– Они были созданы тридцатитысячелетними. – Да ты посмотри на них! Им же миллионы лет, не меньше! – Точняк. Их создали тридцатитысячелетними миллионы лет назад. Время здесь, – кенгуру пожал плечами, – течет иначе. Его… склеили по-другому – врубаешься? – Кому рассказать, не поверят, – покачал головой Ринсвинд. – Я, нормальный, здоровый человек, сижу здесь и слушаю россказни кенгуру. Это так, к слову. – Между прочим, мне очень трудно подыскивать такие слова, чтобы ты все понял, – упрекнул его кенгуру. – Отлично, продолжай поиски, рано или поздно найдешь. Хочешь бутерброд с вареньем? Это кружовник. – Не хочу. Я, друг, придерживаюсь строгой травяной диеты. Послушай… – Не так-то часто попадается кружовниковое варенье. Или кружовничье – как правильно? Малиновое, клубничное – сколько угодно. Даже черносмуродиновое. На сто банок лишь одна – кружовник. О, извини, продолжай. – Ты правда хочешь слушать дальше? Или смеешься надо мной? – А ты видишь на моем лице улыбку? – Ну ладно… Ты когда-нибудь замечал, что на больших пространствах время течет медленнее? Бутерброд замер на полпути ко рту Ринсвинда. – Замечал. Но ведь это только так кажется. – Думаешь? Когда создавался этот континент, времени и пространства оставалось совсем немного. Вот и пришлось их перемешать, чтобы все работало. Тут время происходит с пространством, а пространство происходит со временем… – Отличное варенье, но, знаешь, вот ем и думаю: наверняка ведь рано или поздно попадется кусок сливы, – с набитым ртом проговорил Ринсвинд. – Или, к примеру, ревеня. Ты не поверишь, но так делают сплошь и рядом. Запихивают в банку ягоды и фрукты подешевле. Я как-то в Анк-Морпорке познакомился с одним типом, который варенье варит, так он рассказывал, чего туда только не суют – и объедки, и красители, а я спросил, ну а как же малиновые косточки, а он и говорит: так они ж из дерева. Из дерева! Мол, для этого у них специальный станок, чтобы косточки разных размеров точить. Представляешь? – Друг, может, ты прекратишь нести эту чушь о варенье и придешь в себя? Ринсвинд опустил бутерброд. – О боги, надеюсь, что не приду, – вымолвил он. – Сам подумай: я сижу в пещере, расположенной на континенте, где никогда не бывает дождей и где кишмя кишат всякие кусачие твари, и разговариваю – только не обижайся – с каким-то травоядным, которое пахнет будто любимый коврик легко возбудимых щенков, а недавно я обрел способность находить в самых неожиданных местах бутерброды с вареньем и всякие пирожки, и на стене древней пещеры мне показали весьма странный рисунок, а еще меня предупредили, что тут абсолютные нелады со временем и пространством, – и после всего этого вышеупомянутый травоядный кенгуру хочет, чтобы я пришел в себя? Когда задумываешься над всем этим, невольно задаешься вопросом: а я-то тут при чем? – Вишь ли, друг, на самом деле это место так и не было досоздано. Его не повертели, не покрутили… не подогнали… – Кенгуру посмотрел на Ринсвинда таким взглядом, словно читал его мысли. – Это как в составной картинке: последний кусочек подходит, он нужной формы, но, чтобы он встал на место, его нужно правильно повернуть. Так понятнее? А теперь представь, что этот кусочек – чертовски большой континент, который нужно вертеть в девяти измерениях сразу. И тут… – На сцену выхожу я? – Точняк! Весь в белом! – Гм-м… Я, конечно, понимаю, тебе мой вопрос может показаться дурацким. – Ринсвинд поковырялся в зубе, пытаясь вытащить косточку кружовника. – Но почему именно я? – Сам виноват. Явился сюда – и вдруг все пошло не так. Причем с самого начала. Ринсвинд оглянулся на стену пещеры. Земля опять затряслась. – А ты не можешь, ну, удалить меня? – В прошлом что-то изменилось. Изменилось очень серьезно. Кенгуру посмотрел на измазанное вареньем непонимающее лицо Ринсвинда и предпринял новую попытку: – Твое появление внесло фальшивую ноту. – Куда? Животное неопределенно помахало лапой. – Проклятье, да во все это! – воскликнул кенгуру. – Тебе нужны определения? Хочешь, называй это чертовским многомерным шарниром локализованного фазового пространства. Или просто песней. Ринсвинд