— Но сумею ли я? Если у меня будет внебрачный ребенок, я лишусь всей моей респектабельности. Я знаю, ты не обречешь меня на подобную жизнь. — Я хочу весь мир тебе отдать, Винсента, — прошептал он. Когда он в этот раз протянул руку ко мне через разделявшее нас расстояние, я позволила его пальцам легонько задеть мои, зная, что это, быть может, самый последний раз, когда мы касаемся друг друга: — Тогда не суди меня слишком сурово за то, что я намереваюсь рассказать тебе. И я изложила ему мой план. Все подробности, за исключением того, куда я поеду, чтобы разрешиться от бремени. Он слушал, а я говорила ему, не оставляя недомолвок, что намерена вычеркнуть его из моей жизни. И чем дольше я говорила, тем больше расстояние между нами ощущалось словно непреодолимая пропасть. Никогда себе не прощу. Когда я закончила свою речь, Мэттью поглядел вниз, на наши руки, что соприкасались лишь самыми кончиками пальцев: — Все эти недели я безвылазно сидел на ферме Вистерия, пытаясь понять, чего ж такого я мог сотворить. Из-за чего такого ты бы могла отринуться от меня, ведь ты — это все, о чем я думаю, — он поднял на меня взгляд: — Есть иной путь, Винсента. Я помотала головой: — Я все уже решила. — Нет, ты еще не решила. — Да, я ре… — Выходи за меня. Я отпрянула: — Выйти за тебя? — Выходи за меня, пожалуйста, — повторил он и его голос сломался, когда он схватил меня. Я попыталась вывернуть мое запястье из его хватки: — Ты не обязан делать это. У меня есть план. — Прекрати болтать о своем плане. Мне нисколько не нравится этот твой чертов план! — Голос его прозвучал жестко, я никогда раньше не слыхивала от него таких грубых слов. Я сделала шаг назад: — Я не могу выйти за тебя. — Почему не можешь? Ты ничего ко мне не испытываешь, скажи честно? — спросил он. Сказать такое я не могла, и мы оба это знали. Он откинул с моего лба выбившуюся прядь волос: — Я знаю, что то, что между нами, для тебя не было мимолетным увлечением — ты пошла на невероятный риск. Когда я ничего не ответила, он попробовал подступиться с другой стороны, так сказать переложить свой парусник на другой галс: — Ты говорила про свою респектабельность. — Это единственное, что у меня есть, — сказала я. — У тебя есть я. У тебя есть наш ребенок, — сказал он нежно. Моя решимость почти дрогнула. Я так сильно жаждала поверить в эти слова, которые он предлагал мне, но это были лишь слова. — Твоя сестра этого не потерпит. Она испытывает ко мне сильнейшую неприязнь, — сказала я. — Хелен не сторож мне. — Я знаю, что Мелькорты — владельцы земли. Ты потеряешь ферму Вистерия. Он стиснул челюсти: — И тот доход, который мой деверь каждый год отдает мне в качестве части брачного договора с моей сестрой. Но я потеряю свое право называться благородным мужчиной, если позволю этим причинам удержать меня от исполнения моих обязанностей. — Даже если ты женишься, люди будут судачить, — я продолжала давить на него. — Люди хотят верить в любовь. — Люди хотят верить в падшую сущность других людей, — парировала я. — Ты всегда такая циничная? — спросил он с улыбкой. Я уперла руки-в-боки: — А ты всегда такой идеалист? Вместо ответа он заключил меня в свои объятья. — Я нашел ту женщину, на которой намереваюсь жениться. Какой мужчина не стал бы тут идеалистом? — пробурчал он, уткнувшись в мои волосы. Вопреки всей своей рассудительности, я растворилась в нем. Я так страстно нуждалась в его утешительных уверениях. — Как же мы этот устроим? — спросила я. Он коротко рассмеялся: — Ну, я ожидаю, что нас, вероятнее всего, не станут венчать в деревенской церкви Всех святых, если ты это имеешь в виду. — Но когда мы отыщем другое место, где обвенчаться, пройдет столько времени, что я уже не смогу удерживать в секрете, что жду ребенка. — В таком случае мы последуем твоему плану. Вместе, — сказал он. — Уедем? — Да. Мы тихо обвенчаемся и уедем в путешествие в Италию или Испанию. Это будет выглядеть, как если бы мы уехали, чтобы провести там наш медовый месяц, и это позволит тебе спокойно