— Следовало догадаться, что здесь замешан Фрэнк, — натравливать лакеев на беззащитных женщин в его стиле. Снаружи доносится грохот, сопровождающийся пронзительным завыванием ветра, а следом раздается крик, когда Энтони всем телом бросается на грабителя. Рухнув на пол, они начинают кататься по комнате, так что не разобрать, кто где. Решение приходит быстро. Чем бы Энтони ни занимался в прошлом, но перевес явно не на его стороне — противник слишком крупный, и шансов в рукопашной у него нет. Нож поблескивает в свете лампы. Я поднимаю револьвер, который достала из ночного столика, и направляю на них. Прицелиться трудно, они все время двигаются, пытаясь схватить нож, все происходит слишком быстро, и я боюсь промахнуться. Грабитель больше, но из-за темноты я плохо их различаю, и стоит мне прицелиться, как они тотчас откатываются в сторону, и рев шторма смешивается с шумом их борьбы, и тут… — Давай, Мирта, — доносится до меня сдавленный голос Энтони. Пальцы трясутся, когда я нажимаю на спусковой крючок. Раздается выстрел, и потом… Слышно только завывание ветра и беснование шторма в ночи. Глава 22 Хелен Я опираюсь о подушки и гляжу на дочку, спящую у меня на руках, — ее крохотное тельце завернуто в одеяло, которое обнаружилось среди белья. Я разглядываю ее личико — губки сжаты, глазки закрыты, на щечках румянец — и знаю, что сделаю все на свете, лишь бы защитить ее, что все решения, которые я приняла в своей жизни, вели меня к этому мгновению. К ней. Моей дочке. Люси. Я никогда не догадывалась, что можно любить так сильно, настолько переполняться чувством. У нее мой нос. И рот, пожалуй, тоже. От Тома почти ничего нет, но, возможно, я просто не хочу замечать. В кого бы она ни пошла, она абсолютное совершенство. Уже поздно, и за последний час или около того шторм заметно усилился. На лице Джона явственно читается тревога, с каждым мгновением он все больше мрачнеет и замыкается в себе. Во время родов и сразу после появления Люси на свет он так старался, чтобы у нас с ней все получилось, что, казалось, забыл о шторме. Но сейчас мы с ней в порядке, а шум снаружи становится все слышнее, и он с напряженным видом расхаживает взад и вперед по комнате. — Эти звуки напоминают вам о войне, да? — Да. — А помочь как-нибудь можно? — Не особенно, к сожалению. — Мне казалось, раньше вы так не переживали. Во время родов. Наверное, отвлекались. — Возможно. Это из-за волнения. Я ведь, как уже говорил, давно не практикую, а тут условия отнюдь не идеальные. Но вы отлично справились. Вы обе. — Я страшно боялась, — сознаюсь я. — Но вы меня успокаивали. И, казалось, все держали под контролем. Спасибо вам за это. Что приехали. И за все, что сделали для нас. — Я должен был быть тут и рад, что вы были не одни. Такой непогоды я никогда не видел. — Я тоже. Все думали, что он пройдет мимо. Интересно, Том был в море, когда разразился шторм? Ударил ли он и по Ки-Уэст? Возможно, он даже не знает, что я ушла, и ураган — идеальная возможность исчезнуть и начать все заново. Я не могу вернуться к прежней жизни. — Надеюсь, тетя Элис осталась в гостинице. Надеюсь, она никуда не поехала. — Я уверен, что с ней все в порядке. Она, конечно, поняла, что садиться за руль нельзя. Вероятно, дороги какое-то время будут размыты, — в отдалении слышится треск, и он судорожно сглатывает. — Сколько обычно длится подобный шторм? — Часами. Все зависит от того, насколько он сильный, как быстро движется и в какой его части мы оказались. Джон морщится. — Как только прояснится, нужно попытаться отправить вас в больницу. Просто чтобы удостовериться, что все хорошо. Пока вы спали, я проверил запасы на кухне — надолго их не хватит. Снова слышится грохот, точно что-то врезалось в стену домика, и я вцепляюсь в Джона. Его рука дрожит, и я быстро и ободряюще пожимаю ее. Люси шевелится, мордашка у нее сонная, и я перекладываю ее на другую руку. Она сжимает ротик и снова закрывает глазки. — Она красавица, — шепчет Джон. — Да. И что же нам делать? — А что тут поделаешь? Только надеяться на лучшее. Я держу Джона за руку — усталость начинает брать свое, и веки снова становятся тяжелыми. * * * Когда я просыпаюсь, снова грохочет, а еще слышится металлический скрежет и жуткий пронзительный треск. Малышка плачет. Рядом со мной Джон, его тело подрагивает, руки обнимают меня. — Что происходит? — Я моргаю, пытаясь прийти в чувство. — Сколько я спала? — Недолго. Час от силы, — мрачным голосом отвечает Джон. — Вода прибывает быстро. — Море близко? — Да. Кровать — самое высокое место в комнате, и никаких высоких строений поблизости нет. Если вода зальет дом… Снова раздается скрежет, точно крышку консервной банки срывают одним резким движением, только он громче, гораздо громче. Я поднимаю глаза к потолку. — Это что… — Кусок крыши снесло, — подтверждает он. * * * В углу домика, возле двери, там, где ветер сорвал часть кровли, в образовавшуюся дыру льется дождь. Доски пола намокли, и до меня не сразу доходит, что причина тому не дождь — вода просачивается снизу. Вокруг море. Деваться нам некуда. Я так устала от родов, что кажется, будто я попала в один из своих снов, точно все это не взаправду. Это опять сон про лодку, и меня качает на волнах взад и вперед, из стороны в сторону. Люси снова плачет — этот призывный звук разгоняет морок, я опускаю ворот ночной рубашки, которую одолжила мне Элис, и принимаюсь ее кормить. Мы приноравливаемся друг к другу не сразу, но в итоге она жадно смыкает ротик и начинает сосать. Я разглядываю крохотный сверток, лежащий у меня на руках, и снова ощущаю, как накатывает усталость. Возможно, изнеможение — это благо, способ притупить остроту происходящего с нами. Нас по-прежнему качает. Кажется, что домик движется, точно лодка, по морю, и кровать скользит и кренится. Я пытаюсь подняться, но слабость такая, что я оседаю на кровати. Ноги плещутся в воде, подол рубашки намок. Море прибывает, поднимается к кровати, движется неуклонным потоком.