пожал плечами. – Не буду спорить, я приложил руку к тому, чтобы отправить на тот свет нескольких пауков, – сказал он. – Но у меня не было выбора: либо я, либо они. Сам подумай, когда тебе прямо в лицо внезапно сигает такая тварь… – Ты изменил историю. – Не преувеличивай. Парой пауков больше, парой меньше – это ничего особенно не меняет. Представляешь, некоторые из этих гадов используют свою паутину как резинку: ты только слышишь «чпок», а в следующую секунду… – Я говорю не о той истории, которая начинается сейчас, я говорю о прошлом, о той истории, что уже случилась. – Я изменил события, которые произошли давным-давно? – Точняк. – Одним своим появлением я изменил то, что давным-давно случилось? – Во-во. Вишь ли, время, вопреки твоим привычным представлениям, течет вовсе не по прямой… – А я никогда так и не считал. Сам совершил виток-другой, поэтому я… Кенгуру широко повел лапой, словно охватывая жестом весь мир. – Дело не только в том, что события в будущем способны влиять на события в прошлом, – сказал он. – То, что не произошло, но могло произойти, тоже способно… влиять на то, что уже произошло. Более того, есть такие события, которые произошли, но которых не должно было происходить. Как правило, такие события удаляют, но даже они оставляют после себя… назовем их тенями во времени, которые влияют на то, что происходит сейчас. Скажу тебе по секрету, друг, – кенгуру многозначительно повел ушами, – сейчас все держится просто-напросто на соплях. Никто так и не удосужился навести порядок. Всякий раз поражаюсь, когда вслед за сегодня все-таки наступает завтра. Правда-правда. – Вот и я поражаюсь, – кивнул Ринсвинд. – О, если бы ты знал, как я поражаюсь! – Значит, будь спок, да? – Пожалуй, оставлю немного варенья на потом, – пробормотал Ринсвинд. – И все-таки… почему я? Кенгуру почесал нос. – Ну, как говорится: если не ты, то кто? – И что от меня требуется? – Повернуть мир. – Но чем я его буду поворачивать? Специальным ключом? – Может, и ключом. Смотря как все сложится. Ринсвинд снова оглянулся на образцы наскальной живописи. Несколько недель назад их здесь не было, а потом внезапно оказалось, что они были тут всегда. Множество фигурок. Фигурки с длинными палками в руках. Фигурки в длинных балахонах. Художник отлично справился с задачей, изобразив нечто странное, неведомое. Дабы устранить последнюю тень сомнения, достаточно было взглянуть на штуковины, красующиеся у фигурок на головах. – Во-во. Мы называем их Остроголовыми, – сказал кенгуру. – Похоже, рыба у него ловится, – буркнул главный философ. – Значит, явится весь из себя гордый и будет пилить нас, почему лодка еще не готова. Декан как раз заканчивал выцарапывать на скале чертеж. – По идее, построить лодку легче легкого, – откликнулся он. – Лодки строят даже люди, что протыкают себе носы всякими косточками. Мы же конечный продукт тысячелетий просвещения. Неужели нам не по силам будет построить какую-то жалкую лодку? – Совершенно согласен с тобой, декан. – Надо всего лишь прочесать остров и найти книжку, озаглавленную, к примеру, «Как сделать лодку. Практическое пособие для начинающих». – Очень правильная мысль. А дальше плыви себе не хочу. Ха-ха. Главный философ поднял глаза и судорожно сглотнул. В тенечке неподалеку, на бревне, восседала, обмахиваясь большим листом, госпожа Герпес. Это зрелище что-то всколыхнуло в главном философе. Он не знал, что именно, но некоторые детали – например, сопровождающий движения домоправительницы волнующий скрип – заставляли его сердце тоже скрипеть и биться быстрее. – Главный философ, с тобой все в порядке? У тебя такой вид, точно ты перегрелся. – Нет, нет, мне просто чуть-чуть… тепловато, декан. Главный философ ослабил воротничок и перевел взгляд на декана. Тот смотрел куда-то мимо него. – Ага, эти уже тут как тут, – скривился декан. По пляжу вереницей тащились волшебники. Одно из преимуществ волшебного балахона заключается в возможности использования его в качестве фартука, и сейчас фасад заведующего кафедрой беспредметных изысканий выдавался больше обычного. – Нашли еду? – поинтересовался главный философ.