доносить беременность. Месяц спустя мы напишем домой и сообщим всем, что влюбились в тамошние сельские красоты и решили остаться еще на подольше. У тебя родится ребенок. Мы объявим о его рождении девять месяцев спустя после даты венчания. Затем через пару лет мы вернемся с ребенком, ростом чуть повыше, чем другие двулетки, но кто разглядит это различие? Тем не менее, оставались и другие риски. Одно неверное движение, одно вылетевшее слово. Скандал может разрушить и его, и мою семью. Будь я более порядочной женщиной, мне бы следовало уйти прочь тогда же, сразу же. Но вместо этого я нервно сглотнула и кивнула: — Тогда мы будем венчаться. Он поймал мое лицо, заключил в свои ладони, прикоснулся своим лбом к моему: — Ты не пожалеешь об этом. Я обещаю тебе, — он сделал шаг назад, — Мне следует вернуться в дом. Хелен примется разыскивать меня. Я смотрела, как он уходит, петляет меж деревьев, пригибая голову и уворачиваясь от ветвей, до тех пор пока он словсем не скрылся из виду. Сидя тут и записывая эти слова, я знаю, что мне следует быть счастливой. На мне женится хороший, честный мужчина. Я не буду принуждена вынашивать ребенка в одиночестве. Первый раз за всю мою жизнь со мной будет идти кто-то рядом, бок о бок. Но, не смотря на все это, я не могу отделаться от некоего давящего чувства, которое потопляет всю эту радость: что мы наивны, думая суметь убежать от раскачивающегося маятника часов и от того погибельного краха, который неизбежно последует. Тем не менее, оставались и другие риски. Одно неверное движение, одно вылетевшее слово. Скандал может разрушить и его, и мою семью. Будь я более порядочной женщиной, мне бы следовало уйти прочь тогда же, сразу же. Но вместо этого я нервно сглотнула и кивнула: — Тогда мы будем венчаться. Он поймал мое лицо, заключил в свои ладони, прикоснулся своим лбом к моему: — Ты не пожалеешь об этом. Я обещаю тебе, — он сделал шаг назад, — Мне следует вернуться в дом. Хелен примется разыскивать меня. Я смотрела, как он уходит, петляет меж деревьев, пригибая голову и уворачиваясь от ветвей, до тех пор пока он словсем не скрылся из виду. Сидя тут и записывая эти слова, я знаю, что мне следует быть счастливой. На мне женится хороший, честный мужчина. Я не буду принуждена вынашивать ребенка в одиночестве. Первый раз за всю мою жизнь со мной будет идти кто-то рядом, бок о бок. Но, не смотря на все это, я не могу отделаться от некоего давящего чувства, которое потопляет всю эту радость: что мы наивны, думая суметь убежать от раскачивающегося маятника часов и от того погибельного краха, который неизбежно последует. Бэт Суббота, 12 августа, 1944 год Саутгемптон Милая моя Бэт, Каждый раз, когда я получаю одно из твоих писем, солнце начинает сиять для меня снова. Они — это то, что поддерживает меня, и благодаря им я знаю, что сумею пройти через эту бесчеловечную войну, чтобы вернуться домой к тебе. Ты спрашивала меня, каково это — работать в тылу. Знаешь, мне нельзя рассказать тебе много, иначе, боюсь, в этом письме останутся одни лишь замазанные черным строки, но я скажу, что это не похоже на то существование на голом инстинкте, которое я испытывал, когда шел в бой. То чувство не заменить ничем. Однако в том, что мы делаем сейчас, я могу видеть хорошее. Вот на дорогу выруливает грузовик, груженый бензином, и я знаю, что это продвинет наши войска пусть не на много, но вперед. Вот доставлены припасы — Мука для полевых пекарен или мясо для армейских магазинов — и я знаю, что бойцы будут сыты. Как там ферма? Как мистер и миссис Пенворти? Подцепила ли, в конце-концов, Рут какого-нибудь летуна? Эти милые мелочи делают меня ближе к тебе и к Хайбери. Навести Лорда Уолфорда в Брэмбридж Манор, сделай это для меня. Знаю, ты не захочешь беспокоить человека, владеющего таким большим поместьем, но он человек одинокий и я за него переживаю. Только пообещай мне, что не позволишь ему очаровать тебя и не выскочишь за него вместо меня. Хоть ему и 73 года, но он граф. Я тебя люблю.