— Что это за вещи? — спросила Сидни. — Глядите, там какой-то конверт! — сказала Эмма. Сидни открыла конверт и вынула из него несколько бумаг. Самым первым в этой пачке листов лежал какой-то документ явно официального вида — входящий номер в верхнем углу, а поперёк всего текста надпись красными чернилами «Копия заверена»: Дата рождения, место рождения (графство): 12 марта 1939 года, Бристоль Имя и фамилия ребёнка: Роберт РЕЙНОЛДС Имя и фамилия: Диана САЙМОНДЗ Адрес: Хайбери Хаус, Хайбери, Уорикшир Род занятий родителей усыновлённого ребёнка: домохозяйка Дата усыновления: 16 ноября 1944 год — Это неправда, это не может быть правдой, — сказала Сидни, — Мой дедушка не был усыновлён. Его имя вписано чернилами в семейную Библию точно над записью с датой смерти его отца, а совсем недавно, в начале этого года, разбирая дедушкины бумаги, я обнаружила его свидетельство о рождении. Но стоило Сидни лишь перелистнуть эти бумаги на усыновление на следующую страницу, как всё стало ясно как белый день. — Чьи это подписи? — спросила Эмма, пальцем указывая на нижний угол листа. — Диана Саймондс, Стелла Аддертон… — И Бэт Гастингс? — спросил Генри, — Но зачем моей бабуле было идти в свидетельницы? — Ты рассказывал, что она была работницей где-то в округе. Она, должно быть, была знакома либо с Дианой Саймондс, либо этой Стеллой. По-видимому, они познакомились, когда хозяйка поместья дала разрешение пропускать Бэт на территорию садов, чтобы та могла делать там свои зарисовки. Ну, те, которые ты мне показывал, — сказала Эмма. Сидни остекленевшим взглядом смотрела в пространство: — Я не понимаю. Эмма молча смотрела, как Сидни круто развернулась на каблуках и помчалась обратно к особняку с коробкой в руках. Эмма с Генри переглянулись и тотчас рванули за ней следом. Сидни влетела в дом, пробежала вниз по коридору, прямиком в библиотеку. Здесь они нагнали её, встали за её спиной — а она стояла перед высоким резным деревянным аналоем[61], на котором лежала какая-то огромная книга. — Это семейная Библия. Записи в ней уходят вглубь веков на семь поколений по линии Хелен Мелькорт, — Сидни рывком раскрыла книгу, и начала вести пальцем вниз по странице, на которой были написаны имена — разными почерками, разными оттенками чёрных чернил. — Вот, Роберт Саймондс. Это мой дедушка. Генри вгляделся в текст из-за плеча Сидни: — «Рождён 14 мая 1939 года». — Сидни, даты не сходятся, — проговорила Эмма, стараясь сохранять спокойствие. — Но если Роберт Рейнолдс был усыновлён, тогда кто же этот мальчик? — спросила Сидни, пальцем прижимая имя «Роберт» на странице своей семейной Библии — Генри, помнишь тот рисунок твоей бабушки, на котором под деревом двое мальчиков? — спросила Эмма. — Так ты думаешь, в годы войны тут было двое мальчиков. Один — Робин, а другой — Роберт, дедушка Сидни, — проговорил Генри, словно читая её мысли. — Да, этот рисунок у меня в Боу Коттедж, я могу принести его, — мягко сказала Эмма. — Хорошо бы, — тихо сказала Сидни. — Ты в порядке? — спросила Эмма. Сидни обхватила себя руками: — Зачем же было Диане, если у неё уже был один сын, усыновлять другого, но никогда ни единым словом никогда не упоминать больше того, первого мальчика? Единственное объяснение, которое приходит мне на ум, это то, что Робин, должно быть, умер. Все трое одновременно опустили глаза и посмотрели на фотоснимок трёхлетнего Робина. — Могу предположить, в те годы не одна лишь война приносила горе в семьи, — медленно проговорила Эмма. — Если эти даты рождения и усыновления верны, Роберту было всего пять лет, когда его усыновили. Он, вероятно, мало что помнил про свою жизнь до усыновления, — сказал Генри. — В практически каждой семье имеются свои секреты. Может, об этом просто не хотели рассказывать, — сказала Эмма, — Может, Диана подумала, что ему же будет проще, если он вырастет, не зная и потому не переживая об этом. Мне не известно, кем он был раньше, но, очень вероятно, жить в роли сына богатого семейства было легче. — Сидни, послушай, — Генри запустил пятерню в свою шевелюру, дёрнул, — Думаю, мы, давненько уже, но встречались со Стеллой Аддертон. Моя бабуля имела обыкновение время от времени ездить в Лондон к своим агентам обсуждать, на каких выставках какие её картины размещать. Там она останавливалась у своей подруги, Стеллы. Фамилию её я не помню, но Стелла была, как мы называем это теперь, помощником какого-то руководителя. Она много путешествовала — часто ездила в командировки — и потому оставляла ключ от своей квартиры Нэнни (так назвали мы нашу бабулю). Как-то раз Нэнни взяла меня с собой, мне лет десять тогда было. Мы ходили в Лондонский Зоопарк. — Думаешь, Бэт рассказывала Стелле, как поживает Роберт? — спросила Сидни. — Мне бы очень хотелось верить, что да. Эмма слушала в пол-уха, поскольку её взгляд зацепился за ещё кое-что, имевшееся в семейной Библии старинного рода Саймондс. Нет, этого не могло быть… Она поверить не могла, что ответ на вопрос столетней давности — и даже более, чем столетней, — всё это время постоянно находился на самом виду, если б только кто-то знал, что надо искать. — Я сфоткаю вот это, не возражаешь? — спросила она. — Хм, — шёпотом хмыкнула Сидни, принявшаяся снова рыться в коробке. — Так я сфоткаю родословное древо? Ты не против? — Давай, — сказала Сидни, снова переключившая всё своё внимание на закопанные предметы, являвшие собой свидетельства жизни неизвестного мальчика. — Эй, тут внутри ещё что-то, — сказал Генри. Камера айфона Эммы щёлкнула, сработав, она тотчас обернулась и увидела, что он держит какой-то большой железный ключ. Сидни сощурилась: — Неужели это….. — ….ключ от ворот в Зимний сад. Идёмте, разыщем Эндрю и Чарли, — сказала Эмма. Спустя полчаса, они все стояли напротив ворот, что вели в Зимний сад. Сидни разволновалась, её била нервная дрожь, от чего она чуть ли не намертво стиснула ключ в руке. А Эмма сделала шаг назад, продолжая глядеть в свой телефон, не зная, верить или нет тому, что она сфотографировала. — Эмма, — позвала её Сидни. Она моментально вскинула голову, сунула телефон обратно в карман: — Чем могу помочь? Её приятельница протянула ей ключ: — Думаю, отпереть его следует вам. — Нет, это же ваш сад, — сказала Эмма. Сидни помотала головой: — Но к жизни его возвращаете вы. Эмма бросила взгляд на Эндрю — он кивнул, соглашаясь. Она нервно сглотнула, но, тем не менее, взяла ключ. Вставила ключ в замок — он достаточно легко проскользнул, но чтобы открыть его потребовалось приложить усилия. — Подсобите мне, ладно? — попросила она, крепко хватаясь за прутья решётки ворот. Генри с Эндрю одновременно навалились на старые проржавелые створки, и ворота распахнулись — в первый раз за много десятков лет. Затем все, следом друг за другом, прошли через ворота и очутились в Зимнем саду. Сидни огляделась кругом, медленно осознавая, сколь многое Эмма уже сделала: — А здесь будет красиво. — Вы уверены, что хотите продолжать восстанавливать его, даже после того, как нашли эту коробку? — спросила Эмма, надеясь, что её приятельница скажет да. Сидни утвердительно кивнула: —До этого это был сад для тех, кого постигли утраты. Теперь я хочу, чтоб он стал таким местом, где у нас появятся новые — счастливые — воспоминания. Эндрю обвил рукой талию своей жены и поцеловал её в макушку: — Думаю, нам следует начать прямо сейчас. Сидни улыбнулась своему мужу, глядя на него снизу вверх: — Через семь с половиной месяцев нас станет уже трое — скоро по этому старому большому дому начнёт бегать наш малыш, топоча своими маленькими ножками. — Но далеко убегать не будет, — сказал Эндрю, слегка побледнев. — О, Сидни! — У Эммы перехватило дыхание, она заключила свою подругу в объятья. Вот оно то, чего она искала — быть частью общей радости от того, что начинается что-то новое. Быть дома. Сидни шепнула ей на ушко: — А ты будешь поблизости, чтобы это увидеть. Эмма от неожиданности даже отшатнулась: — Как ты узнала? — В маленькой деревне ничего не утаить. Помнишь такую поговорку? На днях я в бакалейной лавке столкнулась с твоим агентом по недвижимости.